Удо присел возле повозки и постучал по ней пальцем. Потом он достал какую-то металлическую палку, которая больше походила на вилку с двумя зубчиками, и стукнул ею по летающей повозке. Палка завибрировала. Тогда он попытался свистеть в той же тональности. Повозка стала шататься. Я смотрела на все эти действия с удивлением и любопытством. Тогда Удо двумя пальцами попытался поднять повозку, продолжая свистеть. Он даже на какой-то миг оторвал её от пола и поднял над ним на толщину пальца, а затем с грохотом уронил. У меня зазвенело в ушах.
– Удо смог оторвать повозку от земли, великая шаманка Ритва, – сказал Слу с восхищением. – Теперь ты отдашь нам её?
– Она ваша, – моя бабушка поклонилась Слу. – Теперь обсудим мои нужды.
Они опять стали переговариваться о каких-то непонятных мне вещах. А я смотрела, как Удо пытается утащить летающую повозку в одиночку. Было понятно, как ему трудно сделать это одному. Бабушка не замечала его действий, словно вся ушла в разговор со Слу. А мне было жалко нашу повозку, которую с противным скрипом тащили по полу. Я набралась храбрости и подошла к Удо.
– Можно я тебе помогу, иноземец? Так нельзя делать с повозкой, – я посмотрела на него в ожидании ответа.
– Меня зовут Удо, – он улыбнулся мне солнечной улыбкой. – И я не откажусь от твоей помощи, Айна, – он аккуратно опустил борт повозки на землю.
Я опять подняла повозку на воздух и повезла её к их странной машине. Удо шёл рядом и внимательно наблюдал за моими действиями. Наверное, у него также было много вопросов ко мне, как и у меня к нему, но мы оба молчали. Когда повозка была доставлена в угол здания, я поставила её на землю. Она опустилась почти без шума.
– Смотри, Удо, какая она может быть красивая, – сказала я и провела над повозкой рукой.
Поверхность повозки засветилась переливами, и на ней появился красивый узор из цветов.
– Благодарю тебя, Айна, за эту красоту. У тебя действительно красивые глаза, как само небо, – Удо улыбнулся, пристально глядя на меня.
И мне опять не понравился его взгляд.
– Береги нашу повозку, Удо. Её сделал великий мастер, – сказала я серьёзным голосом и, повернувшись к Удо спиной, пошла к бабушке быстрым шагом.
– Я буду беречь её, Айна, – проговорил мне Удо вослед.
Когда бабушка договорилась обо всём со Слу, она взяла меня за руку, и мы пешком отправились к выходу из космодрома. И только отойдя на большое расстояние от стен космодрома, мы вошли в заросли кустарника и шагнули в темноту.
Я потом у неё спросила, почему мы сразу не шагнули в темноту и не вышли возле нашего дома? Она мне ответила, что иноземцы не знают об этих наших способностях. Что мы не делимся с ними всеми своими возможностями. Это путь нашего народа. А иноземцы не понимают всей природы нашей внутренней силы и пугаются её. И если они узнают о том, что мы умеем шагать в темноту, то начнут нас бояться, а мы этого не хотим. Они и так не понимают принципа работы наших машин. Они наивно думают, что их можно заставить взлететь этой смешной палкой с двумя зубчиками. И при этом они удивляются, что наши устройства не нуждаются в их топливе. Иноземцы не понимают, что такое энергетические потоки самой природы, потому что не видят их и не ощущают. И то, что мы управляем своими механизмами не палками, не звуком, а своей внутренней энергией, для них и вовсе за гранью восприятия. Поэтому принцип работы наших устройств так и останется для иноземцев тайной.
А я ещё долго потом вспоминала странный взгляд Удо. Мне почему-то всё время казалось, что он сейчас зло засмеётся мне в глаза и скажет что-то обидное. Я пыталась отогнать от себя эти мысли. Для меня иноземцы были просто странными. И я пытаюсь сделать выводы всего лишь от одного общения с ними, а это глупо. Посмотрев один раз на предмет, ты никогда не разберёшься в его сути. Живущее существо во много раз сложнее предмета. Придётся научиться слушать иноземцев так же, как я училась слушать растения.
Мой дневник
После первого похода на космодром прошло несколько недель. Впечатлений мне хватило на очень долгое время. Я даже поделилась ими с Андриусом. Он назвал меня глупой за то, что вообще туда ходила. Он сказал, что я слишком мала, чтобы бывать среди иноземцев. Мы с ним впервые поругались за время нашей дружбы. И не так, как в детстве, а по-настоящему. Я очень долго на него дулась. Я уже не маленькая. Мне исполнилось одиннадцать лет.
Я понимала, что Андриус старше меня почти на целый год. Он был выше меня на полголовы и во много раз сильнее. Но моя бабушка была мудрее всех нас. И если она решила, что я уже достаточно взрослая, чтобы общаться с иноземцами, то значит, так и есть. И я назвала Андриуса глупцом. Мы уже почти месяц не разговариваем. Только здороваемся во время занятий и стараемся больше не общаться. Бабушка Ритва пыталась нас примирить. Но Андриус сказал ей, что мы не ругались, а значит, не о чем и говорить. Бабушка только покачала головой, но разговоры на эту тему прекратила.
Однажды на уроке рукопашного боя Андриус скрутил меня и повалил на землю. Я вскрикнула от боли. Из моих глаз потекли слёзы. Он быстро отпустил меня и помог встать. Он вывихнул мне плечо. Дядя Рэмунас наказал за это Андриуса. А я опять увидела в его глазах тот же взгляд, что и в детстве, когда он не видел во мне солнца. Я плакала не столько от боли, когда мне вправляли и лечили плечо, а от страха. Я испугалась, что потеряла друга навсегда.
Теперь во время тишины я чаще всего вспоминаю взгляды Андриуса и иноземца Удо. Из-за этого мне очень тяжело сосредоточиться.
Я пытаюсь разобраться в своих эмоциях. Удо меня пугает и притягивает одновременно. Я так хочу понять работу иноземных машин. Бабушка их не любит. А мне нравится их перебирать. А у Удо есть ответы на мои вопросы.
Я притащила музыкальную шкатулку к себе в пещеру. Она очень странная. У неё много граней. На каждой из них нарисован символ. Я сравнивала их с теми, что были на обломках и в тетради. Но это были разные знаки. В шкатулке звучала разная музыка. Чтобы сменить звучание, нужно было нажать на одну из сторон. Но все эти мелодии мне не нравились. Странные птицы поют у этих иноземцев. Однажды шкатулка замолчала. Что бы я с ней не делала, она перестала петь. Тогда я попыталась заглянуть внутрь неё. Одна стенка многогранника открылась, и там я увидела странную многоножку. Правда, она была не живущая. Сделана она была из какого-то камня и держалась всеми лапками за стенку, а от неё во все стороны отходили волоски. Я вытащила её и попыталась делиться с ней своей силой, но она не ожила. Глупая шкатулка.
Потом я сидела и думала. Бабушка права. Иноземцы не смогут разобраться в наших приборах. Мы не запихиваем в них странных, не живущих многоножек. Мы познаём мир таким, какой он есть. Наши металлические повозки парят на энергетических потоках самой земли. Мы лишь помогаем им оторваться от неё, а потом своей внутренней силой руководим их полётом. Но повозка при этом летит сама. Её держит матушка природа, а не мы.
Может у нас с иноземцами разный металл? И их сплавы просто не созданы для того, чтобы парить на энергиях земли? Наши приборы никогда не ломаются. Они вечны. Их делают великие мастера. Потом они передаются из поколения в поколение. Мы не тратим дары земли понапрасну. А приборы иноземцев всегда ломаются. Наши мастера иногда берут их для изучения. Бабушка Ритва часто говорит о том, что нелегко порой понять иных мыслящих существ именно потому, что они видят и воспринимают мир иначе, чем мы. Для меня же они пока просто странные.
Я опять вспомнила взгляд Удо, и вздохнула. Что-то меня в нём настораживает. Но чтобы починить музыкальную шкатулку, нужно будет обратиться именно к нему. Ведь я сама сломала их дар. А это невежливо, ведь они ничего не взяли взамен него. Значит, мне нужно будет набраться смелости и заговорить с ним ещё раз.