Во Франции и Бельгии в движении за повышение рождаемости были и демократические, и католические группы. Ассоциации многодетных семей, обычно связанные с церковными приходами, к 1920 г. слились в мощные общенациональные лобби, боровшиеся за предоставление многодетным семьям пособий и налоговых льгот. Католические лидеры опирались на папские энциклики «Rerum Novarum» и «Quadragesimo Anno», которые благословляли усилия государств по перераспределению дохода в пользу многодетных семей. Успех, которым движение гордилось больше всего, заключался во всеобъемлющей системе семейных пособий, установленных сначала в добровольном порядке на уровне отраслей, национализированных в 1930-е годы, а впоследствии превратившихся в общенациональную систему[9]. Фашистская Италия пристегнула движение за повышение рождаемости к своей борьбе с гедонизмом и за возрождение духовной силы западного человека. Государство обложило холостяков внушительным налогом и обеспечило многодетным семьям право бесплатного проезда, льготы по оплате коммунальных услуг, преимущества при найме на работу, женские консультации, гарантированные отпуска по беременности и родам, оплачиваемый в двойном размере восьмидневный отпуск новобрачным и программу семейных пособий[10].
Забота о поддержании рождаемости не обошла стороной и Веймарскую Германию (к примеру, в конституции 1919 г. содержалось несколько уважительных упоминаний о семье и многодетных семьях), где демократический режим предоставил налоговые и иные льготы семьям с пятью и более детьми. Несмотря на это, в 1928–1933 гг. рождаемость в Германии резко упала, что способствовало нагнетанию панических настроений и пессимизма, охватившего Германию в эти годы. Вскоре после того, как в 1933 г. к власти пришли национал-социалисты, министр внутренних дел Вильгельм Фрик призвал к перестройке всей политической системы и подчинению ее задачам демографической политики. Особую известность получил принятый в июне 1933 г. закон о ссудах новобрачным, по которому «расово приемлемые» пары могли получить кредит в размере 1000 дойчемарок на покупку мебели и обзаведение хозяйством, причем с рождением каждого ребенка прощалась четверть основной суммы долга[11].
Тем временем в Англии озабоченность убежденных империалистов вопросами повышения рождаемости наткнулась на требования сторонников евгеники и на классовые различия в уровне рождаемости. В то время как организованная в частном порядке Национальная комиссия по уровню рождаемости в своем докладе за 1916 г. предостерегала от опасности прекращения роста населения с точки зрения национальных интересов, другие обращали внимание на «вымирание высших классов» и беспорядочное размножение «низших»[12]. В Великобритании серьезные дебаты о «прожиточном минимуме» и пособиях на детей редко затрагивали вопрос о повышении рождаемости, поскольку рассматривались как элемент политики социального обеспечения[13].
Вопрос рождаемости породил интеллектуальную тревогу и политические решения во многих других европейских странах[14], в том числе в Швейцарии, Австрии, Голландии, Эстонии, Латвии, Венгрии, Испании и Болгарии. Сходные опасения дали о себе знать в Канаде, Австралии и США[15]. К середине 1930-х годов создалось впечатление, что все европейские народы вот-вот рухнут в пропасть демографического кризиса.
Вот в эту бурлящую идейно-политическую среду и вмешались в 1934 г. Альва и Гуннар Мюрдали, предложившие свой, уникальный подход к демографической проблеме. Мюрдали разделяли обеспокоенность других борцов за повышение рождаемости поддержанием расовой или этнической однородности, национальной обороной и негативными психологическими и демографическими последствиями сокращения численности населения. Они объявили своей целью повышение уровня рождаемости в Швеции на 40 % и отстаивали масштабное государственное стимулирование браков и рождаемости.
Но в остальном Мюрдали не соглашались с борцами за повышение рождаемости. Занявшись причиной снижения рождаемости, они отвергли идею о «духовной слабости западного человека» как анахронизм, выдвинув на передний план изменившееся в материальное положение семей, у которых пропало желание рожать детей. Они с энтузиазмом подхватили лозунг о «женской эмансипации» и другие феминистские сюжеты, заклеймив домохозяек как старомодных приживалок. Если другие борцы за рождаемость мечтали о переустройстве сельской местности и пригородов и создании там семейных гнезд, то Мюрдали прославляли городскую жизнь как неизбежное и желанное будущее. Еще скандальнее было то, что они потребовали введения в школах программы полового воспитания и широкой продажи противозачаточных средств. Если на континенте борцы за рождаемость с тоской вспоминали о лучших временах, то Мюрдали призывали ускорить приспособление к современности, видя в этом единственную надежду семей и детей. Идеологически они стремились – не больше и не меньше! – примирить меры по увеличению рождаемости и национализм с неомальтузианством, социализмом и феминизмом.
Настоящая книга, которую можно назвать интеллектуально-политической биографией, посвящена влиянию личной идеологии на науку об обществе, а социологов – на государственную политику. Деятельность Мюрдалей в ней рассматривается в двойной перспективе: как специфическая реакция на общеевропейскую проблему и как целостная сила, способствовавшая становлению современного шведского государства благосостояния. В книге приводятся сведения об истоках, содержании, политической реализации и долговременном влиянии уникальной совокупности идей, созданных, заимствованных и адаптированных двумя людьми. Если не считать революций и войн, наше столетие не знает лучшего примера того, как сила идей и человеческой воли меняют ход национальной истории.
В главе 1 дается обзор демографической, интеллектуальной и политической ситуации в Швеции, где Мюрдали развернули свою деятельность. Глава 2 прослеживает истоки интеллектуального арсенала Мюрдалей через анализ влияний, формировавших их мышление и карьеру до 1934 г. Сами новые идеи и доказывающие их аргументы изложены в главе 3. Следующая глава описывает политические дебаты, вспыхнувшие в Швеции в 1934–1935 гг. Глава 5 рассказывает о чрезвычайном интеллектуальном влиянии Мюрдалей на созданную в 1935 г. Комиссию по народонаселению, а также на связанные с ней государственные и частные организации. Глава 6 отслеживает политические отклики и развитие новых направлений политики в 1936–1938 гг. Последняя глава формулирует выводы о способности идей, связанных с современными социальными науками, влиять на людские дела и содержит предположения о том, как шведские дебаты 1930-х годов могут получить второе рождение в дебатах об американской внутренней политике на 1990-е годы.
Глава 1
Социальная и идеологическая обстановка
Мюрдали со своим новым подходом к проблеме падения рождаемости появились на уже основательно заполненной шведской сцене, выдержавшей шестьдесят лет энергичных споров о политическом смысле демографических изменений.
Для полноты картины важно учитывать и значительные экономические перемены. В начале XIX в. в Швеции посредством огораживания общинных полей была разрушена старая система сельского хозяйства. В тот период Швеция, которую нередко и весьма точно называли «укрепленной хижиной», испытывала застой заработной платы и явное обострение нищеты в сельской местности. Но фундамент нового экономического порядка был уже заложен. В 1846 и 1864 гг. парламент принял законы, отменившие систему гильдий и упростившие регламентирование промышленности. Закон о бедных 1847 г. превратил помощь беднякам из благотворительной милостыни в упорядоченную систему общественного призрения. В Швеции началась эпоха буржуазного либерализма, продлившаяся с 1850 г. по 1930 г.