Покопай здесь. Найди ее родственников и друзей. Составь их список. Сол, Фред и Орри
будут звонить в половине шестого. Ты позвонишь в пять двадцать и скажешь мне, где ты с ними встретишься и в котором часу. Поделите список между
собой.
– Господи! – запротестовал я. – Это уж совсем белыми нитками шито. Потом вы еще захотите снять отпечатки с валика ее пишущей машинки.
Вульф пропустил мой выпад мимо ушей и решительно зашагал к раковине. Я спустился этажом ниже к себе в комнату за плащом. Внизу я забежал на
минутку к Фрицу предупредить, чтобы к ужину меня не ждали.
Глава 5
На большее не приходилось и рассчитывать. Разыскав в телефонном справочнике Бронкса домашний адрес Рейчел Эйбрамс, подтвердив его правильность
после телефонных переговоров с какой то женщиной и успев проскочить в метро до часа пик, я мысленно поздравил себя с удачным и быстрым почином.
Не прошло и шестидесяти минут с тех пор, как Вульф велел разыскать родственников и друзей мисс Эйбрамс, а я уже вошел в старый многоквартирный
дом на Сто семьдесят восьмой улице, в квартале от Гранд Конкур.
И тут же выяснил, что чересчур поторопился. Женщина, открывшая мне дверь в квартиру 4Е, не прятала глаз и спросила как ни в чем не бывало:
– Это вы звонили? Что нибудь случилось с моей Рейчел?
– Вы – мать Рейчел? – спросил я.
Она с улыбкой кивнула:
– Уже довольно давно. Во всяком случае, это никем не оспаривалось. Что случилось?
К такому повороту я не подготовился. Я считал само собой разумеющимся, что какой нибудь полицейский или журналист поставит мать в известность о
случившемся до моего прихода, так что был готов к слезам и причитаниям, но отнюдь не к тому, что мне выпадет участь сообщить матери страшную
весть. Правильнее, конечно, было бы сказать все как есть, но та величавая гордость, с которой несчастная мать произнесла «моя Рейчел»,
расстроила мои планы и нарушила душевное равновесие. Не мог я и просто извиниться и слинять, сказав, что ошибся номером, поскольку выполнял
поручение, завалив которое только потому, что мне вожжа под хвост попала, я расписался бы в профессиональной непригодности. В итоге, я из кожи
вон вылез, чтобы пошире улыбнуться, но, должен признать, язык у меня словно присох к гортани.
Она продолжала спокойно и дружелюбно смотреть на меня выразительными темными глазами.
– Наверное, надо бы впустить вас внутрь, – сказала она, – только скажите сначала, что вы хотите.
– Навряд ли я отниму у вас много времени, – выдавил я. – По телефону я сказал вам, что меня зовут Арчи Гудвин. Я собираю материал для статьи о
практикующих стенографистках. Ваша дочь обсуждает с вами свою работу?
Она слегка нахмурилась.
– Вы могли бы спросить ее сами. Разве вы не можете?
– Могу, конечно, если у вас имеется причина не говорить.
– С какой стати у меня была бы такая причина?
– Не знаю. Но вот, допустим, если бы она взялась печатать рассказ или статью по заказу какого то мужчины, рассказала она бы вам о нем – о его
внешности или манерах? Или о чем говориться в рассказе или статье?
– Разве это противоречило бы каким то правилам? – продолжала хмуриться она.
– Нет, конечно. Да дело и не в правилах, мне хотелось оживить материал, показать отношение к ее ремеслу родственников, друзей…
– Так статья будет посвящена Рейчел?
– Да. – Здесь я не солгал. Ни на йоту.
– И ее имя будет напечатано?
– Да.
– Моя дочь никогда не обсуждает свою работу ни со мной, ни с отцом, ни с сестрами, за исключением разве что финансовой стороны.