Кагэтора опустил голову, задумавшись. Несомненно, у всех этих достойных людей немало достоинств и недостатков, собственных целей, противоречий, все они кого-то любят и ненавидят, ведь поэтому они и являются людьми. Даже у него самого, Кагэторы, с его набожностью, стремлением к миру и обострённым чувством справедливости, наберётся немало тёмных пятен в душе. Возможно, даже больше, чем у всех их, вместе взятых. Даже сейчас, когда встал вопрос о судьбе Уэда Масакагэ. Князь Нагао даже представить не мог, какой приговор он вынесет мятежнику через месяц. Если он прикажет его казнить или изгнать, это непременно испортит его отношения с любимой сестрой. А если помилует, это вызовет недовольство среди вассалов. Кагэтора тут же бросил пронзительный взгляд на Кагэнобу.
Кошин по-прежнему хлестал сакэ, не обращая внимания на царившее вокруг веселье. Князь Нагао знал, почему так недоволен его двоюродный брат. Всё из-за давней вражды Уэда-Нагао и Кошин-Нагао. Уэда считали себя истинными вассалами Уэсуги, которые должны были править Этиго. Кошин же, принимали сторону Тамэкагэ, отца Кагэторы, которых Уэда считали предателями, узурпировавшими власть. Не нужно гадать, что Кагэнобу желал смерти Масакагэ и отсрочка казни в корне его расстроила.
«Был бы здесь Усами! – подумал Кагэтора. – Он бы дал дельный совет.» Впервые, князь Нагао посчитал себя беспомощным без наставлений своего советника и стратега. Усами Садамицу сейчас отсутствовал в Этиго, улаживая конфликт с северным кланом Ашина из провинции Ивасиро, которые пытались поддержать восстание Масакагэ но, вовремя отступили, узнав о его поражении.
Объявив всем, что он притомился, Кагэтора покинул пиршественный зал и отправился в святилище. Несмотря на праздник, стража Касугаямы была вдвое бдительней обычного. Под началом грозного воина Ятаро, они не то, что не пытались увильнуть от службы, но даже перестали спать на ночных дежурствах. Страх перед гигантом-начальником, даже заставлял их видеть в темноте и бесшумно передвигаться по коридорам замка.
Выйдя из тэнсю, Кагэтора пошёл в западную часть главного двора. Там и находился вход в его новое святилище Бисямон-тэна, которое обустроил для него Наоэ. Для всех жителей замка, оно выглядело как обычный, личный храм господина, посвящённый его кумиру, но для Кагэторы и Наоэ, это была самая настоящая сокровищница.
Дело в том, что пару лет назад, в Этиго произошло землетрясение, от чего, небольшой ручеёк, протекавший на западном склоне горы Касуга, превратился в самый настоящий водопад, под которым, образовалась достаточно просторная пещера. Рабочие Наоэ Кагэцуны, нашли эту пещеру и доложили своему хозяину, а тот, в свою очередь, сообщил даймё. Кагэтора тут же предложил своему управляющему сделать из пещеры уединённое святилище ками войны. Наоэ задачу понял, но пошёл дальше. Обставив всё для религиозных воздаяний своего господина, он разработал тайную комнату куда, впоследствии, стали свозить часть золота с добытых рудников Этиго и Садо и некоторые ценные вещи, в том числе, редкие доспехи и оружие, которые изволил коллекционировать князь Нагао.
Кагэтора почти дошёл до входа в храм, как его окликнули. Князь даже не стал оборачиваться. Его, не совсем хорошее, настроение испортилось ещё больше, когда он узнал голос, позвавший его. Он остановился и стал ждать, когда обладатель знакомого до боли голоса подойдёт поближе.
– Конбанва братец! – подойдя, поприветствовала Айя.
– Добрый вечер сестра! – ответил Кагэтора. Он обернулся и поклонился. – Почему ты ходишь одна в столь позднее время?
– Только не говори, что с возрастом ты утратил прозорливость? – парировала женщина. Голос её был спокоен, но в нём без утайки, присутствовали нотки укора. – Ты знаешь, зачем я здесь. А если нет, то Наоэ наверняка просветил тебя.
– Ты права. – согласился Кагэтора. Он смотрел в сторону, не глядя в глаза сестре. – И, тем не менее, я не понимаю, что ты хочешь от меня услышать?
– Что ты намерен сделать с моим мужем? – прямо задала вопрос Айя.
– Он мятежник и будет наказан. Я оглашу приговор через месяц, в первый день месяца нагацуки.
– Это не меняет моего вопроса. – настойчиво сказала женщина. – Я не осуждаю тебя за действия против Уэда, но пойми, мой муж хороший человек. Да, он упрям, но он свято верит в воинские добродетели; верность господину, сыновнюю почтительность, мужество, честь! Он чтит клятву, данную его отцом клану Уэсуги! Разве это не заслуживает уважения?
– Я всё это знаю. – ответил Кагэтора. – Но, всё что он чтит, противоречит порядку, установленному мной.
– Так значит, ты действительно считаешь себя полноправным властителем Этиго? – поразилась Айя, услышав слова брата.
– Сестра, ты цепляешься к словам. – Кагэтора бросил на неё недовольный взгляд. Впервые в жизни он почувствовал, что разозлился на свою старшую сестру. Ту, которую любил, наверное, больше всех на свете. – Я не собираюсь оправдываться не перед тобой, не пред твоим мужем, или ещё кем либо, кто назовёт меня узурпатором! Если ты помнишь, то я никогда не стремился ни к этой власти, ни к войне, но я пошёл на это ради вас, людей Этиго! И вы же, теперь осуждаете меня за это! Загляните себе в душу и решите, что вам действительно нужно! Я сказал Масакагэ то, что хотел! Теперь, пусть посидит и подумает, чего он на самом деле желает! Его судьба, теперь, зависит только от него самого! А до этого, не одна душа не посетит его, будь то его жена или сам предок его рода.
Айя смотрела на брата в недоумении. Она ещё никогда не видела его таким разгорячённым. Кагэтора же, проклинал себя за то, что говорил с ней на повышенных тонах. Но, он не собирался извиняться, пусть она теперь знает, что он уже не её послушный братец, а взрослый мужчина, на котором весит тяжкое бремя власти. Сейчас, как бы он этого не хотел, он не сможет по первому её слову помиловать Масакагэ. И не потому, что этого не одобрят вассалы, а потому, что так надо, он так решил.
– Я поняла тебя брат. – Айя поклонилась Кагэторе. – Я ошиблась, думая, что власть тебя настолько изменила. Всему виной глупые россказни и слухи, распускаемые завистниками. Теперь я вижу, что ты не сделаешь ничего такого, что могло бы идти вразрез с твоими убеждениями. Я буду терпеливо ждать твоего решения, каким бы оно ни было. – ещё раз поклонившись, женщина оставила своего брата наедине с собой.
Кагэтора стоял как вкопанный. Волнение закралось в его сердце. Он понял, что стал более эмоционален, чем был раньше. Мысли о том, что люди не пытаются его понять, начали одолевать его большим напором. Решение пришло, само собой. Он быстро спустился в своё святилище, разделся до набедренной повязки-фундоси и устремился к выходу из пещеры. Тому самому, который закрывал бурный поток, низвергающегося с горы водопада. Мгновение и его обнажённое мускулистое тело обдало холодным, неистовым потоком воды, охлаждая его разбушевавшийся разум. Кагэтора стоял прямо, будто мощное давление падающей с высоты воды, и вовсе его не касалось. Постепенно его сознание успокаивалось, а душа, словно отделилась от тела, воспарив высоко над Касугаямой.
Глава 2
Приговор
Месяц хадзуки 20-го года Тэнмон (август 1551). Окрестности замка Саругэ, Этиго.
Лай собак раздавался и зарослей кедрача, и постепенно приближался к охотникам. Кагэтора приготовился, вынув две стрелы из колчана, одну сжал в кулаке, другую приготовил положить на тетиву длинного лука-юми.
– Господин! – послышался волчий рык Какидзаки, заглушая даже лай его своры. – Они гонять его прямо на нас! Приготовьтесь!
Кагэтора кивнул. Он был готов, как и всегда, к тому же, это была уже не первая его охота. После объединения провинции он уже успел подстрелить зайца, завалить кабана и даже поучаствовал в соколиной охоте, столь любимой Усами. Но, сегодня Кагэиэ приготовил для него оленя, столь благородного, что любой охотник будет горд, заполучив себе его рога.