Всеуженотариально
заверено. Моим партнеромУотсоном,удобства ради. Может, ина ниххотите
взглянуть?
Я покачал головой.Показания эти я зналеще сПарижа. Роберт Хиршв
таких делах былдока. Не хотел ясейчасна них смотреть. Странным образом
мне почему-токазалось,чтопривсех удачахсегодняшнегодняя должен
кое-что предоставить самой судьбе. Любой эмигрант сразу понял бы меня.Тот,
кто всегда вынужденставить на один шансиз ста,какраз по этой причине
никогда не станет преграждать дорогу обыкновенной удаче. Вряд ли имело смысл
пытаться растолковать все это Левину.
Адвокат принялся удовлетворенно засовывать бумаги обратно.
--Теперь нам надо отыскать кого-нибудь, ктоготовпоручиться,что за
время вашего пребывания в Америке выне обремените государственную казну. У
вас есть тут знакомые?
--Нет.
--Тогда, может, Роберт Хирш кого-нибудь знает?
--Понятия не имею.
--Уж кто-нибудь да найдется, --сказал Левин со странной уверенностью.
-- Роберт в этих делах очень надежен. Где высобираетесь жить вНью-Йорке?
Господин Хирш предлагает вам гостиницу "Мираж". Он сам там жил раньше.
Несколько секунд я молчал, а затем вымолвил:
--Господин Левин,уж не хотите ли вы сказать, что я и вправду выберусь
отсюда?
--А почему нет? Иначе зачем я здесь?
--Вы и правда в это верите?
--Конечно. А вы нет?
На мгновение я закрыл глаза.
--Верю, -- сказал я. -- Я тоже верю.
--Нуипрекрасно! Главноене терять надежду!Илиэмигрантыдумают
иначе?
Я покачал головой.
--Вот видите. Не терять надежду --это старый, испытанный американский
принцип! Вы меня поняли?
Я кивнул. У меня не было ни малейшего желания объяснять этому невинному
дитятелегитимногоправа,скольгубительна иной раз бываетнадежда. Она
пожирает все ресурсы ослабленногосердца, его способность ксопротивлению,
как неточныеударыбоксера, который безнадежно проигрывает. На моей памяти
обманутыенадеждыпогубили гораздобольше людей, чемлюдскаяпокорность
судьбе,когда ежиком свернувшаясядуша всесилысосредоточивает натом,
чтобы выжить, и ни для чего больше в ней просто не остается места.
Левин закрыл и запер свой чемоданчик.
--Всеэти вещия сейчас вручу инспекторамдляприобщенияк делу. И
через несколько дней приеду снова. Вышеголову!Всеунас получится! -- Он
принюхался.--Какжездесь пахнет... Каквплохо продезинфицированной
больнице.
--Пахнет бедностью, бюрократией и отчаянием, -- сказал я.
Левин снял очки и потер усталые глаза.
--Отчаянием? -- спросил он не без иронии. -- У него тоже бывает запах?
--Счастливый вы человек, коли этого не знаете, -- проронил я.
--Небольно-то возвышенные у вас представления осчастье,-- хмыкнул
он.