На заднем дворе папа соорудил загон для оленей. Так что среди обитателей поселка мы стали известны как обладатели шести непонятных копытных зверюг. Жаркое флоридское солнце нещадно палило с утра до ночи. А сразу за нашим задним двором — благо, он был немалых размеров — тянулись бесконечные унылые болота.
Мне надоело смотреть на оленей, и я снова навел бинокль на болота.
— Ой. — Я даже вскрикнул от неожиданности, когда на меня из бинокля уставились два черных глаза. Я опустил бинокль и просто посмотрел на болота, щурясь от яркого солнца. По самому краю болота важно расхаживала какая-то большая белая птица с длинными и тонкими ногами.
— Это журавль, — сказала Эмили у меня за спиной.
Я и не слышал, как она подошла. Я обернулся. На сестре была белая майка и красные джинсовые шорты. Эмили у нас очень высокая и худая. Она сама чем-то похожа на журавля. Тем более что волосы у нее светлые, почти белые. И очень длинные. Обычно она собирает их в хвост.
Птица развернулась и направилась в глубь болот.
— Пойдем за ним, — предложил я. Эмили надула губки. С тех пор как мы сюда переехали, это полусердитое-полуобиженное выражение вообще не сходило с ее лица.
— Неохота. Жарко.
— Да ладно тебе. Пойдем. — Я потянул ее за руку. — Интересно же, что там делается на болотах. Давно пора было пойти на разведку.
Она покачала головой.
— Мне правда не хочется, Грэди. — Она поправила свои темные очки, чтобы они не съезжали с носа. — Сейчас почта придет. А я жду письма.
Ближайшее почтовое отделение находилось в соседнем городке, куда, как я уже говорил, можно было добраться только на машине. Поэтому почту нам привозили два раза в неделю. А в промежутках Эмили только и делала, что ждала писем.
— От Мартина ждешь письма? Любовной записочки? — улыбнулся я. Эмили бесит, когда я дразню ее Мартином. Мартин — это ее ухажер из Берлингтона. Ну и конечно, я стараюсь ее подколоть при первой удобной возможности.
— Может быть. — Эмили протянула руку и взъерошила мне волосы. Она знала, что я ненавижу, когда мне лохматят прическу.
— Ну пожалуйста, Эмили, — умоляюще протянул я. — Давай сходим. Мы далеко не пойдем.
— Эмили, сходи погуляй с Грэди, — вклинился в разговор папин голос.
Мы и не заметили, как папа вошел в загон. Он держал в руках большой перекидной блокнот и переходил от оленя к оленю, делая там какие-то пометки.
— Сходи погуляй, — повторил он, обращаясь к Эмили. — Все равно тебе делать нечего.
— Но, папа… — Эмили, если захочет, может разжалобить кого угодно.
Но на этот раз папу не проняло.
— Погуляй с братом, Эмили, — повторил он с нажимом. — Тем более что это очень интересно. И уж точно увлекательнее, чем стоять на жаре и спорить.
Эмили снова поправила темные очки. Они у нее постоянно съезжали с носа.
— Ну…
— Класс! — завопил я. Я был просто в щенячьем восторге. Никогда в жизни я не был на настоящем болоте. — Пойдем! — Я схватил сестру за руку и потащил за собой.
Эмили скорчила кислую физиономию и неохотно поплелась за мной.
— Какое-то у меня предчувствие нехорошее, — пробормотала она.
— Да что с нами может случиться?! — отмахнулся я и едва ли не бегом направился к болотам под сенью низких корявых пальм.
2
В лесу было жарко и сыро. Влажный воздух как будто лип к коже. Широченные листья низеньких пальм нависали над самой тропинкой так низко, что я едва не дотягивался до них пальцами, если приподнимался на цыпочки.