Увидев взрослого Саймона Хейдена, который стоял от нее в двух шагах, она не стала смотреть на него с недоумевающим вопросом во взгляде. Наоборот, в ее глазах явственно читалось: я знаю, кто ты такой, и что с того?
— Да, Саймон, что ты хочешь?
Аааах! Те же самые слова, которые она сказала ему на автостоянке у здания начальной школы тридцать лет назад. То же недоброжелательное выражение лица. Ничего не изменилось. Все осталось по-прежнему. Он почти полжизни прожил, а она все еще смотрит на него, как на гнилой фрукт на рынке.
Ну и черт с ней. Его время пришло. Настала пора действовать решительно. Настала пора сказать ей пару ласковых, чтобы она поняла, кто здесь босс.
Саймон был так шокирован словами миссис Дагдейл, что даже не заметил, как все ее ученики застыли на месте, глядя на него с напряженным вниманием. Не заметил он и того, что буквально весь мир вокруг него застыл на месте, желая увидеть, что же он будет делать дальше. Ну, то есть машины, конечно, ехали по улице, а мухи с жужжанием выписывали в воздухе безумные спирали. Но все — и мухи, и водители в машинах, и даже молекулы воздуха в их легких, — все и вся повернулось к Саймону Хейдену, чтобы стать свидетелями его поступка.
Он попытался заговорить. Надо отдать парню должное. Вдохновенные слова пришли ему на ум, самые подходящие для такого момента. Подходящие слова, идеальный тон. Он был готов. И уже начал говорить, но вдруг обнаружил, что у него нет рта.
Он подвигал вверх-вниз губами, точнее, не губами, а тем местом на лице, где они были раньше. Оно шевелилось и растягивалось, но лишь потому, что это была кожа, а он шевелил мускулами под ней. Мускулами, которые должны были управлять движениями губ, которых у Хейдена больше не было. На их месте была только кожа — ровная и гладкая, как продолжение щеки.
Он поднес обе ладони к лицу, но это лишь подтвердило его опасения — рта не было. Не веря себе, он продолжал ощупывать пальцами лицо, как будто искал в темноте выключатель.
Он поглядел на миссис Дагдейл. От выражения на ее лице этот ужасный миг показался ему еще хуже. Презрение. Ее лицо не выражало ничего, кроме презрения. Презрения к Хейдену, к его трусости, к тому, кем он был сейчас в ее глазах. Он заною пережил тридцатилетней давности момент истины, который она показала ему на школьной стоянке. И все же на этот раз он одержал бы над ней верх — если бы у него был рот.
Но рта не было. В панике он ударил ладонью по тому месту на лице, где полагалось быть рту. Одновременно он не сводил свирепого взгляда с женщины напротив — этой злодейки с африканской стрижкой, которая опять побеждала. Единственным оружием, которое у него теперь осталось, были глаза. Но они непригодны для такого рода военных действий. Яростный взгляд не имеет той убойной силы, того мегатоннажа, которым обладает хорошее, забористое словцо.
Каким-то уголком сознания Хейден помнил, что уже был здесь раньше, в этом самом моменте и в этой самой ситуации, без рта. Но его ярость и отчаяние, объединившись, отмели это дежавю прочь. Ну и что с того, что он уже был здесь, — ему надо найти выход сейчас. Ему надо найти способ одолеть Дагдейл, показать ей, что он не такой дурак, каким она его считает.
Со все возрастающим отчаянием он оглянулся вокруг, ища хоть какой-нибудь помощи. И тут его взгляд упал на маленькую девочку. Звали ее Нелли Уэстон, и она тоже училась у миссис Дагдейл. Ей то и дело доставалось от учительницы, которая считала ее медлительной и неряшливой недотепой.
Хейден взял Нелли на руки, и его ладонь скользнула за ворот ее спортивного свитера. Это произошло так быстро, что она и пикнуть не успела. Но стоило его ладони прикоснуться к ее голой спине, и девочка сразу поняла, чего он хочет, и улыбнулась так, как не улыбалась еще ни разу в жизни в присутствии учительницы.
Нелли поглядела на миссис Дагдейл, и рот ее распахнулся широко, как у куклы чревовещателя, которой она только что стала.