В части I пять глав посвящены пяти конкретным темам, положившим начало дихотомии тела-разума и тенденции ставить мозг выше остального царства природы. Моя цель – вернуть мозг с небес на землю, а для этого мы с вами рассмотрим разные научные точки зрения на мозговую деятельность. Первая тема – абстракция, склонность представлять себе мозг как абиотическую машину, принципы работы которой совсем не такие, как у остальной живой природы. Лучший пример такого подхода – знакомая аналогия «мозг-компьютер»: мозг видится этаким транзисторным устройством, которое можно совершенствовать и развивать, чтобы в результате пробудился бесплотный дух. Вторая тема – архисложность: идея, что мозг настолько сложен, что его невозможно ни проанализировать, ни понять. За завесой архисложности удобно прятать свое невежество по поводу различных душевных качеств, которыми мы хотели бы обладать, но которые не удается объяснить, например, свободы воли. Третья тема – самозамкнутость, упор на локализацию когнитивных функций в мозге без попыток найти более глубокое объяснение. Эту тему всячески развивают представления об МРТ и других методах исследования мозга, продвигаемые в СМИ, и она дает упрощенческую картину того, как мозг помогает нам думать и действовать. Четвертая тема – обособленность от организма: мозг будто бы руководит телом единолично, а биологические процессы, которые идут вне черепа, на него практически не влияют. Наконец, пятая тема – автономия: мозг сам собой управляет и всегда себя контролирует, хотя и воспринимает свое окружение. Последние две темы подталкивают нас к представлению, что мы отрезаны от безличных движущих сил и внутри, и вне тела, которые тем не менее оказывают мощное воздействие на наши поступки.
В части II я представлю более реалистичную картину нашего мозга и сознания, основанную на биологических данных, и объясню, почему она способна сделать мир лучше. Мы рассмотрим три области, на которые сакрализация мозга сегодня влияет особенно сильно, – это психология, медицина и техника. В психологии сакрализация мозга способствует представлению, будто мозг есть перводвигатель наших мыслей и поступков. Мы стремимся понять механизмы, руководящие поведением человека, и зачастую в первую очередь ищем причины, связанные с мозгом, и упускаем из виду факторы вне головы. А в результате переоцениваем роль отдельного человека и недооцениваем роль контекста в целом ряде культурных явлений – от криминального законодательства до творчества и новаторства. Поскольку мы стремимся к более совершенной картине, выходящей за пределы идеализации, нам следует смириться с тем, что физиологическая среда организма, в который входит и мозг – но не в качестве руководителя, а наравне со всеми остальными органами, – несомненно, и предоставляет каждому из нас место встречи всех сил и факторов, и внутренних, и внешних. Если смотреть на мозг с этой точки зрения, то он видится как сложная передаточная система для самых разных поступающих в нее импульсов, а не центр управления с правом принимать единоличное решение. Если у меня появляется какая-то мысль, ее надо считать продуктом всех импульсов, которые одновременно воздействуют на мою голову, а не моей личной мыслью. Если я краду или убиваю, все, что происходит в моем преступном мозге, – это продукт моей физиологии, среды, биографии и всего общества, в том числе и вас.
В медицине сакрализация мозга приводит к очень грозным последствиям – к стигматизации психических недугов. Если мы поймем, что наш мозг имеет сугубо физическую природу, это избавит нас от традиционной склонности считать душевные болезни моральными недостатками, однако если относиться к психическим расстройствам только как к нарушениям мозговой деятельности, это практически так же пагубно для больных. Общество склонно считать, что лечить «сломавшийся мозг» труднее, чем исправлять моральные уродства, поэтому к людям, у которых якобы «проблемы с мозгом», относятся еще подозрительнее. Приравнивать душевные расстройства к мозговой дисфункции – значит еще и подталкивать больных искать неверные методы лечения, а это приводит к зависимости от медикаментов и снижению интереса к поведенческой терапии, в том числе разговорной. К тому же, если считать психические недуги заболеваниями мозга и больше ничем, можно упустить из виду еще более глубокий вопрос: ведь сами по себе душевные патологии зачастую диагностируются субъективно и определяются культурой. И разобраться во всех этих сложностях не получится, если мы сведем расстройства разума и сознания к расстройствам одного лишь мозга.
Некоторых из нас сакрализация мозга вдохновляет на мечты о научно-технических достижениях будущего. Основаны они на научной фантастике и идее «хакнуть мозг», чтобы повысить интеллект, а может быть, и загрузить мозг на какой-нибудь носитель и сохранить навечно. Но в реальности попытки «хакнуть мозг» далеко не так привлекательны. Инвазивные процедуры проводятся уже давно, но они всегда были чреваты высоким риском травм и помогают лишь в очень тяжелых случаях. Пусть лучше все нейротехнологические инновации, удовлетворяющие потребности общества, останутся за пределами нашей головы, – более того, подобные периферийные высокотехнологичные устройства уже превращают нас в транслюдей, вооруженных всевозможной переносной и нательной электроникой. Мы и побаиваемся нейротехнологии, и надеемся на нее, однако и страхи, и надежды искажены искусственным разграничением между воздействием непосредственно на мозг и косвенно, через периферическую нервную систему. Если мы избавимся от сакрализации мозга, у нас появится больше возможностей улучшить себе жизнь, попутно разрешая всевозможные научные парадоксы и этические дилеммы.
Прежде чем изложить свои доводы, я хочу сказать несколько слов о том, каких целей я не ставил себе в этой книге. Во-первых, она не объясняет, как работает мозг. В отличие от многих других авторов, я задаюсь скорее вопросом, что такое мозг, а не что он делает. В книге описываются и конкретные механизмы мозговой деятельности, но я привожу их в основном как примеры функций, выходящих за рамки стереотипов о работе мозга. Подобно тому как писатели и художники зачастую стремятся придать эмоциональную и психологическую глубину плоским фигурам персонажей истории и легенд, я тоже в меру сил хотел бы придать выпуклости и добавить нюансов в сложившийся образ органа, который в популярной литературе зачастую предстает скорее бесстрастной вычислительной машиной, нежели живой сущностью из плоти и крови.
Во-вторых, в этой книге не делается попыток опровергнуть очевидный факт, что мозг – важнейший орган, определяющий человеческое поведение. Да, все функции сознания требуют участия мозга, просто не сводятся к нему. Обо многих из них мы сегодня знаем не больше, чем полвека или век назад, и, чтобы продвинуться, нам необходимо найти базовые нейрофизиологические объяснения памяти, восприятия, языка и сознания и других подобных явлений. Я на примерах покажу, как дополнить традиционные точки зрения на мозговую деятельность новыми, расширенными представлениями, но в центре картины всегда будут нейрофизиология и мозг.
В-третьих, и это главное, в этой книге не делается никаких попыток опровергнуть объективные нейрофизиологические данные. Все, о чем я говорю, покажет, что разум и тело взаимосвязаны теснее, чем привыкла считать традиционная западная культура, но соскальзывать в необоснованные рассуждения о высоком в духе нью-эйдж я не собираюсь. Ведь картина мозга, который работает в соответствии с законами биологии и неразрывно связан с телом и средой, составлена на основе строгих научных данных. А сакрализация мозга с ее упором на экстраординарные способности мозга, напротив, многих заставляет сомневаться, что наука способна разгадать загадку человеческой мысли и поведения – и с такими представлениями я, как и большинство нейрофизиологов, категорически не согласен. Сакрализация мозга подрывает авторитет нейрофизиологии в современном обществе, поскольку представляет мозг как самодостаточное вместилище разума или души. А такой подход словно бы вычеркивает всю нервную систему, заставляет думать, будто все, что происходит в мозге, мозгом и ограничено, и пренебрегает всем, что нейрофизиология может сказать о проблемах реального мира. О такой точке зрения я и говорить не стану – и надеюсь, что вы, прочитав эту книгу, со мной согласитесь.