Главное содержание этой книги состоит в демонстрации того, что – вопреки вышеупомянутому убеждению – в экономике свободного рынка отсутствует общественный договор с характерными для него принудительной солидарностью и социальной рациональностью, что доктрина свободного рынка опирается скорее на моральную философию, чем на политическую целесообразность. Иными словами, сторонники свободного рынка считают, что государственное вмешательство и другие формы достижения централизованно установленного общего блага могут оспариваться на том основании, что они противоречат принципу справедливости, а не потому, что они не согласуются с критерием максимизации общественного благосостояния. Точно так же идеи свободного рынка заслуживают признания не потому, что они высокопродуктивны. Мы не отрицаем того обстоятельства, что уважение ценностей свободного рынка (т. е. уважение принципа частной собственности, соблюдение свободы контрактов и отказ от государственного вмешательства) может иметь своим следствием рост благосостояния и более эффективное достижение экономических результатов. Однако мы делаем упор на том, что экономическая эффективность не является ключевым аргументом в пользу мировоззрения свободного рынка. Мы настаиваем также на том, что, даже если честные политики и трудолюбивые бюрократы выступают за совершенствование правил и минимальное государство, этого недостаточно для того, чтобы считать их сторонниками свободного рынка. Иначе говоря, мы утверждаем, что обоснование идеи свободного рынка, базирующееся на консеквенциализме или на том, что желаемое выдается за действительное, не выдерживает критики, и сторонники такого подхода будут вынуждены принять какую-либо из версий доктрины третьего пути[7].
1.2. Ошибки современной экономической науки
Следует заметить, что широко распространенный оппортунизм, консеквенциализм и склонность выдавать желаемое за действительное далеко не единственные проблемы, заслуживающие критического внимания. В настоящей книге мы стремились также показать, что значительная доля ответственности за всеобщее непонимание природы экономики и неумение принимать обоснованные решения в сфере экономической политики должна быть возложена на господствующую сегодня манеру экономического теоретизирования. Экономическая деятельность протекает в окружающей среде, не сводящейся к простой системе механических обменов, совершаемых рациональными индивидами, которая регулируется контрактами и для которой характерно наличие процедур принуждения, имеющих своей целью уменьшение так называемых транзакционных издержек. Среда, в которой осуществляется экономическая деятельность, имеет и социальный контекст, в котором правила игры отражают широко разделяемые и исторически обусловленные ценности. К сожалению, экономисты не слишком часто уделяют внимание оценке влияния, оказываемого этими разделяемыми ценностями. Они либо полностью игнорируют их существование, либо трактуют их как проявления «культуры», которую экономисты считают «воздействием остаточных факторов», как они называют то, что не хотят или не могут проанализировать, не говоря уже о том, чтобы объяснить. В частности, если исключить объяснения высокой экономической эффективности хорошей экономической политикой[8](сегодня именно в этом состоит общепринятый подход к анализу экономических явлений), то попытки экономистов объяснить последний кризис провалились из-за двух методологических дефектов экономической теории, которые представители мейнстрима в последние пятьдесят лет отказывались даже обсуждать[9]. Одним из этих дефектов является посткейнсианский сдвиг к холистическим построениям, другим – появившаяся в конце XIX столетия концепция гедонистической рациональности. В следующей главе мы покажем, как возникли и – в ходе неустанных усилий, направленных на то, чтобы экономическая теория обрела статус «настоящей», т. е. естественной науки, – набирали силу концепции холизма и гедонистической рациональности. По этой причине экономическая теория поддалась соблазнам индуктивизма и предалась поискам иллюзорной надежности и прогностической точности количественных методов.
1.2.1. Холизм и поиск нормальности
Строго говоря, мейнстрим совершенно определенно признает, что главными действующими лицами, определяющими то, что происходит в экономике, являются индивиды. Вместе с тем мейнстрим исходит из того, что в конечном счете наука должна формулировать общие, точные и неизменные законы, а также из того, что невозможно представить существование таких законов применительно к каждому конкретному человеческому существу (в частности, потому что каждое человеческое существо более или менее непрерывно изменяет свои конкретные особенности). Отсюда мейнстрим делает вывод, согласно которому для того, чтобы приобрести статус науки, экономическая теория с необходимостью должна создать искусственного индивида, должна сформулировать теории, которые будут применяться к этому искусственному игроку, и, наконец, должна тестировать эти теории на этом гипотетически репрезентативном агенте. Погоня за количественным подтверждением теории, получаемым на эмпирических данных, и соблазн использовать теорию для рекомендаций в сфере экономической политики еще больше сдвинули науку в этом направлении и, к сожалению, позволили легко забыть, что гипотеза о типичном индивиде должна была остаться элементом учебных пособий, каковое обстоятельство около ста лет тому назад особо подчеркивал Альфред Маршалл. К несчастью, однако, этот подход, ставший общим местом мейнстрима, поставил в центр реального мира условного типичного индивида, превратив в центральную часть целого именно эту фигуру. Иначе говоря, в качестве агентов, ставящих цели, экономисты стали рассматривать некие искусственные существа (роботов), а агрегаты проявлений таких роботов стали трактоваться как субъекты, имеющие цели и иные свойства личностей (холизм). Поэтому в результате сложилась ситуация, когда, забыв уроки, преподанные Кондорсе и Эрроу, сегодняшние экономисты часто чувствуют себя вправе устанавливать и ранжировать предпочтения, якобы имеющиеся у агрегированных величин, исследуют «поведение» общностей на основе наблюдений за их частью (т. е. за роботом) и выступают с рекомендациями о том, как достичь предписываемых («общественных») целей.
Неудивительно, что холизм открывает возможность для такой экономической политики, которая, претендуя на достижение общего интереса, считается корректировкой отклонений от нормального течения дел (при этом делается неявное допущение, согласно которому нормальное течение дел есть то, что составляет содержание ожиданий типичного экономического агента). Однако концентрируя свое внимание на агрегированных показателях, профессиональная экономическая наука упустила из виду тот факт, что экономическую деятельность с необходимостью осуществляют люди, а не роботы. Аналогичным образом, концентрация преимущественно на нормальном, т. е. неизменном течении дел, привела к тому, что большинство экономистов стали либо игнорировать индивидуальные предпочтения, либо начали рассматривать их как отклонения, а иногда и как досадные исключения из этого нормального течения дел, как случаи систематически ошибочного восприятия реальности иррациональными агентами, каковые случаи требуют коррекции, осуществляемой просвещенным технократом и политиком, действующим из благих побуждений.