От таких сцен всегда было не по себе, – кому приятно, когда сонная домохозяйка средних лет в халате орет на тебя из-за противомоскитной сетки? Впрочем, в те дни я был жестокосердным мерзавцем. «Простите, мэм, но мой босс вон фургоне говорит, что я не могу оставить бутылки на крыльце, если вы не дадите мне двадцать один доллар шестнадцать центов…»
Никакие доводы меня не трогали. Сомневаюсь, что я вообще понимал, что мне говорили. Я приходил за деньгами, а не за словами, и мне было плевать, платят или нет; мне было дело лишь до всплеска адреналина, который приходил с броском через чей-нибудь газон, кульбитами через изгороди и запрыгиванием в тащащийся фургончик прежде, чем он остановится меня дожидаться.
Есть прочная связь между этим воспоминанием и тем, что я испытываю сейчас, когда закончился нынешний паршивый год. С кем бы я ни разговаривал, все от него в восторге. «Да будь я проклят, это был фантастический год, – говорят мне. – Наверное, самый невероятный в нашей истории».
Пожалуй, так оно и есть. Помню, как сам так думал, когда каждое жаркое летнее утро на моем экране вспыхивало лицо Джона Дина. Невероятный год. Прямо у нас на глазах мелкого хорька спустили в канализацию, а он и президента США за собой потащил.
Так хорошо, что даже не верится. Ричард Милхауз Никсон, главный злодей моего политического сознания, сколько я себя помню, наконец делает то, что все эти годы советовал остальным, – крепится. Человек, которого на дух не переносили даже Голдуотер с Эйзенхауэром, окончательно зарвался и теперь сам пошел по доске – в эфире на всю страну, по шесть часов в день, – и Весь Мир Смотрит.
Эта фраза раз и навсегда выгравирована на дальней извилине моего мозга. Никто, будь он в тот вечер августовской среды 1968 года на Бальбоа или в захолустье Мичигана, не забудет.
Сегодня Ричард Никсон живет в Белом доме благодаря тому, что случилось в ту ночь в Чикаго. Губерт Хамфри проиграл выборы на дюжину голосов – мой среди прочих, и если придется, я снова проголосовал бы за Дика Грегори.
Я немного горжусь, сознавая, что спас страну от восьми лет президентства Хамфри, от администрации, которая была бы такой же продажной и идиотической, как и президента Никсона, но действовала бы изощреннее и, вероятно, достаточно компетентней, чтобы не дать кораблю потонуть раньше 1976 года. А когда котлы взорвались бы от восьми лет пустой болтовни и небрежения, либералы холодной войны Хамфри смогли бы сбежать по линям, а катастрофу оставили бы тем, кто ее унаследует.
Никсон хотя бы наделен смесью надменности и глупости, из-за которых котлы взорвались почти сразу после того, как он поднялся на мостик. Пустив управлять страной сотню головорезов, посредников и фашистов всех мастей, он сумел разбередить почти все проблемы, каких касался, до сногсшибательного кризиса. Единственная катастрофа, какую он нам пока не устроил, это ядерная война с Россией, или Китаем, или ими обоими разом. Но у него пока есть время, и шансы, что он успеет, довольно велики. Но к этому мы еще вернемся.
* * *
А пока надо очень постараться смотреть на светлую сторону никсоновской администрации. Она провалилась с таким умопомрачительным треском, что политическая апатия вышла из моды, даже стала небезопасной, – и это для миллионов людей, которые всего два года назад считали, что любой открыто не согласный с «правительством» либо параноик, либо провокатор. В 1974 г. политические кандидаты будут иметь дело с рассерженным, разочарованным электоратом, который едва ли удовлетворится размахиванием флагами и помпезной белибердой. Уотергейтский спектакль, конечно, всех шокировал, но от того, что президент-миллионер платит подоходного налога меньше, чем большинство строительных рабочих, а бензин в Бруклине стоит доллар и к весне нам грозит массовая безработица, промахи мистера Никсона пробирают до печенок. Даже сенаторов и конгрессменов выбило из их апатичной колеи, и вероятность импичмента представляется все более реальной.