– Конечно, помнишь! Что ж я такое говорю! – он ударил себя ладонью по лбу. – Совсем с ума схожу. Поздравляю тебя, дочка. Ох, время бежит, года несутся! Кажется, только ходить училась, за руки нас держала, а уже взрослая. Столько всего упустили, так мимолетно все пронелось…
– А все от твоей пьянки.
Она поставила перед отцом тарелку с курицей, села на стул напротив и заплакала, не в силах больше сдерживать себя. Отец от неожиданности охнул, потянулся к ней, провел ладонью по волосам.
– Пап! Обними меня!
– Если бы ты знала, Маша, как мне плохо без нашей мамы. – Отец сильнее прижал ее к себе.
– Ты думаешь, мне хорошо? Почему ты не думаешь, обо мне? Я ведь потеряла мать и теряю тебя!
– Ну что ты такое говоришь? Я ведь всегда рядом с тобой.
– Обещай больше не пить!
– Да я ведь и не пью, дочь. Это все так, от горя.
Маша снова шмыгнула носом, закрыла глаза.
– Не плачь. Давай лучше поужинаем, стынет же.
Маша отпрянула от него, попыталась поймать его взгляд.
– Сегодня же ты не пил, так не пей и завтра.
– Баба Лида завтра приезжает, помнишь, я тебе говорил, моя тетка двоюродная. Ты видела ее летом на даче, года три назад.
Маша кивнула, вспоминая. Действительно, когда-то у них и дача была, всего несколько лет назад, а кажется, давно и не правда.
– Вот приезжает, надо бы встретить, вот и не пью. Да и не буду больше.
– Причина только в приезде тетки?
Ей так хотелось услышать, что настоящая причина в ней, в Маше, в его дочери, в его отцовской любви к ней, но отец промолчал, откусывая кусок от курицы.
Она тяжело выдохнула, положила кусок мяса себе на тарелку.
– Ну что ты так тяжело вздыхаешь, Машенька? – он протянул руку и положил свою большую ладонь на ее пальцы. – Все наладится у нас.
Она пожала плечами, но на сердце, скованным до этого долгим одиночеством, вдруг потеплело, и в душе затеплилась надежда.
– Почему мама так рано ушла от нас?
Отец выдохнул:
– У каждого своя судьба, значит, так должно было быть. Мама знала о болезни и была готова.
– Я не знала.
– Так было лучше, чтобы ты не волновалась.
– Конечно.
Разговор обреченно свернулся. Доедали молча, в сковывающей неловкостью тишине. Родные по крови, но почти чужие.
Отец откашлялся, Маша вскинула голову.
– Как у тебя дела в училище? – Он, словно, чувствуя вину, потупил взгляд, чуть нервно дернул плечом. – Я денег тебе дам завтра, купишь, что надо для занятий, хорошо?
– Хорошо.
– Тебя не обижают? – вдруг спросил он, и Маша удивленно распахнула глаза, в тон ему нервно дернула плечом.
– Нет. С чего такие вопросы?
– Да просто подумалось. Подростки бывают неоправданно жестоки, как и сама жизнь. А у тебя сейчас такой возраст. – Отец хмыкнул, так и не осмелившись посмотреть ей в глаза. – Но даже если кто-то тебя не понимает, или смеется, – он на несколько секунд замолчал, – люди же разные, ты главное всегда помни, что это все не важно. И если тебе грустно, больно или одиноко, помни, что и это пройдет. Ты ведь знаешь, что за дождем всегда наступает солнце, так и в жизни – любая неприятность проходит и забывается.
Весь следующий день, что она провела на учебе, из головы не выходила мысль о приезжающей родственницы.
Что ей надо от них?
Маша искренне не понимала. Она помнила Лидию, как вечно чем-то недовольную пожилую ворчунью, которая дожив до своих лет, не имела ни семьи, ни ребенка, ни котёнка. И зачем она приезжает? Учить их уму разуму? Так они и сами разберутся, без посторонних. Вот если только она заставит отца бросить пить, в чем Маша искренне сомневалась. Видимо, возьмется за нее, решив перевоспитать, отца уже не исправить, а Маше учителя дома совсем не нужны.
Баба Лида у них дома – во всех трех окнах квартиры горит свет, видимо, проводит ревизию. Точно она, отец в Машину комнату никогда не заходит.
Маша села на лавочку у одного из подъездов дома напротив и вновь посмотрела на свои окна – идти домой, совсем не хотелось.
– Котовас!
Она обернулась. Ее одногруппник Игорь стоял на углу дома.
– Подойди ко мне.
Маша нахмурилась:
– Зачем?
Он усмехнулся, покачал головой, снова махнул ей рукой.
– Говорю, подойди, значит, подойди.
Маша нехотя поднялась с места. Внутри смутные предчувствия чего-то нехорошего, но она зачем-то подчиняется. Между ними уже всего несколько метров и она отчетливо понимает, что он пьян.
– Игорь! – вскрикнула она, когда он резко схватил ее за руку. – Ты чего? Отпусти, мне же больно!
– Да ладно тебе, что ты орешь? Поговорить надо. – Он впихнул ее в темный подъезд.
– О чем? – она бегло осмотрелась и, заметив тусклый свет из двери, ведущей в подвал, попыталась уйти. Но он снова схватил ее, больно сжав руку.
– Вниз спускайся.
Маша хмыкнула, в надежде, что он шутит. Она прекрасно знала, что происходит в этом доме – бывшем заводском общежитии, наполовину расселенном, ныне – пристанище всей неблагополучной молодежи всей округи.
– Игорь, я никуда не пойду. Отпусти, мне больно.
Но одноклассник, словно не слышал ее, за поволокой его глаз блестел огонек азарта.
– Иди, Котовас, не выделывайся.
Он толкнул ее в грудь и она, охнув, оступилась. Дверь подвала, ступеньки вниз. В нос бьет запах сырости и гнили, слышна тихая музыка и смех парней. Маша обернулась – Игорь перегородил ей выход и, криво улыбаясь, снова толкнул вперед.
– Иди, давай, достала уже!
– Игорь, мне надо домой. – Маша попыталась обойти его, но парень вдруг размахнулся и ударил ее по лицу.
Маша взвизгнула, закрыв рукой полыхающую щеку. Глаза защипали от слез. Она все еще надеялась, что он шутит, но весь его вид утверждал обратное. Тогда она попыталась ударить его в ответ, но он перехватил ее руку и с силой сжал запястье.
– Тебе не надо домой. – Он криво усмехнулся, расстегнул свою куртку – золотая цепочка блеснула в слабо освещенном коридоре. – Я же прекрасно знаю, что дома тебя никто не ждет. До тебя никому нет дела, особенно твоему пьянице отцу. Чего ты сопротивляешься? Просто посидишь с нами. Женского общества, не хватает, понимаешь?
– Я никуда не пойду. – Маша вздрогнула, когда послышался разноголосый мужской смех.
– А кто тебя выпустит? – тихо ответил Игорь и вновь усмехнулся. Улыбнулся и стал похож на старшего брата. – Ты пойдешь со мной и будешь делать то, что я скажу. Лучше расслабься, тебя все равно никто не спасет. Моего брата, как видишь, здесь нет.
Маша обмерла, Игорь же зашелся смехом, сказал, хрипло:
– Ты – жалкая оборванка и мой Макс? Смешно ведь. И чего ты бегаешь только за ним? А он же такой – добрый и воспитанный, не может тебя сам послать, а ты не понимаешь, что давно пора отвалить от него! Но ничего, хочешь, я тебя приласкаю? Я же его брат и мы даже похожи.
Его глаза недобро заблестели, и сейчас, в этом полумраке дурно пахнущего подвала ей действительно стало страшно.
– Что ты задумал? – Маша инстинктивно обхватила себя руками.
– Ты же поняла. – Он облизнулся и сделал шаг в ее сторону. Он так близко, что она ощутила его запах – одеколон вкупе с сигаретами и мятной жвачкой.
– Не трогай! – она почувствовала его руки у себя на бедрах, шею обожгло горячее дыхание.
– Игорь, отпусти.
– Молчи! – он просунул свою руку ей под свитер. – Молчи, по-хорошему, а то сделаю больно! Давай, иди вниз.
Он слегка подтолкнул ее.
– У нас гости, мне надо быть дома. И я не хочу ничего пить.
– У вас каждый день гости! – Игорь издевательски усмехнулся. – И я тебя не курить и пить зову, глупая! Мозги то уже включи! Пора взрослеть, Машка!
Снова толчок – она на ступеньку ниже. Впереди труба и Маше пришлось пригнуть голову, чтобы пройти. Тусклый желтый свет ударил прямо в лицо, Маша на мгновенье зажмурилась, а когда глаза привыкли, вздрогнула – в небольшом помещении на полу вдоль стен сидели ребята: ее одноклассники, парни постарше из местного училища. Десяток пар глаз уставились на нее и все, как по команде, ухмыльнулись.
– Просили, девку, получайте! – Заржал Игорь.
– Это же Котовас! – толстый Матвей недовольно затянулся сигаретой.
Руслан, как всегда, сидевший в обнимку с гитарой, тоже поморщился: