До вечера Настя пробыла в цеху, помогая подсобниками вымывать окна, посеревшие за зиму. Не хотелось вспоминать о визите к ведьме.
Горва дома не было. Он вернулся поздно, хмурый, недовольный общением с заказчиком-аристократом, не додавшим часть платы за ремонт. Долго бушевал перед Доной, возмущаясь, что моторы горят, когда "они до стратосферы летают, а виноват он, Горв, требующий много за восстановление!" Настя бы и не обратила внимание на их разговор, когда поднималась в спальню, если бы не упомянули её имя. Настя прислушалась и тихонько подошла к двери гостиной.
Дона сетовала на другое. Все соседские девочки уже повыходили замуж или помолвлены, даже дочь Елены Ваймер, бывшей сегодня, а их распрекрасные умницы даже не приглянулись никому. И это не смотря на все визиты и знакомства, которым уделяла время, таская за собой, то одну, то другую, то всех вместе.
– Это всё она виновата, – сказал Горв, имея ввиду помощницу – согласись, наши не совсем красавицы, а тут эта с её глазищами. Как придёт кто из достойных молодых людей, всё на неё пялятся. Откуда же женихам взяться? По правде, я её побаиваюсь. Не зря Инквизитор за ней присмотр оставил. Может она сглазила нас?
Настю это возмутило. Четыре года, она прожила в этом доме и никак не ухудшила дела Горва. Даже больше работы стало. А порой, приходилось нанимать людей с улицы выполнять неответственные поручения. А дочек они никак не могут пристроить, оказывается из-за Насти!
– А, говорят, Верховный, – продолжил хозяин, – ещё страшнее! Как взглянет – нутро выворачивает, все мысли прочитывает!
– И Осьена она испортила! Наговорила про магию разного и он совсем страх потерял. Говорит, можно устройство такое сделать и молнии выпускать. Сведёт с ума мальчишку. Будет как дядька твой.
– А что мы можем сделать? Сказать инспектору, чтобы забрали назад? Так он сразу припомнит сколько мы им должны.
– Может сказать – она порчу наводит на девочек?
– Сами виноваты, раз согласились. Налей винца ещё.
Про порчу они совсем перегнули. Мешает им замуж выходить! А знали бы, как они опостылели ей! И весь город, с этим вечным туманом скрывающим небо! Она скучала по звёздам и солнцу, так редко заглядывающим в окна со стороны Пятой улицы. А её, даже редких прогулок лишили.
Она пнула какую-то пустую коробку. Не помогло. Злость переполняла и одной коробкой не отделаться. Надо решаться. Нельзя останавливаться сделав первый шаг, иначе никогда не узнает, что ждёт в конце пути. Сходила к ведьме, значит выпьет, даже если подохнет потом, назло всем этим Горвам, Донам и инквизиторам, с их инспекторами!
А ведь Настя даже не знала, существует ли вообще то озеро, и прилетают ли феи из другого мира?
Быстро вернувшись в мастерскую, освещённую лишь уличными фонарями сквозь большие окна, отыскала заветную склянку. Темнота успокаивала. Не так чувствовался запах. Открыла тугую пробку и двумя глотками выпила бабкину дрянь. Её сразу чуть не выворотило от солоноватого зелья, но сжав рукой горло, словно остановила естественную реакцию желудка. Сейчас даже не страшно было умереть. Ведь, если не найдёт дороги домой, по-прежнему жить в этом мире, она не сможет.
Подумала, действие любого лекарства начинается минут через двадцать, когда яд начнёт всасываться в кровь. Но головокружение почувствовала сразу. Взгляд стал острее. Во тьме Настя различала отблески фонарей на начищенных бронзовых частях механизмов. Зрение исказилось и она увидела всё в объёме, как если бы сразу находилась и здесь и в дальнем конце машинного зала. Стала болеть голова. Резко. Сильно. Перед глазами поплыли яркие точки. Она почувствовала, как мир расширяется и город становится маленьким, кирпичные стены исчезают.
Настя увидела перед собой дерево. Серебристо-белая кора морщилась узорами и их хотелось разгадывать. Взгляд уводило по стволу вверх к сверкающей короне ветвей. Старый лес хранил молчание. Снова опустила взгляд – перед ней оказалась раскрытая книга. Она всматривалась в незнакомые письмена, такие же, как узоры на дереве. Она никогда раньше не видела их и пыталась запомнить, не понимая смысла. Извилистые, сложные, неведомые. На некоторых страницах встречались рисунки животных и растений, никогда невиданных Настей, и чертежи неизвестных механизмов. Она знала название книги. Инкарнум. Оторвала взгляд от пожелтевших листов. Увидела озеро. Вокруг тот же лес. Она узнала его по светлой коре деревьев-исполинов. Озеро ясно, зеркально отражало серые стены гор. Трёхрогий пик, как трон великана возвышался над скалами.
Три дня она бродила среди серебряных деревьев, забыв, как возвращаться из сна.
***
Потом Настя услышала голоса за дверью. Яркий свет дня заливал стены и мебель в комнате. Значит, не умерла. Прислушалась. Скрипучий голос инспектора Сухуба отчитывал хозяев дома:
– Если девушка очнётся, немедленно доложите в канцелярию. Ведьму, продавшую ей ядовитое вещество, уже допросили. Его Святейшество крайне недоволен, как вы справляетесь с поручением, мастер Горв. Это по вашей вине, госпожа Дона, девушка узнала о том, где можно приобрести подобные средства. Если вы считаете, что она опасна для общества, мы изолируем подследственную, но я думаю, что вы сами довели её до самоубийства.
Подследственная… Старуха уже всё про неё рассказала инквизиторам. Яд был выпит. И ничего не изменилось. Её по-прежнему ждала серость и смрад ненавистного города.
Как рассказывал Осьен, её нашли только утром, неподвижную, смотрящую в потолок стеклянным взглядом. Позвали доктора, но тот ничем не мог помочь. Просто ждали. Как назло в тот день пожаловал инспектор Сухуб и всё узнал. Горву и его жене досталось за недогляд.
Инспектор пришёл снова через три дня. Младшая дочь Горва принесла в гостиную чай, косилась на механическую руку, по-детски страшась уродства. Быстро вышла, оставив Настю наедине с инспектором инквизиции. Проводив взглядом девочку, тот произнёс:
– Я часто вижу такие взгляды. Людям не нравится, когда напоминают о трагедии. Я ведь не родился с железной рукой. А вы как думаете?
Настя не умела лукавить.
– В нашем мире таких не делают. Протезы похожи на настоящее тело. Это не так бросается в глаза.
– Но, насколько мне известно, вы не достигли такого уровня, чтобы пользоваться ими как настоящими руками?
– Пока нет. У нас пытаются сохранить свою и даже пришить. Или пересадить с погибшего человека.
– Да-да, – скорбно подтвердил Сухуб, – у нас тоже есть такие умельцы, только получаются у них химеры и нам приходится отлавливать этих тварей и их создателей. Это страшное преступление.
– Разве плохо, если уже погибший человек даст возможность жить другому, нуждающемуся в замене конечности или органа?
– Вы не представляете, насколько это опасно. Часть души умершего может переселиться в новое тело и поработить. Я ведь не только руки потерял. У меня была семья.
Настя прислушалась. Неужели бесчувственный инспектор будет рассказывать о себе?
– Да, – продолжал он, – не всегда я такой был. У меня была жена и две дочери. И они погибли. Один чёрный маг сделал химеру. Но не для замены органа, а соединил несколько животных. И оно выполняло его волю. Воровало детей и приносило к хозяину. Я не смог спасти их, а моя Улима угасла потом. Эта рука постоянно напоминает мне о том, как я их потерял. Когда остаёшься совсем один, хочется умереть, не правда ли?
Может быть, когда-нибудь, они могли бы стать друзьями, подумала Настя. Инспектор Сухуб, раньше казавшийся чёрствым крючкотвором, тщательно скрывал своё горе и свои потери. Его стало очень жаль, хотя именно жалости он не хотел. И Настины беды не были так непоправимы. Она ещё могла надеяться на встречу с мамой и родными, когда вернётся.