Они подождали, пока Йоси поставит велосипед на стоянку, и поднялись по зеленым, покрытым искусственным газоном ступенькам к боковому входу. Входящие через эту дверь попадали на второй этаж. Справа помещался офис, дальше по коридору — зона отдыха и раздевалки. Сам цех был на первом этаже, так что, переодевшись, спускались вниз. Обувь полагалось оставлять на красном синтетическом коврике у входа в цех. Под жидким светом флуоресцентных ламп яркий цвет дорожки тускнел, размывался, отчего и весь коридор казался безрадостным и даже угрюмым. Под стать декору и лица женщин как будто помрачнели и осунулись; Масако, поглядывая на подруг, подумала, что, наверное, и сама выглядит такой же усталой и несчастной. Перед закутками, в которых работницы оставляли обувь, уже стояла, как обычно поджав губы, санитарный инспектор Комада, протиравшая спину каждой проходящей мимо женщины клейкой губкой — пыль и грязь не должны попасть в цех.
Они вошли в большую, застеленную татами комнату, служившую зоной отдыха. Те, кто уже переоделся, негромко разговаривали, разбившись на небольшие группки. Одни пили чай, другие жевали бутерброды, а некоторые — таких было меньше всего — даже прилегли в уголке, рассчитывая перехватить пару минут сна. Из ста человек, занятых в ночной смене, около трети составляли бразильцы. Третьей по численности группой были студенты, число которых заметно увеличилось с наступлением летних каникул. Но главной рабочей силой ночной смены оставались домохозяйки, женщины в возрасте сорока-пятидесяти лет.
По пути к раздевалке три подруги здоровались со знакомыми, кивали тем, кого знали только в лицо, а войдя в комнату, увидели в углу Яои Ямамото. Заметив их, она подняла голову, но не улыбнулась и даже не попыталась подняться с татами.
— Доброе утро, — сказала Масако, и губы Яои едва заметно дрогнули. — У тебя усталый вид.
Яои безразлично кивнула, уныло посмотрела на подошедших, однако так ничего и не ответила. Из них четверых она была самой симпатичной; можно даже сказать, что она была самой симпатичной во всей ночной смене. Почти безукоризненное лицо, широкий лоб, выразительные глаза, слегка вздернутый нос и полные губы. К тому же при небольшом росте Яои обладала идеальной фигурой. На фабрике к ней относились по-разному: одни с нескрываемой завистью и злобой, другие — по-доброму. Масако с самого начала взяла на себя роль защитницы Яои, возможно потому, что они были так не похожи. Первая всячески старалась строить жизнь в соответствии со здравым смыслом, вторая же как будто брела по миру без всякой цели, обремененная к тому же тяжелым эмоциональным багажом. Сама того не сознавая, она цеплялась за всякого рода гадость, которую старательно обходили стороной другие, исполняя роль красотки, захваченной игрой изменчивых чувств.
— Что случилось? — спросила Йоси, опуская на плечо подруги тяжелую руку с загрубевшими красными пальцами. — Ты плохо выглядишь.
Яои вздрогнула, а Йоси повернулась к Масако, которая, кивнув — идите, мол, без меня, — опустилась на татами рядом со своей «подопечной».
— Заболела?
— Нет, все в порядке.
— Опять поругалась с мужем?
— Если бы. Он уже и ругаться со мной не желает, — хмуро сказала Яои, глядя куда-то за спину подруги.
Вспомнив, что до начала смены осталось несколько минут, Масако начала собирать волосы в пучок.
— Так что случилось?
— Потом расскажу.
— А почему не сейчас? — не отставала Масако, поглядывая на настенные часы.
— Нет, не сейчас. Это длинная история.
На мгновение лицо Яои исказила гримаса гнева, тут же сменившаяся усталым безразличием. Отказавшись от дальнейших попыток разговорить приятельницу, Масако поднялась.
— Ладно.