Рон цинично смотрел на изысканно красивые черты сына. Если та леди, о которой идет речь, имеет виды на Тима, через пять минут общения с ним она про это забудет. Обычно, как только выяснялось, что Тим недоумок, женщины быстро теряли к нему интерес, но если это их не отталкивало, то очень скоро убеждались, что пытаться соблазнить Тима – пустая затея, поскольку он не представлял, зачем нужны женщины и что с ними делать. Рон научил сына ретироваться в ту же минуту, как женщина начинала проявлять признаки чрезмерного волнения или принималась флиртовать с ним. Тим от природы был пуглив, и ему можно было внушить страх к чему угодно.
– Пап, можно еще пива? – снова попросил Тим.
– Можно, сынок. Иди и скажи Флорри, чтоб налила тебе кружку. Ты это заслужил.
Керли Кэмпбелл и Дейв О’Брайен провожали Тима взглядами, пока его высокая стройная фигура не скрылась из виду.
– Черт возьми, Рон, мы с тобой знакомы двадцать лет, – произнес Керли, – а я так и не соображу, от кого Тиму досталась такая внешность.
– Не ты один – я тоже, – усмехнулся Рон. – Наверное, от какого-то предка, о котором мы и слыхом не слыхивали.
Около девяти отец и сын Мелвиллы покинули паб и быстрым шагом пошли мимо стадиона «Куджи» и стоявших в ряд ярко освещенных магазинчиков, увеселительных заведений и винных баров в дальнем конце парка. Рон вел сына коротким путем, чтобы праздношатающиеся проститутки, пожиравшие Тима алчными взглядами, не вздумали пристать к нему.
Дом Мелвиллов находился на Серф-стрит, но не в элитарном районе на вершине холма, где жил жокей Нобби Кларк, а в долине внизу. Они с легкостью преодолели склон, даже не сбив дыхание, поскольку оба работали строителями и находились в отличной физической форме, и свернули к самому обычному кирпичному дому на две семьи.
Женская половина Мелвиллов давно поужинала, но едва Рон и Тим вошли в дом через заднюю дверь, из гостиной на кухню вышла их встречать Эсме Мелвилл.
– Ваш ужин давно остыл, – заявила она без особого негодования.
– Ой, да ради бога, Эс. Ты всегда так говоришь, – улыбнулся Рон, усаживаясь за стол. – Что на ужин?
– Можно подумать, тебе не все равно, когда ты накачан пивом, – ответила Эсме. – Сегодня пятница, балбес. А что ты всегда ешь по пятницам, а? Я купила у Даго рыбу с жареным картофелем – как обычно.
– Здорово! Рыба с картошкой! – воскликнул Тим, расплывшись в улыбке. – Мам, я люблю рыбу с картошкой!
Мать с нежностью посмотрела на сына и взъерошила его густые волосы – единственное проявление ласки, на которое он мог рассчитывать с ее стороны.
– Что бы я тебе ни дала, милый, ты всегда говоришь, что это твое любимое. Ладно, ешьте.
Она со стуком поставила перед мужчинами тарелки с жирной рыбой, зажаренной в кляре, и мягким, на вид совершенно нехрустящим картофелем фри, а сама вернулась в гостиную – по телевизору шла очередная серия «Улицы Коронации», которую показывали уже в энный раз. Эсме обожала этот сериал про жизнь английского рабочего класса. Сидя перед телевизором, она думала про свой большой красивый дом с садом, про хорошую погоду, про теннис и пляж и от всего сердца жалела обитателей улицы Коронации. Если уж быть представителем рабочего класса, то только в Австралии.
Тим не сказал родителям про сандвич с дерьмом, потому что уже напрочь забыл про него. Умяв рыбу с картошкой, они с отцом оставили пустые тарелки на столе и прошли в гостиную.
– Все, Эс, твое время вышло, – заявил Рон, переключая канал. – Сейчас по программе обзор крикетных матчей.
– Лучше б ты погулял чуток дольше, – вздохнула жена. – Тогда бы я посмотрела какой-нибудь фильм с Джоан Кроуфорд или еще что. А то сплошной спорт, спорт, спорт!
– Вот если Тим будет почаще брать подработку, я куплю тебе второй телевизор. – Рон скинул ботинки и вытянулся на диване во весь рост. – Где Дони?
– Наверное, с каким-нибудь парнем гуляет.
– С кем на этот раз?
– Откуда ж мне знать, милый? За нее я не волнуюсь. Она у нас умница, в обиду себя не даст.
Рон взглянул на сына.
– Эс, ну вот скажи: почему жизнь так несправедлива? У нас с тобой самый красивый парень во всем Сиднее, а толку с него? Только и способен что имя свое написать да до десяти сосчитать. И возьми Дони – умница, каких свет не видывал. Особо не учится, а университет может окончить с отличием.
Эсме, взяв вязанье, с грустью посмотрела на мужа. Бедняга Рон все понимал, но по-своему был добр к Тиму: опекал его, но не ходил за ним по пятам и не относился к нему как к ребенку. Разве он не брал его с собой пиво пить? Разве он не настоял, чтобы Тим зарабатывал на жизнь, как любой нормальный человек? Так и должно быть, ведь они с мужем уже не молоды: Рону почти семьдесят, она всего на полгода моложе. Потому Тим и родился дурачком, объяснили ей доктора. Сейчас ему двадцать пять, он их первенец. Им с Роном было далеко за сорок, когда она его родила. Доктора сказали, это как-то связано с увяданием яичников и с тем, что они долго пребывали в бездействии. А годом позже на свет появилась Дони, абсолютно нормальная. Так и бывает, подтвердили доктора. У женщины, которая начала рожать после сорока, первый ребенок самый проблемный.
Эсме остановила взгляд на сыне. У Тима было свое кресло, в котором он сейчас и сидел. Оно стояло рядом с телевизором: Тиму, как и всякому ребенку, хотелось буквально «залезть» в экран. Вон он сидит, думала Эсме, самый очаровательный, самый чудесный мальчик на свете, с сияющими глазами аплодирующий игрокам. Она вздохнула и, наверное, уже в миллионный раз задалась вопросом, что будет с Тимом, когда ее и Рона не станет. Разумеется, Дони придется его опекать. Она преданно любит брата, но ведь рано или поздно ей надоест учиться и она решит выйти замуж, а пожелает ли ее муж держать в своей семье такого, как Тим? Эсме сильно в этом сомневалась. Кому охота возиться со взрослым пятилетним ребенком, если он не твоя плоть и кровь?
Глава 6
Субботний день выдался таким же ясным и жарким, как и пятница, и Тим отправился в Артармон в шесть часов утра, одетый в футболку, строгие шорты и гольфы. Мать всегда следила, чтобы он был одет опрятно и имел в сумке чистые рабочие шорты, готовила ему завтрак, давала с собой сверток с едой на день и не отпускала из дому, не убедившись, что у него при себе достаточно денег, чтобы избежать любых возможных затруднений.
В семь часов Тим постучался в дом Мэри Хортон, которая еще крепко спала. Надев темно-серый халат поверх скромной пижамы из белого хлопка, босая, она зашлепала к двери, в раздражении убирая назад падавшие на лицо волосы.
– Бог мой, вы всегда являетесь в семь утра? – проворчала она, моргая, чтобы прогнать остатки сна.
– В это время мне положено приступить к работе, – ответил Тим с улыбкой.
– Ладно, раз уж вы здесь, покажу вам, что делать, – решила Мэри и, пройдя через патио, направилась к маленькой папоротниковой оранжерее.
Тим последовал за ней.
На самом деле под оранжерею было замаскировано хранилище садового инвентаря, инструментов и удобрений. Сразу же за дверью стоял аккуратно припаркованный садовый мини-трактор. Он был накрыт брезентом – на тот случай, если крыша прохудится. Но крыша, разумеется, не протекала, ведь строение принадлежало Мэри Хортон.
– Вот трактор, косильная дека к нему уже прикреплена. Сумеете им управлять?
Тим снял с трактора брезент и с любовью погладил его блестящую поверхность.
– Красивый!
Мэри подавила раздражение.
– Красивый или нет, работать на нем вы сможете, мистер Мелвилл?
– Конечно! Папа говорит, с техникой я очень хорошо управляюсь.
– Это радует, – язвительным тоном прокомментировала Мэри. – Мистер Мелвилл, вам еще что-то нужно?
Тим уставился на нее в изумлении.
– Почему вы зовете меня мистером Мелвиллом? Мистер Мелвилл – это мой отец. А я просто Тим.