Но одного этого было достаточно Сталину и его верным соратникам, которые, несмотря ни на что, все же оставались при нем, для того, чтобы в любой момент можно было найти подтверждения тому, о чем они сами постоянно размышляли.
Оставить до особого распоряжения.
Так распорядился сам Сталин, и на том самом дело его было закрыто или переведено в разряд так называемых молчунов.
Такое случается в разведке и порой действительно важно только находиться там, где такое присутствие практически вообще исключено даже в случае применения самых сложных разработанных кем-то операций.
Молчун, или Евгений Викторович Сладовский, немного устало тряхнул головой, словно отбрасывая в сторону все свои мысли и посмотрел на часы.
– Сейчас будет граница, – произнес тихо он и начал потихоньку доставать и кармана свой паспорт, а с ним приложенные к нему другие документы.
Люся ничего не ответила, но также потянулась к своему пальто, доставая и какого-то его кармана уже свой, удостоверяющий личность документ, который непременно потребуется при проверке.
Так они и сидели, пока в купе не нагрянули польские пограничники, о чем-то между собой все время переговариваясь, и практически не обращая внимания на пассажиров, которые предоставили им свои паспорта.
Совсем скоро они ушли, заглянув перед этим, правда, на всякий случай под полки и немного покопавшись в саквояже девушки.
– Фу-у, – облегченно вздохнула Люся и даже немного расслабилась, откидываясь всем телом назад, – а что они там искали?
– Возможно, бомбу, – пожал плечами Молчун и принялся укладывать документы обратно, – теперь до границы с Германией. Там вот действительно будет невесело, и досмотр будет самый тщательный. Так что, будьте готовы.
– Всегда готова! – то ли в шутку, то ли всерьез бросила ему в ответ Люся и приложила согнутую в локте руку ко лбу, как то обычно делают пионеры.
– Вы эти штучки бросьте, – очень серьезно напомнил ей Молчун, – там шуток не понимают. Могут просто высадить и пойдете пешком обратно. А могут и вовсе арестовать.
– А что, они разве граждан СССР могут арестовывать? – спросила, волнуясь, девушка и даже подалась немного вперед.
– Не знаю точно, не приходилось лично наблюдать, но случаи такие все же были. Я как-то слышал от самих немцев. Да, вы, поймите сами, кто и где кого-то будет искать. В лучшем случае напишут какую-нибудь ноту протеста в связи с пропажей человека или того же советского гражданина. А у них всегда найдется отписка. Скажут, или не приезжал вовсе, или из поезда выпал, как это часто случается, когда сильно с алкоголем переберут. Вот и оправдание. Потому, нужно быть осторожным и не подавать повода для своего задержания.
Люся прикусила на всякий случай губу и снова отодвинулась назад, как будто уже ее саму кто-то собрался забирать.
Заметив это, Молчун сказал:
– Бояться так тоже не надо, а то еще подумают, черт знает что. Я ведь говорю, что у этих немцев своеобразное мышление. Оно немного отличается от нашего. Не знаю, как там оно отражается на языке и его диалектах, но на людях вполне очевидно. В общем, всегда думайте, о чем говорите и просто так, невпопад фразы не бросайте. Немцы этого не любят. Они привыкли к сдержанности и культуре общения. Никто не навязывается к вам, и вы должны поступать, соответственно, так же.
– А как же спросить что? Тоже нельзя? – немного огорчилась Люся, широко раскрывая свои глаза, ярко выражающиеся своей синевой и словно желающие поглотить все то, что попало в их поле зрения.
– Спросить, это другое дело. Я ведь сказал, что немцы – вежливые люди и в заданном вопросе вам не откажут. Правда, перед самим вопросом необходимо обязательно извиниться. Так принято.
– Странно все это, – подвела итог всему Люся и вновь закуталась в одеяло, как будто ей на самом деле было холодно.
– Да нет, не странно, в общем-то. Просто другие люди и несколько иные принципы жизни. Мы к своим привыкли, а они, естественно, к своим. Вот так и живем пока, а что будет дальше неизвестно.
– Будет коммунизм, – уверенно и с особой гордостью сообщила девушка. – Немецкие товарищи тоже скоро подтянутся и совершат настоящую революцию, чтобы рабочий класс взял власть в свои руки.
– Господи, – взмолился на этот раз Молчун, – да, потише вы выступайте и не горячитесь. А то нас вернут обратно. Вы думаете, в вагоне нет шпионов? Ошибаетесь. Их полно. И даже стены способны прослушивать. Так что, давайте без ваших лозунгов и лучше вообще отказаться от каких-либо политических терминов. Вы на конференцию едете? Вот и будьте любезны по своему предмету отвечать. А то так, действительно, не доедете, и люди останутся без вашего доклада.
Девушка немного насупилась и несколько секунд помолчала, но затем снова взяла слово и сказала:
– Ладно, уж вам. Буду предельно осторожна. Постараюсь не испортить себе жизнь.
– Вот и славно. А теперь, с вашего позволения, я на время прилягу. Что-то подремать хочется. Наверное, от разговоров устал. Старею, однако, – и Молчун, бросив на полку серого цвета одеяло и подоткнув под него розовую подушку, принялся выполнять сказанное.
– Ну и я тоже, – тихо ответила Люся, быстро просовывая вместе с одеялом вперед ноги и удобно вытягиваясь во весь рост на самой полке.
Спустя время в купе наступила тишина, и на время все помещение погрузилось в сон.
Каждому из наших героев снилось что-то свое, и каждый реагировал на него по-своему.
Молчун, вначале абсолютно спокойный, спустя какое-то время начал немного вздрагивать и периодически сжимать кулаки.
Люся, отвернувшись перед сном к стенке, на этот раз повернулась лицом вверх и что-то бесшумно шептала, перебирая во сне губами.
Могло даже показаться, что она шепчет или читает про себя какую-то молитву, вместе с тем далеко уходя в себя, чтобы о ней никто, соответственно, не узнал.
Разведчик немного ослабил хватку и через время уже более спокойно повернулся на другой бок и, казалось, затих надолго.
Видимо, какое-то, его тревожащее беспокойство немного ослабло, и сон представил перед ним уже иную картину, возможно, более спокойную и совместимую с его обычно протекающей жизнью.
Девушка еще спала, когда Молчун неожиданно проснулся и довольно резко открыл глаза.
Что-то, словно током, ударило его по голове, отчего внутри послышался треск, а затем так же внезапно все стихло.
Какая-то внутренняя теплота расплылась где-то внутри, и его снова потянуло в дремоту.
Но спустя еще час он окончательно проснулся и принялся рассуждать, как всегда, на свои излюбленные темы.
Кто же эта девушка? В который раз спрашивал он сам себя, и в то же время не мог подобрать правильный ответ.
Какие-то сомнительного происхождения мысли не покидали его голову ровно до той поры, пока он не задумался над другим.
А из чего, собственно говоря, все началось. Или вернее, от чего. По дороге от Сталина он не наблюдал слежки, да ее и не могло быть, так как никто не знал о его присутствии и даже о том, кого он собой представляет.
Даже для охраны он был просто человек, вызванный откуда-то Сталиным и прибывшим для доклада.
Вполне резонно всякому предположить, что и находится он здесь, в Советском Союзе и никакая заграница ему, соответственно, не нужна.
Потому и слежки, как таковой, быть не должно, разве что, кто-то из бывших комиссаров решил еще раз доказать Сталину свою лояльность и вычислить дополнительно еще одного врага.
Но в таком случае, его бы давно уже арестовали и не вели бы так долго до самой границы и даже дали возможность ее пересечь.
Значит, здесь что-то другое. Возможно, замешаны уже немцы. Но, кто мог бы слить его самого, кроме как его собственно допущенная ошибка.
Но он не допустил ее, и в этом как раз был уверен.