Правда об Иисусе и его действительных стремлениях оказывается в тысячу раз более захватывающей, чем все придуманные истории о его жизни.
Он действительно выступал против официальной, превращенной в государственный институт, церкви, управляемой самоуверенными и ограниченными фарисеями, считающими и себя самих, и свои взгляды абсолютно непогрешимыми. Он также определенно порицал принудительное обращение в веру под угрозой смерти или вечного проклятия. Он никогда не учил выполнять на земле великие Божественные функции. Никогда не говорил о себе как о воплощении Божественного начала в земном облике. Не прощал грехи и никому не даровал права это делать; никогда не обещал прихода и пребывания Духа Святого вне себя самого. И, наконец, он никогда не просил и не приказывал писать Евангелия (в случае необходимости появления литературы подобного рода он вполне мог сам ее создать). Мы можем лишь догадываться об истинных стремлениях Христа, воссоздавая их на основе того традиционного образа Спасителя, который представляет его личностью великой моральной целостности и наделяет высокими человеческими и духовными качествами.
Слова, сказанные Альбертом Швейцером еще в 1913г., в наши дни оказываются более справедливыми, чем когда бы то ни было: «Современное христианство вынуждено принимать во внимание тот факт, что историческая правда о личности Христа может раскрыться в любой момент».26 Рудольф Бултманн утверждает: «Меня бы нисколько не удивило, если бы в наши дни были обнаружены останки Иисуса».27
Провидению было угодно, чтобы зияющие пробелы истории человечества, религии и церкви были заполнены в результате поездки на Восток – в самое сердце той страны, которая сделала столь огромный вклад в понимание духовных исканий, захлестнувших современный мир. Благодаря тому, что мусульмане всегда дорожили историей и стремились ее сохранить, а так же благодаря тому, что в XX веке мы располагаем таким огромным объемом информации, мы можем сегодня настолько углубить и расширить сферу исследований, что это предоставляет всем интересующимся возможность взглянуть на события по-новому. Иисус связал свою жизнь с Духом, пронизывающим всю атмосферу древней Индии. Нам же предстоит открыть для себя Иисуса с Востока, личность, сияющую светом надежды, которую дарует восточная мудрость.
Мои путешествия в Гималаях
В одном из крупных еженедельников Германии в 1973г. появилось сообщение о неком профессоре, который совершенно серьезно заявлял о том, что обнаружил могилу Иисуса Христа. К статье даже прилагались фотографии этой предполагаемой могилы. Смелый профессор во всеуслышание заявлял, что Иисус не только провел в Индии годы юности, но и, уцелев при распятии, вернулся в эту удивительную страну, где дожил до глубокой старости, странствуя и проповедуя собственное учение. Похоронен же он в столице Кашмира городе Шринагар.
Подобное заявление оказалось поистине громоподобным, и издание, осмелившееся его опубликовать, потонуло в тысячах писем, исполненных самого яростного протеста. И все же некоторые заинтересовавшиеся читатели, способные взглянуть на мир открыто и непредвзято, задавали вопросы. Это были люди, которые не боялись усомниться в сказках о непорочном зачатии, воскресении и вознесении Христа.
Вопросы и комментарии относительно статьи, посвященной удивительному открытию, продолжают поступать и сейчас, спустя долгие годы после ее опубликования. Однако они не могут получить удовлетворительного ответа, поскольку предположение о жизни Иисуса в Индии практически не получило освещения ни в одной из тысяч книг, посвященных его личности. Кажется совершенно невероятным, что никто из скептиков и не пытался выяснить, где же действительно похоронен Иисус, – ведь, даже несмотря на то, что все совершенные Спасителем чудеса можно каким-то образом объяснить, его последнее чудо – растворение тела в воздухе – кажется поистине таинственным. Библия говорит, что Иисус был «взят на небеса».
Когда я учился в университете, никто из моих профессоров не смог дать прямого и убедительного ответа на вопрос об исторической правде личности Христа, а потому, закончив курс и получив диплом преподавателя религии, я решил самостоятельно отправиться в Индию, чтобы предпринять там собственное расследование. Весной 1979г. я вылетел в Египет, а оттуда – в Бомбей. Из этого города на поезде, а потом на автобусе направился к подножию Гималайских гор, в небольшой город Дхармсала, куда в 1959г. переселился с Тибета Далай-лама. Мне необходимо было получить рекомендательное письмо к настоятелю монастыря в Хемисе. Это письмо должно было открыть путь к изучению записей, сделанных Николаем Нотовичем почти столетие назад. Аудиенции пришлось ожидать целых четыре дня, однако в конце концов я получил столь необходимый документ, на котором стояла подпись Его Святейшества, четырнадцатого Далай-ламы. Теперь можно было отправляться в Кашмир. Там я узнал, что через несколько дней должно было состояться мистическое представление, так восхитившее в свое время Нотовича. Фестиваль под названием «Чам» или «Сетчу» ежегодно, с девятого по одиннадцатый день пятого тибетского месяца, проводится в честь буддийского святого и пророка по имени Бадмасам-Бхава.
Монастырь Хемис расположен в Гималаях, на высоте почти 4000м, на расстоянии 34км от города Лех, столицы провинции Ладакх.
В наши дни в город Лех, столицу провинции Ладкх, можно добраться с относительным комфортом: за два дня автобус довезет вас туда по западным предгорьям Гималаев.
Праздник был уже в полном разгаре, когда я, наконец, прибыл в Хемис. Народу собралось великое множество, и хотя страна была открыта для иностранцев всего за пять лет до этого, легко можно было заметить толпы туристов с Запада. Мне вовсе не хотелось обнародовать цель своего визита в подобной суматохе, а потому я снова отправился в Лех, и вернулся лишь три недели спустя. Хемис – самый крупный, богатый и важный монастырь в Ладакхе. Название его произошло от индийского слова «хем» или «хен» (от санскритского «хима» – снег, прохлада). Этимология позволяет предположить, что люди жили здесь еще до установления современной тибетской культуры.
Терпение и упорство – важные добродетели, проявление которых обязательно для иностранцев, а потому поначалу на меня почти не обращали внимания. Я присоединился к монахам и отправился на кухню, которая больше всего походила на лабораторию средневекового алхимика. Там, коротая время за сдобренным маслом и солью чаем, мне пришлось набраться терпения и ждать, когда о моей персоне пожелают вспомнить. С наступлением вечера молчаливый монах жестом показал маленькую комнатку, в которой можно было переночевать. На протяжении следующих нескольких дней я оказался фактически предоставлен самому себе и развлекался тем, что бродил по бесчисленным темным монастырским коридорам и переходам, подолгу гулял по окрестностям, а к своим товарищам по кухне присоединялся лишь тогда, когда начинал испытывать нестерпимые муки голода. Утром четвертого дня моего пребывания в монастыре в келье появился молодой монах и молча, жестом, пригласил следовать за ним. Миновав бесконечно длинные темные коридоры, мы по крутой деревянной лестнице поднялись на верхние этажи монастыря, где мне не доводилось бывать до этого. Наконец путь закончился у подножия величественного храма. На просторной террасе, под сенью портала, украшающего вход в святая святых, стоял огромный стол, а вокруг него сидел целый сонм монахов. Один из них, почтенный человек средних лет, обратился ко мне на почти безупречном английском. Как я впоследствии узнал, звали этого достойного монаха Наванг-Церинг, и работал он секретарем и переводчиком настоятеля. Секретарь объяснил, что Его Святейшество, Дангси Римпош, слышал о цели моего визита и желает побеседовать лично.