Причину событий лета 2010 года, послужившую многочисленным смертям, как выяснилось, следовало искать за два года до этого. Всему виной был пожар, случившийся в доме номер 7 по улице Древесной. Жаркий, всепоглощающий, шумный пожар. От звука и треска которого приходит в трепет опытный пожарник, держащий оранжевыми перчатками шланг.
2008 год. Григорий Скрипач стоял посреди улицы, неловко шатаясь. Он смотрел на пылающий дом. Глаза, как отшлифованные морские камушки, в которых горели две спичечных головки. Из окон дома, служившего ему всю жизнь, вываливались языки огня, пуская в небо чёрные клубы дыма. С задней стороны лопнуло стекло и щедро разбросало по двору разных форм осколки. Горящие доски выпадали на зелёный газон, пуская искры. Ошмётки горелого дерева уничтожали цветы на клумбах под окнами, разламывая стебли и сжигая мягкую ткань. Пепел разлетался с крыш, создавая подобие снега. Шифер лопался и отстреливал в стороны, заставляя зевак пригибаться.
Старик смотрел, как дрожали руки. Усеянные полосками старческих морщин и натёртые, сейчас они были похожи на мятую резину. Чёрные от сажи и ободранные до крови, руки горели, будто он держал их в кипятке. Старик глупо смотрел на них, будто хотел обвинить в беспомощности и собирался выиграть дело в суде, ибо бездействие есть преступление.
Он положил руку на голову, пытаясь вспомнить момент ошибки, будто каждый просчёт выделялся на макушке неумелым бугорком. Залипшие от пота седые волосы всегда покрывала кепка, и сейчас он сам удивился, не обнаружив её. Второй рукой он держался за сердце. Глухими ударами тамтама оно отдавало в ушах, перебивая шипение и грохот огня.
Когда он недосмотрел? Скорее всего, когда пришёл домой, а лучше сказать приполз и уснул с сигаретой. Точнее сказать он не мог. Сколько раз он засыпал с ней и просыпался целёхонек. Кто бы мог подумать? Старик рассуждал как мальчишка после трёпки отца за позор на родительском собрании. А может что-то с проводкой? Розетка в кухне давно искрила. Он вцепился за эту мысль, как в шпаргалку на экзамене. Она его успокаивала, она помогала ему пережить то, что случилось, она снимала с него вину. Скорее всего, розетка подвела, как и руки.
Суд приговаривает к смертной казни через сожжение.
Старик подумал, что едва избежал смерти. Сейчас он приходил в себя, но голова была тяжёлой, будто из бронзы, а уши словно набиты ватой.
Дом, служивший столько времени, переживший родителей, родного брата, проваливался в никуда, как ядро, упавшее в болото. Он словно выражал недовольство за беспечный образ жизни Григория. Алкоголь впитался даже в одежду. Дым сигарет осел на лёгких, как краска на стенках банки. Для возраста и состояния Григория недурно, что он жив. Что было бы, если бы он вместо алкоголя пил томатный сок, а вместо сигарет бегал? Этот вопрос не раз звучал в его жизни. Задавал его и лечащий врач. Григорий старался не думать над вопросом, стыдясь возможного ответа и уклончиво переводя тему.
Старик стоял и глядел на огонь, танцующий в разбросанных осколках, в стёклах стоящих машин и глазах паникующих людей. Григорию было стыдно и страшно. Только в этот момент он осознал, что у него больше нет ни семьи, ни друзей, ни дома. Он остался один.
Григорий смутно вспоминал что произошло. Накануне он, как обычно прошёл через калитку. Было весело и легко. Вечер пел колыбельную, ноги несли, будто не касаясь земли. Входные двери мягкие как перина. Перед глазами всё крутилось, как в водовороте. Григорий плыл сквозь густой воздух. Свет солнца освещал путь к смятой кровати, от которой давно попахивало чем-то противным. Напевая мелодию детства, он сбросил обувь на пол, и, коснувшись лицом подушки, провалился в черноту. Пустота вокруг начала кружиться, он отдалялся от мира, как брошенный в океан камень. Григорий улетел, кружась на кровати, будто она стояла на огромной пластинке граммофона. Но он недолго был в волшебном мире снов. Его разбудил сосед. Могучая кисть, как молот кузнеца вырвала Григория из сна, будто сорняк из земли. Григорий очнулся в руках Игоря, чьё тёмное лицо, крутилось перед ним. В глазах играл свет заходящего солнца.
– Пожар! – кричал Игорь и оглядывался. Руками он держал затёртую клетчатую рубашку Григория. От резкого подъёма оторвалась верхняя пуговица и отскочила на пол. Игорь держал так крепко, словно в руках был тюбик зубной пасты, и он собирался выдавить содержимое, не откручивая колпачка. Две секунды и Игорь отпустил Григория, позволив упасть спиной на бугры одеяла. Он понял, что старик пришёл в себя. Игорь метнулся к комоду у дальней стены комнаты, начал рыться в нём. По потолку над ними, казалось, бегали лошади, это удивило Скрипача. Он подумал, что не до конца проснулся или остатки алкоголя не спешили покидать его, одаряя слуховыми галлюцинациями. Над головой грохотало и стучало, и это был не сон. Звук слишком отчётливый и пугающий. В окно вливался свет, слишком близкий, чтоб быть солнечным. Было душно. Грохот и яркий свет составили одно целое. Григорий пытался понять, что происходит. Он встал, но сказанные соседом слова не доходили до пункта назначения. Ноги едва держали худое тело, пропитанное до подошв обуви алкоголем.
– Бежим скорей! – крикнул Игорь. Его белая майка со следами пятен под мышками и седина в голове подсвечивались уличным заревом, – пожар, Гриша! Дом горит.
Прежде чем Григорий успел удивиться, могучая рука Игоря, покрытая тоненькими волосами, толкнула его к выходу. Он выскочил в двери, на ходу пригнувшись. Ноги, запущенные ударом соседа, неслись через комнату. Сверху над головой громыхало и трещало. Григорий ощутил духоту и слабость. В глазах появилась ясность на то короткое время, необходимое чтоб покинуть дом. Вслед за ним, держа документы, выскочил Игорь. После спёртого воздуха, тело обдало прохладой. Шум и треск стали сильней. Григорий рефлекторно прикрыл голову рукой. Он остановился перед калиткой и оглянулся, чтоб увидеть, что случилось. Огонь полыхал на чердаке, охватил боковую часть дома. Игорь оттолкнул соседа к воротам. На улице стояли несколько человек и наблюдали за происходящим. Солнце померкло на фоне оранжево-красных цветов. Григорий, подталкиваемый Игорем, выскочил за ворота собственного дома, служившего более шестидесяти лет. Один из соседей, Борис, похлопал старика по плечу. Яркие глаза оценили Скрипача на наличие ожогов, затем он перевёл взгляд на дом и наблюдал за самой запомнившийся сценой текущего лета. Борис почесал нос и чихнул. Девушка, стоявшая за их спинами, пожелала Борису здоровья. Скрипач оглянулся и увидел Люду, жившую на два дома дальше. Она выглядела старше своих тридцати пяти лет. На ней была рубашка, сквозь которую просвечивал лифчик, и джинсы. На голове зелёно-голубая косынка. Рукой она прикрывала рот. Ярко зелёные глаза выражали удивление. Подкатанные штанины джинсов, создавали ассоциацию прогулки по берегу песчаного пляжа. Игорь всунул ему документы, которые Григорий держал в комоде, в замызганном помятом файле.
– Держи, – сказал Игорь и стал рядом, повернувшись лицом к дому. Игорь чувствовал облегчение. Он спас друга и сиял, как оруженосец, охраняющий рыцаря. На светлом лице грубо, словно скальные выступы, выделялся свод бровей. Над ними капли пота, отсвечивающие серебром в зареве огня. Григорий будто попал в старый фильм, который сменялся кадр за кадром. Вот он спит в комнате, где в некоторых местах обои отошли и болтались как паруса, вот следующий кадр, где он бежит вдоль комнат со смешным видом, похожий на загнанного кролика, и финал, где зрители наблюдают самую кассовую съёмку сезона, а он стоит во главе, с глупым лицом, и трогает мокрую от пота макушку. Раздался треск лопнувшего стекла и звук рассыпанных по плинтусу осколков. Григорий заворожено смотрел на огонь. В голове гудело. Он был готов к тому, что потеряет сознание, но ничего подобного не случилось.