– Тётя Вика, можно фантик от печенья взять?
– Конечно, – разрешила Вика и сняла обёртку. – А ты читать умеешь, Серёжа? Цифры понимаешь?
– Мы только буквы в школе учили, а потом в эвакуацию поехали. – Серёжка старательно выговаривал слово «эвакуация». – Мама сказала, что здесь я буду опять ходить в школу.
Ну и хорошо, ну и славно. Не будет дату изготовления разглядывать.
Пришла из кухни Валя с дымящейся кастрюлькой.
– Вот и каша… пшеничная с маслом. Вкусная! Керосинку надо будет купить. Хозяйка сказала, что свою давать не сможет.
Разлили жидкую кашу по тарелкам, нарезали горбушку хлеба на ломтики. Вика, избалованная деликатесами, готова была поклясться, что вкуснее этой каши ничего сроду не пробовала. Было неловко есть не свою еду, но она утешала себя, что на чужой шее никогда не сидела и сумеет отблагодарить.
Потом пили чай, экономно откусывая от печенья.
– На вокзал хочу сходить, – сказала Вика, отставив чашку, – я утром видела, как приехал санитарный поезд, медсёстры раненых принимали. Медики там нужны, я думаю. Хоть у меня паспорта нет, но всё же попробую.
– Кстати, про паспорт! – вспомнила Валя. – Завтра мы пойдём в милицию, я подам документы на прописку, а ты заявишь об утере. Тебе справку выдадут, а потом и паспорт после проверки сведений.
«Проверки сведений»! Этого Вика больше всего боялась.
***
– Простите, я могу видеть врача?
Медсестра в белом халате с завязками на спине внимательно и удивлённо посмотрела на Вику, задержав взгляд на куртке.
– Анна Ивановна в санпропускнике.
– А где найти пропускник?
– Вон там, куда носилки понесли… А вы из посольства? – полюбопытствовала медсестра.
«Почему из посольства?» – подумала Вика, а потом её осенило: одежда! Слишком заметная, привлекающая внимание.
Она прошла через полный людей коридор и тамбур, заглянула в кабинет и увидела двух женщин, которые осматривали раненого.
– Здоров, – сказала одна из них и сделала пометку в журнале, – отправляем в госпиталь.
– Анна Ивановна? – осмелилась подать голос Вика.
Молодая женщина лет тридцати обернулась. Её лицо закрывала марлевая повязка, но глаза были добрыми и спокойными – это Вику приободрило.
– Можно вас на минутку, я по важному делу.
Анна Ивановна вышла в коридор и прикрыла дверь в кабинет.
– Что вы хотели?
– Я ваша коллега, эвакуировалась из Москвы, – начала Вика.
– Из Кремлёвской больницы?
– Нет, не из больницы… Я сама по себе приехала, так сложились обстоятельства.
– Понимаю, – кивнула врач.
– Мне очень нужна работа. Я офтальмолог, но могу работать и медсестрой.
Анна Ивановна внимательно смотрела на Вику:
– Как вас зовут?
– Виктория.
– Хорошее имя у вас, победное. Что вы заканчивали?
– Сеченова, в тридцать седьмом. – Вика заранее посчитала и запомнила все даты.
– Медики нам, конечно, нужны. В этом санпропускнике осматриваем пока только раненых, но это надо делать с каждым, с каждым приезжающим в город. Участились случаи малярии, сыпного тифа, не говоря уже о кишечных инфекциях… иначе эпидемии не избежать. Вы меня понимаете?
– Вполне.
– Не хватает рук… Если вы согласны, я поставлю вас работать в санпропускнике с другими медиками.
– Конечно, согласна. Только… – приступила Виктория к самому трудному, – у меня нет документов: поезд попал под бомбёжку.
– Это сейчас не редкость, к сожалению. Восстанавливайте свои документы, потом принесёте. Мы сделаем запрос в Москву по вашему месту работы. Вы где живёте?
– Ещё нигде, я только приехала.
– А, вот как! Сходите в исполком. С жильём, правда, в городе плохо, очень большой поток людей. Но попробуйте… Маша, – позвала Анна Ивановна сестру, – запиши данные Виктории…
– Александровны.
– …данные Виктории Александровны и дай ей халат. Мойте руки, принимайте следующего человека.
Медсестра с короткими косичками помогла завязать халат, подала полотенце. Вика послушно направилась к умывальнику, вымыла холодной водой руки.
Она присела на краешек кушетки и приступила к осмотру раненого, чувствуя себя, как на экзамене. Задавала вопросы и отмечала про себя, что Анна Ивановна одобрительно кивает, как учитель ученику, хорошо отвечающему урок.
– Подозрений на инфекции нет, – сказала Вика и поднялась с кушетки.
– Мне понравилось, как вы работаете. Это было профессионально, чётко, быстро. Вопросы грамотные, по делу, – похвалила Анна Ивановна.
– Спасибо.
– Завтра в вечернюю смену выходите. Да, вот ещё… если вам некуда идти… вот мой адрес. – Она быстро черкнула пару строк на клочке бумажки.
– Большое спасибо. Я думаю, что обойдусь, воспользуюсь в крайнем случае.
«Как много вокруг хороших людей! Или мне просто везёт?» – думала Вика, шагая от вокзала по улице Красноармейской. Торопиться было некуда, захотелось погулять по городу, помолодевшему на семьдесят шесть лет, привыкнуть к его новому виду.
С улиц исчезли светофоры, почти не было видно автомобилей, пропала надоевшая реклама, только ветер трепал края приклеенных на стенах агиток. Вика задержалась перед плакатом с суровой женщиной в красной косынке, приложившей палец к губам. Надпись предупреждала: «Не болтай!»
Супермаркеты с роскошными световыми вывесками уступили место скромным булочным, молочным и овощным магазинам. Не было на месте громадного дома со звездой в стиле сталинский ампир.
Вика прошла Шихобаловскую богадельню, в которой находилась школа-интернат (в будущем – приход и православная школа), остановилась перед огромным доходным домом Челышева из красного кирпича, с балконами и эркерами. Дом вмещал общежитие, квартиры и конторы.
Было холодно, в воздухе вились редкие снежинки. Вике стало зябко в короткой куртке. Такие курточки мама называла поперденчиками: короткие, что не прикрывают… ну понятно что. Виктория присматривалась к людям, спешившим по своим делам: женщинам в пальто с цигейковыми воротниками, в ватниках и платках, очень скромно, даже бедно одетым мужчинам, детям.
Рядом с тротуаром притормозила машина, и из неё выпорхнула нарядная женщина в облегающем синем пальто, в кокетливой шляпке, из-под которой выбивались белокурые локоны. Пахнуло дорогими духами. Мазнув по Вике взглядом, красавица процокала каблучками по тротуару и скрылась в старинном особняке Курлиной. Перед зданием сияли чёрным лаком шикарные мерседесы с флажками на крыльях, а у дверей топтался милиционер.
«Посольство Швеции», – вспомнила Вика. Её внимание привлекла смятая серо-голубая бумажка, валявшаяся на тротуаре. Это оказалась пятирублёвая купюра с парашютистом.
– Снова милостынька, – прошептала Вика, – пятнадцать рублей, если с той десяткой.
Она не знала ценности денег. Сколько, например, стоит хлеб: пятьдесят копеек или пятьдесят рублей? И можно ли что-нибудь купить на пятнадцать рублей?
Хлебный магазин был заметен издалека, возле него стояла толпа людей. Вика пристроилась в хвост очереди, засунула руки в рукава, сделав подобие муфты.
– Простите, сколько стоит хлеб? – спросила она у старой женщины в пуховом платке и ватнике.
Старушка зорко глянула на Вику, но не удивилась:
– Вакуированная? Оно и видно… Пятнадцать рублёв, по одной в руки дают, без карточек… С первого числа карточки будут. А на рынке триста рублёв буханочка – есть не захочешь!
Пятнадцать рублей – ровно столько и было. Вика отстояла длинную очередь, получила маленькую буханку чёрного пахучего хлеба, спрятала под куртку. Несла за пазухой как котёнка, как живое существо, чувствовала сытный запах, от которого кружилась голова. И почему раньше ей не нравился ржаной хлеб?
Вика ещё немного побродила по улицам, намёрзлась и решила вернуться в коммуналку к Валентине. Холод гнал, поторапливал, ноги сами несли к дому. Вика толкнула общую дверь в квартиру, прошла по коридору, заставленному корзинами, тазами, лыжами и ненужным хламом, и поскреблась в комнату Валентины.