Люси включилась в режим убийства. Она за пистолет хватается по поводу и без повода.
— Ты к ней несправедлив. — Соображаю, что столько обуви мне не понадобится. — А если бы ты приехал первым, а не она, ты бы как поступил? — Бросаю упаковку и устремляю на него взгляд.
— Ну, я как минимум потратил бы долю секунды и оценил ситуацию, а не стал бы сразу горячиться и размахивать у него перед носом пистолетом. Кошмар. У кретина от боли ум за разум зашел. Поганец даже не видел, что делает. Вопил как резаный от этой химии, которую ты ему в глаза плеснула. К тому же он не был вооружен и никому бы зла не причинил. Ясно как божий день. А вот ты поранилась. Я бы на месте твоей ненаглядной первым делом вызвал «Скорую». Так ей же это и в голову не пришло. Слетела с катушек. Чего угодно от нее можно ожидать. И уж я точно при таком раскладе в дом бы ее не пустил. Специально забрали девочку в участок, чтобы снять с нее показания в нейтральной обстановке — пусть успокоится.
— Знаешь, по мне, так следственный изолятор место отнюдь не нейтральное.
— Да уж получше, чем дом, где только что чуть не замочили любимую тетушку Кей.
Спорить с ним я бы не стала, если бы не жгучий сарказм, с которым изъясняется этот неисправимый упрямец. Потому я и завелась.
— Думай как хочешь, но мне не нравится, что она сейчас в отеле совершенно одна, — добавляет Марино, опять растирая лицо. Пусть говорит про мою племянницу что угодно, все равно здоровяк души в ней не чает, любому за нее глотку перегрызет. Этот полицейский знал мою племяшку еще десятилетней девочкой. Именно он открыл ей мир грузовиков и паровозов, оружия и всего того, что называют мужскими интересами, за что сам же теперь ее критикует.
— Могу заехать проведать ее, только отвезу тебя к Анне. Есть тут недобрые соображения, только они, похоже, никого не интересуют. — Марино перескакивает с мысли на мысль. — Я имею в виду Джея Талли. Нет, меня, конечно, не касается, однако этот индюк думает только о себе.
— Этот индюк целый день прождал меня в больнице, — в очередной раз защищаю Джея: в Марино бурлит слепая ревность. Джей наш сотрудник, представитель Интерпола в АТФ. Мы практически не знакомы, если не считать, что четыре дня назад переспали в Париже. — А меня там, между прочим, продержали часов тринадцать, а то и все четырнадцать, — продолжаю я. У капитана буквально вылезли глаза из орбит. — Это называется «думает только о себе»?
— Бог ты мой! — восклицает Марино. — Кто тебе эту сказочку рассказал? — Его взор горит негодованием. Он Джея возненавидел с первого взгляда, при первой же встрече во Франции. — Невероятно. И он что, дал тебе понять, будто все это время прождал у твоей койки? Да ничего подобного! Чушь собачья. Отвез тебя на белом коне и галопом сюда. А потом позвонил, поинтересовался, когда выписка, проскользнул в больницу и забрал тебя.
— Что ж, вполне здравое решение. — Ни за что не покажу, как я разочарована. — Нет смысла терять столько времени. К тому же он и не говорил, что ждал меня. Я сама ошибочно предположила.
— Да что ты? Так-таки и сама? А почему? Потому что он на такое предположение намекнул. Он тебя за нос водит, и это пустяки? Знаешь, есть такое слово: вранье. Плохая черта характера. Кто там? — Марино резко меняет тон. Кто-то стоит в дверях.
В спальню заходит женщина в полицейской форме со значком, на котором начертано: «М.И. Келлоуэй».
— Простите, — обращается она к Марино с порога. — Капитан, я не знала, что вы опять здесь.
— Теперь знаете, что дальше? — Тот сверлит ее взглядом.
— Доктор Скарпетта, я должна задать вам несколько вопросов про ту баночку.