Как и предсказывалось, местные партийные и советские органы оказались "сами с усами" и рьяно занялись комплектованием руководящего аппарата. Тому причиной были высокие минсредмашевские уровни зарплат, обеспечения жильём, товарами, продуктами и т.д. По образу и подобию высших органов власти, матёрые высокопоставленные партийные и хозяйственные рвачи поняли, что на них нежданно-негаданно свалилась манна небесная, и начали активно назначать своих людей на высшие руководящие посты. Первый секретарь обкома Ф.С. Горячев назначил директором больного, совершенно некомпетентного, но в высшей степени представительного, крутого и грозного человека из узкого круга приближённых. Обкомовская элита снабдила его списком высшего звена управления новым заводом. Эти руководящие кадры были лишены и современных управленческих, и каких-либо научно-технических знаний, не говоря уж о самых передовых областях физики.
Зато в среднее руководящее звено завода удалось набрать чрезвычайно компетентные, крепкие кадры. Люди среднего возраста, они заняли посты начальников цехов, отделов, лабораторий, их замов и ведущих цеховых мастеров. В основном они перешли с эвакуированных во время войны питерских заводов и успели перезреть на сибирских предприятиях, мёртвой хваткой возглавляемых выдвиженцами местного партхозклана. Этих готовых профессионалов "подпирал" новейшими знаниями поток молодых специалистов нужных специальностей, – они благодаря усилиям Минсредмаша буквально рекой стекались на новый завод из ВУЗов Новосибирска и других районов страны.
В результате сложился коллектив молодых профессионалов среднего звена, которым неуклюже управляли близкие к пенсии выдвиженцы, опирающиеся на старые связи с местными властями. Молодой главный инженер не спеша, поверх их блатных голов, тщательно подбирал будущую команду руководства завода. Через некоторое время директор-инвалид окончательно заболел и ушёл, В.Н. Якутик занял его место, а главным инженером был назначен молодой энергичный Ю.И. Тычков, начавший работу на заводе рядовым технологом. С этого времени на многие ключевые должности были назначены воспитанные в коллективе молодые кадры, замена ставленников местных властей завершилась. Начался интенсивный рост производства, обеспеченный огромными капвложениями в строительство новых производственных корпусов, объектов соцкультбыта и жилья. За исторически короткое время были созданы огромные производственные мощности. В Новосибирске появилось крупное современное предприятие, оснащённое новейшим оборудованием, первоклассными кадрами и достойной социальной инфраструктурой (ОРС, ПТУ, общежития, дворцы культуры, спорта, жильё и т. д.) Мне довелось работать главным инженером этого завода в период его полнокровного расцвета (1975–1979гг). К середине 80-ых годов численность работающих достигла семи с половиной тысяч человек, а только освоенные производственные площади превышали 180 000кв.м.
После краха советской власти объёмы производства и численность начали катастрофически падать. К настоящему времени предприятие полностью деградировало и вот уже два десятка лет напоминает ярко вспыхнувшую на четверть века и вдруг перегоревшую, никому не нужную лампочку. Долгие годы на безлюдных внутризаводских улицах стоят без какого-либо использования огромные новые корпуса, – воплощение застывшего уныния и смятения. Эта мерзость запустения вполне соответствует ситуации на всей нашей постсоветской России.
Мой любимый и свирепый зверь (Секретное производство)
Само изготовление САП по общепринятым признакам относилось к так называемому штучному производству: все сборочные операции подсборок, сборок, узлов, блоков и окончательных изделий совершались вручную. Все материалы, детали и покупные компоненты имели сопроводительные документы, в которых указывались данные о датах поступления партий, их обозначений и параметрах. В сопроводительных документах на все без исключения сборочные операции приводились сведения о том, кто персонально, когда и как провёл операцию, кто и на каком оборудовании её проконтролировал и признал соответствие требованиям. После завершения сборки каждая бочка обрастала огромной кипой бумаг, которые сброшюровывались в единую подшивку, отправляемую в спецархив. Любой исследователь, военпред или допущенная комиссия могли по этой папке восстановить мельчайшие подробности происхождения и проверок любой конкретной бочки. Вся контрольная аппаратура от узлов до изделия в целом строилась на фотоосциллографическом методе и была до крайности медлительна, субъективна и по своему уровню технически убога.
Производственный процесс на заводе регулировался незыблемыми жёсткими правилами. Приёмка изделий военными после ОТК осуществлялась не только посредством сплошного контроля, но и при положительных результатах испытаний образцов, которые подвергались жёстким воздействиям механических, термических, ресурсных и других перегрузок. Если при этих испытаниях появлялись дефекты, приёмка и отгрузка останавливались, а дальнейшие действия определялись спецрешением, которое должно было быть утверждено в Москве руководством 5 и 6 ГУМСМ и 12ГУМО. Для "проталкивания" такого решения необходимо было его обосновать, пройти сквозь огонь и воды специалистов из этих трёх главков, а затем в их сопровождении пробиться к руководству и получить вожделенные подписи.
Опираясь на полученные во студенчестве знания, я по мере набора опыта по анализу дефектов стал одним из таких "толкателей", регулярно посещавших московские руководящие ведомства. Параллельно налаживались контакты со смежниками – с разработчиками, внешними поставщиками компонентов САП и потребителями нашей продукции.
Моя жизнь стала подобна захватывающему путешествию по незнакомым местам и их обитателям. В этом скрытом от других мире я познавал новейшие закрытые научно-технические решения, значение и важность пунктуальной бюрократии оформления, талантливых людей, нюансы деловых и личных взаимоотношений, искусство переговоров и компромиссов. По мере служебного роста мне довелось побывать во всех закрытых зонах, где разрабатывались различные СБЧ, и где производилась их окончательная сборка. Я познакомился с крепким средним звеном наших институтов, заводов и воинских частей, со многими выдающимися учёными, хозяйственниками, военачальниками.
Невозможно описать все стороны, все критические ситуации, все условия пребывания в этом бурном, всегда настороженном, закрытом социуме. Приведу лишь некоторые из бесчисленных примеров своего освоения этого беспокойного, вечно настороженного, подвижного мира.
1962 год. Приёмка и отгрузка продукции военными остановлены: получена рекламация с комплектующего завода. Проводим перепроверку возвращённого блока, он в полном порядке. Ну, как показать военным причину того, чего нет? Перезваниваемся по ВЧ с потребителем, тот стоит на своём. Производство яростно роет копытами землю, мычит, рвёт и мечет. В конце концов решаем: наш представитель выезжает к ним и делаем совместную проверку. Наш представитель – это я.
Тогда были такие порядки: блок секретный, поэтому меня сопровождают (несут блок в опечатанном зелёном армейском ящике) бравый сержант и два солдатика. В форме, при оружии. Особая посадка в толмачёвском аэропорту на обычный рейс, особая встреча в свердловском Кольцово, и тут же особая пересадка на "спецкукурузник-аннушку" (АН-2). При полёте на "аннушке" обоих солдат тошнит, а бравый сержант радостно приговаривает: