Духовная грамота - Рассомахин Константин

Завещание

На южном продувном ветру,

Где горе близких сгрудит,

Светло и пусто поутру,

Тепло и сухо будет.

Я, видимо, уйду в жару,

И смерть меня остудит.

И кто-нибудь, мечом звеня

Под тихим небосводом,

Проводит, может быть, меня

До входа на свободу,

Когда, чрез Лету семеня,

Поволокусь я бродом.

И, может быть, меня там ждет

У притолоки рая

Отдохновенье от забот,

А не собака злая,

Чей ропот и мордоворот

Прохожих в дрожь бросает.

И может быть, меня тот пес,

Не покусав, приветит,

И за порогом алконост

Веселой песней встретит.

И заживу я, словно Крез,

На том прекрасном свете.

И пусть там, на небе, совсем

Ничуть не будет хуже,

Чем бытность в нашей полосе,

Где меж жарой и стужей

Мы, словно белки в колесе,

На месте стоя, кружим.

И пусть там храмы и дворцы

Под звездами сияют,

И в них пророки и творцы

Отца благословляют,

И Волопасы и Стрельцы

Пусть миром управляют.

И, по идее, чудный сад

Там должен быть, я верю,

И, коли правду говорят,

Я там увижу зверя

Мудрей земного во сто крат,

Да и людей мудрее.

Меня окликнут голоса,

И должностные лица

Меня восхитят в небеса

Летать, порхать, кружиться,

И я, чему, не знаю сам,

Начну с азов учиться.

И где-нибудь, средь синих льдов,

Над шумом водопада,

Быть может, ждет меня гнездо

С бумагой и лампадой,

Чтоб, коротая дни в бардо,

Я сочинял баллады.

И обрету я там покой,

И встречусь на тропинке

С прекрасной ангельской душой,

С моею половинкой.

И, следовательно, на кой

По мне справлять поминки?

Когда настанет грозный час,

И упадет завеса,

Беритесь за руки и в пляс

Пускайтесь все, балбесы.

Кого увижу грустным, враз

Пусть в пекло тащат бесы.

Симург

Мы были стаей одиноких птиц,

Изгоев, запевал и забияк.

Со всех на свете стран и заграниц

Собрали нас, сформировав косяк,

И был прекрасен этот жуткий стан,

Где над смутьяном царствовал смутьян.

Здесь были китоглавы и грачи,

Бакланы – пожиратели сардин,

Фигляры, гарпии, бородачи,

И каждому в клюв палец не клади,

И каждый где хотел, там и кружил,

И с нами только ветер злой дружил.

Кому пришла идея нас собрать

В столь разношерстный, бешеный кагал,

Какую цель должна такая рать

Достичь, никто из нас не понимал.

И вот перо к перу, глаза в глаза –

Слетелись побродяги на базар.

Утес, что облепила наша дичь,

С ума сходил от криков, драк и ссор.

И вот какой-то дряхлый жалкий сыч,

Протяжно свистнув, начал разговор.

И стихло все. Квохтанью старика

Внимали птицы, небо и река.

Он молвил: «На горе священной Каф

Живет загадочный царь птиц Симург.

И мы должны, свой норов обуздав,

Всем скопищем отправиться к нему.

Нас выбрали из многих, но – беда,

Что все не доберемся мы туда.

И прежде, чем подняться на крыло,

Я должен познакомить вас с Огнем,

Мрак посвятит в свое вас ремесло,

И кое-что вам растолкует Гром.

Да здравствует Симург! Эй, сброд чумной,

Нас гибель или слава ждут. За мной!»

Что? Как? На кой?.. Зачем? Куда? К чему?

Воспитанный отмщеньем и войной,

Стан загалдел: «Какой еще Симург?

Пошел бы он со всей своей родней!

Какой еще там, к черту, царь и бог?

Да он уже давно, наверно, сдох!»

Но наша ругань длилась ровно миг.

Вдруг грянул Гром, и задрожал утес,

И первой молнии сверкнувший блик

Десяток крикунов смахнул с берез,

И взвизгнув в страхе, стая в небеса

Взвилась, от смерти крылья унося.

Мы драпали куда глаза глядят,

А Гром за нами несся на парах,

Косили молнии за рядом ряд,

И только перья рассыпались в прах,

Но все ж мы выбрались, черт знает как

Из-под грозы, и вляпались во Мрак.

В такую тьму, что не видать ни зги.

Всю ночь мы мчались в полной слепоте,

Пока не поняли, что есть мозги,

Чей свет не равносилен темноте.

И вот уж, тьму лучами из глазниц

Пронзая, мчится дальше клин жар-птиц.

Но главным испытаньем стал Огонь.

Необорим и недоступен свет.

Вблизи приятно, но попробуй тронь,

Сиянье, радость, вспышка – и привет.

Там, где мы были, на краю Земли,

Немало пепла ветры намели.

И вот, пройдя сквозь сотни передряг,

Все одолев, мы все еще летим.

Нас ровно тридцать. С нами наш вожак,

Ведущий клин по грозному Пути,

И иногда нам снится, что вот-вот

Окончится наш сказочный полет.

И иногда еще такой нам сон

Мерещится, что будто бы мы все,

Вся стая, все мы вместе – это Он,

Летящий по небу во всей красе,

Достигший Истины счастливый принц…

Мы были стаей одиноких птиц.

Здесь и сейчас

Господи, что со мной?

Понимаю едва ли.

В этом мире – чужой,

А в другой – не позвали.

Словно черпак – в смоле,

Вязну весь в промежутке.

Тесно мне на Земле,

А в поднебесье – жутко.

Что творится, Благой,

С весом моим удельным?

В прошлом – одной ногой,

А другой – в беспредельном.

По зыбучей тропе

Ковылять сколько можно?

Одиноко – в толпе,

Наедине – тревожно.

Что еще за кино?

Хватит мне «или – или»!

Будто умер давно,

А воскресить забыли.

Снять седьмую печать

Почему я не вправе?!

Сколько еще торчать

Мне здесь на переправе?

Ни полслова – в ответ,

Лишь нытье под коленкой,

Желтый от лампы свет,

И дыханье – за стенкой.

И снова он…

О, добрый принц! Не ожидал вас снова…

Прошу к столу. Ну, как там, в Эльсиноре?

Все те же ветры… Вы опять в миноре.

А у меня для счастья есть основа.

Вдыхаю жизнь и радуюсь деталям.

Опять пишу, но главное – не это.

Зубрю моральный кодекс того света,

Вот потому вы здесь мне и предстали.

А вы, я вижу, только что с премьеры…

Согреться?.. Да, на улице промозгло.

Эх, вздрогнули!.. Ну, что там, на подмостках?

Согласен – эпигоны, лангольеры.

Нет, я причин не вижу для печали…

А тут я с вами, добрый принц, поспорю.

Зато какая мелодичность в хоре!..

Эх, вот бы вы им всем и показали!..

Конечно, не поймут и не проявят,

Но тут как раз-то вся весомость ваша

Сыграла б… Вот бы заварилась каша!

Нет, дорогой мой, я еще не вправе…

За то, что соизволили явиться,

Позвольте мне вам выразить… Короче,

Я так польщен и рад… Да, дело к ночи…

Ну, что, еще полста, и по темницам?

А мне еще читать и заниматься…

Всегда вам рад. Оставленному следу

Я предреку над временем победу.

Да, приходите как-нибудь с Горацио.

Закрылись двери. Пала вниз завеса.

Четверостишья – просто загляденье.

Кто следующий – ангел, привиденье?

Да, любопытна физика процесса.

Каждая рана – наука

Даже доверенным лицам

Это нельзя рассказать.

Каждое слово – печать,

Каждое имя – граница.

Даже любимой – ни звука,

Дескать, откуда рубцы?

Выжил – и в воду концы.

Каждая рана – наука.

Ни на алмаз, ни на бронзу

Не разменяю урок.

Каждая ссадина – в срок,

Каждая кара – на пользу.

Мой Робин

Колчан и стрелы за спиной,

И шорохи вокруг.

Повсюду следует за мной

Мой старый добрый друг.

Куда бы путь мой ни лежал,

Везде со мной мой паж,

Везде с собой несет кинжал

И лук мой верный страж.

Неуязвим, неуловим,

Невидим для врагов

Мой добрый Робин-херувим,

Приятель с детских снов.

Его невидимая власть –

Не просто болтовня.

Попробуй кто-нибудь напасть

Иль фыркнуть на меня.

Попробуй сзади подойди

Иль западню устрой,

Узнаешь, как за мной глядит

Мой Робин, мой герой.

Тому, кто радость дарит мне,

Мой лучник – брат и друг.

А если кто со мной в войне,

Тогда врагу каюк.

Неустрашим, необорим,

Смекалист и хитер,

Мой храбрый Робин-херувим

Любому даст отпор.

Он любит в темноте гонять

Котов, собак и крыс

Иль пьяниц горьких попугать:

«Эй, ты, прямей держись!»

Мой славный ратник – не бандит,

А добрый бедокур.

Меня в дороге веселит

Мой Робин, балагур.

И этот радостный мотив

Деревья и поля

Мурлычут тихо, подхватив:

Тра-ля, ля-ля, ля-ля.

Про узелки

Посвящается В.В.

Я с малых лет – мастак

Развязывать узлы,

Податель вечных благ

Издельям из ветлы.

Бечевки всех мастей

Спасать носили – мне.

Терпенье у людей

Устойчиво в цене.

Гирлянда, провода

Иль шерстяной моток –

Отец ко мне всегда:

«Распутаешь, сынок?

Ах, пальчики тонки,

Ах, глазик молодой,

Распутай узелки,

Будь добр, дорогой».

И мальчик расплетал,

И делал все, что мог,

И в злобе не шептал:

«Какой мне в этом прок?»

И мальчик мог весь день

В клубке концы искать.

Да просто было лень

И жаль веревки рвать.

И вот прошли года,

Промчались, пронеслись,

Да только вот – беда

Откуда ни возьмись,