Дары волхвов - Бернштейн Инна Максимовна

О. Генри

Дары волхвов

(сборник)

Дары волхвов[1]

Один доллар и восемьдесят семь центов. Это все, что удалось отложить. Из них шестьдесят – одноцентовыми монетками. За эти несчастные гроши пришлось торговаться с зеленщиком, бакалейщиком и мясником, так что аж щеки горели под красноречивыми взглядами продавцов, явно не одобрявших подобную мелочность. Делла трижды пересчитала деньги. Один доллар и восемьдесят семь центов. А Рождество уже завтра.

Очевидно, что при таком положении дел оставалось лишь рухнуть на старый потертый диванчик и зарыдать в голос. Так Делла и поступила. Из чего можно сделать вполне однозначный вывод, что жизнь состоит из рыданий, всхлипов и улыбок, причем всхлипы преобладают.

Пока хозяйка дома потихонечку переходит от первой стадии ко второй, давайте осмотрим сам дом. Съемная меблированная квартира за восемь долларов в неделю. Еще не совсем нищета, но уже близко к тому.

В вестибюле внизу – вечно пустующий почтовый ящик и кнопка электрического звонка, из которой ни один смертный не смог бы выжать ни звука. Имелась и карточка с именем: «Мистер Джеймс Диллингхем Янг».

Гордое «Диллингхем» появилось на карточке в период былого достатка, когда обладатель сего достославного имени получал тридцать долларов в неделю. Теперь доход сократился до двадцати долларов, и буквы в «Диллингхеме» потускнели, словно всерьез призадумавшись, а не сжаться ли им в неприхотливое, скромное «Д». Но каждый раз, когда мистер Джеймс Диллингхем Янг возвращался с работы домой и поднимался в квартиру на самом верху, его неизменно приветствовал радостный возглас: «Джим!» – и горячие объятия миссис Джеймс Диллингхем Янг, уже представленной вам как Делла. И это прекрасно.

Делла вытерла слезы и припудрила щеки. Встав у окна, она уныло смотрела на серую кошку на сером заборе в сером заднем дворе. Завтра Рождество, а у нее только доллар и восемьдесят семь центов на подарок Джиму. Она месяцами копила деньги, стараясь сберечь каждый цент, и вот результат. На двадцать долларов в неделю особенно не пошикуешь. Она не рассчитывала на такие большие расходы. Расходы всегда превышают расчеты. Всего один долларов и восемьдесят семь центов на подарок Джиму. Ее Джиму. Сколько счастливых часов провела Делла в раздумьях, что ему подарить. Что-нибудь редкое, утонченное, совершенно особенное – что-то, хоть отдаленно достойное высокой чести принадлежать ее Джиму.

В проеме между окнами стояло трюмо. Возможно, вы видели такие трюмо в меблированных комнатах за восемь долларов в неделю. Наблюдая за сменой своих отражений в его узких продольных створках, очень худой и очень подвижный человек может составить себе более-менее точное представление о собственной внешности. Делла, будучи худенькой, в совершенстве владела этим искусством.

Резко отвернувшись от окна, она встала перед зеркалом. Ее глаза сияли, но лицо было бледным, утратив все краски буквально за двадцать секунд. Она вмиг распустила прическу, и длинные волосы свободно рассыпались по плечам.

У четы Джеймс Диллингхем Янг было два настоящих сокровища, которыми оба по праву гордились. Одно из них – золотые карманные часы Джима, некогда принадлежавшие его отцу, а еще раньше – деду. Второе – волосы Деллы. Если бы царица Савская жила в доме напротив, Делла сушила бы волосы после мытья, свесив их из окна, и перед ними померкли бы все драгоценности Ее Величества. Если бы царь Соломон служил в доме швейцаром и прятал в подвале все свои несметные богатства, Джим, проходя мимо, всякий раз доставал бы часы из кармана, и царь царей рвал бы на себе бороду от зависти.

Теперь же роскошные волосы Деллы ниспадали пышным каскадом, струясь и сверкая, подобно каштановому водопаду. Длиной ниже колен, они окутали свою обладательницу волнистым плащом. Торопливо и нервно Делла снова собрала их в узел. Почти закончив с прической, она на секунду замялась, застыв перед зеркалом, и две слезинки упали на потертый красный ковер.

И вот надет старенький коричневый жакет, надета старенькая коричневая шляпка. В вихре взметнувшихся юбок, все так же сверкая глазами, Делла спустилась по лестнице и выскочила на улицу.

Она быстро пришла куда нужно и остановилась у двери под вывеской: «Мадам Софрони. Парики и другие изделия из натуральных волос». На второй этаж Делла взлетела бегом, так что даже слегка запыхалась. Мадам Софрони, крупная, рыхлая женщина с очень бледным и хмурым лицом, была совсем не похожа на «Софрони».

– Купите у меня волосы? – спросила Делла.

– Волосы я покупаю, – сказала мадам. – Снимите-ка шляпку, голубушка. Глянем, чего у вас есть.

И вновь заструился каштановый водопад.

– Двадцать долларов, – сказала мадам, подхватив пышную массу опытной ловкой рукой.

– Давайте же их скорее, – сказала Делла.

Следующие два часа пролетели на розовых крыльях. Прошу прощения за избитую метафору. Делла бегала по магазинам, искала подарок для Джима.

И наконец-то нашла. Самый лучший подарок, словно созданный специально для Джима и больше ни для кого. В других магазинах не нашлось ничего даже близко похожего, а уж она-то смотрела везде и всюду. Это была платиновая цепочка для карманных часов, строгого и простого фасона, ценная исключительно качеством материала и исполнения, а не кричащим мишурным блеском – как и положено всякой хорошей вещи. Можно даже сказать, что цепочка и вправду была достойна Джимовых часов. Как только Делла увидела ее в витрине, она сразу решила, что эта цепочка должна принадлежать Джиму. Она была точно такая же, как он сам. Скромность и благородство – вот идеальная формулировка, одинаково подходящая к ним обоим. Заплатив за покупку двадцать один доллар, Делла поспешила домой с восемьюдесятью семью центами в кошельке. Зато с этой цепочкой Джиму будет не стыдно справляться о времени в любом обществе. Хотя часы были великолепны, но в присутствии посторонних Джим не любил вынимать их из кармана, потому что стеснялся старого кожаного ремешка, служившего вместо цепочки.

По возвращении домой радостное возбуждение Деллы слегка улеглось, уступив место благоразумию и предосторожности. Она достала щипцы для завивки, зажгла газ на плите и принялась устранять разрушения, причиненные щедростью вкупе с любовью. А это, друзья мои, большой труд – труд поистине колоссальный.

Минут через сорок ее голова покрылась тугими мелкими кудряшками, что придавало ей сходство с проказливым мальчишкой, сбежавшим с уроков. Она долго рассматривала себя в зеркале, пристально и придирчиво.

– Если Джим не убьет меня сразу, – сказала она своему отражению, – до того как успеет взглянуть повнимательнее, он, наверное, скажет, что я похожа на хористку с Кони-Айленда. Но что было делать?! Да, что делать, когда у тебя только доллар и восемьдесят семь центов?!

К семи часам кофе был сварен, и сковорода уже грелась на плите в ожидании отбивных.

Джим никогда не опаздывал. Зажав в кулаке часовую цепочку, Делла уселась за стол, на уголок, ближайший к входной двери. Снизу донеслись шаги, Джим уже поднимался по лестнице, и на мгновение Делла побледнела. Имея привычку безмолвно молиться о помощи в самых простых повседневных заботах, она и сейчас прошептала:

– Господи, миленький, пусть я останусь красивой в его глазах.

Дверь отворилась, Джим вошел и закрыл ее за собой. Он был худым и очень серьезным. Бедняга, такой молодой, всего двадцать два года – и уже обремененный семьей! Ему давно нужно новое пальто, да и перчаток у него нет.

Джим вошел в комнату и застыл, словно сеттер, почуявший куропатку. Он стоял, впившись взглядом в Деллу, и от этого странного взгляда ей стало страшно. В глазах Джима не было ни досады, ни ярости, ни удивления, ни ужаса – ничего из того, к чему она мысленно подготовилась. Он просто молча смотрел на нее этим странным, пугающим взглядом.