Это был ее Димочка, ее маленький котичка, ее первая и единственная любовь – человек, которого она боготворила, которого видела во всех благородных героях читанных ею романов, которого ставила всем в пример и о котором думала не иначе, как с придыханием… И сейчас этот сказочный принц ее целомудренной жизни безобразно лапал за попу какую-то девицу, плотоядно исследуя своим языком ее рот. Тем самым языком, который некогда чувствовала и всем своим сердцем любила Катя… Девица была не столь сдержана при поцелуе, как некогда Катя и потому, совершенно никого не стесняясь, крепко держала Дима за мошонку, игриво массируя ее. Оба были так увлечены процессом, что не замечали никого вокруг, да и остальным не было до них никакого дела. Это клуб, это вечер, это жизнь, это обыденность!
Какое-то время Катя в откровенном ступоре завороженно разглядывает эту самую паскудную сцену в своей недолгой, некогда счастливой жизни. Словно под гипнозом от увиденного, будто само ее сознание не допускает того, что это может быть в реальности, девочка неотрывно смотрит на любимого. Катя искренне ждет и отчаянно надеется, что это наваждение рассеется и окажется, что она просто спутала пару и это вовсе никакой не Дима… но, увы… облако не уходит. Суровая реальность непростительно жестока. И это был Дима.
– Дима… – даже не кричит, а больше стонет она, чувствуя какую-то неведомую ей пульсирующую боль в районе сердца, которая растекаясь в груди, выжигает все на своем пути. А он даже не услышал – нет, он почувствовал ее. В ужасе он смотрит на нее, не в силах подобрать слова… которые, в общем-то, уже и не нужны.
– Нет-нет-нет, не надо ничего себе придумывать – вдруг собирается со скудными мыслями парень и бросается к ней. Но она, искренне страшась, что сейчас этими же своими руками он коснется и ее тела, вдруг исступленно отталкивает от себя подругу, швыряет букетом в него и бросается к выходу, на улицу! Дима же безнадежно и, что таить, безуспешно все еще силится реабилитироваться:
– Детка, это не то, что ты подумала… дай мне объяснить. Заяц!
Но нет. Тщетно. Она выбегает из клуба, бежит прочь от этого ярко освещенного размалеванного входа, проносится мимо людей, толпящихся у клуба, припаркованных такси, минует остановку. Катя бежит лишь бы бежать. Инстинктивный первобытный страх гонит ее подальше от опасности – от опасности услышать его, простить и навсегда перестать уважать себя. Из-за слез ничего толком не видно, к тому же, она начинает буквально задыхаться от сдавленной спазмом груди, но остановиться девушка решительно не может. Он не должен ее догнать. Наконец, она выбегает на какую-то полупустую, мрачно освещенную улицу и ныряет в первый попавшийся переулок. Силы окончательно оставляют ее, она останавливается, прислонившись к стене, крепко зажимает себе рот руками и медленно сползает вниз, беззвучно рыдая. Дима проносится мимо.
В голове Кати нет ни единой мысли – только не отпускающий спазм в груди держит все тело в каком-то неподвластном ей параличе. Катя рыдает. Искренне и отчаянно. Этого просто никак не могло быть, какой-то нелепый и абсурдный пранк, какое-то общее помешательство… Да разве же может быть такое, чтобы близкий, родной, любимый человек, еще минуты назад клявшийся тебе в любви, нежно смотрящий в твои глаза, счастливо улыбающийся через какое-то мгновение вдруг с такой легкостью все это отдал другой… Это просто никак не вмещалось в рамки катиного понимания, она искала ответы и не находила, потому что ее светлый мир книжный не имел ничего общего с миром реальным. И, увы, финал сказки в жизни настоящей вовсе не обязан был быть счастливым…
Вдруг у нее звонит телефон. Мажорная приятная нежная мелодия оглашает тихий, унылый и мрачный переулок, словно именинное поздравление на похоронах. Звонит некогда любимый «Котичка». Катя тут же сбрасывает, а потом и вовсе отключает звук и возвращает телефон в сумку. Она сидит еще немного, слез больше нет – звонок ее словно отрезвил, возвращая в реальность, в который отныне начинается совершенно новая для нее жизнь – жизнь без Димы. Больно и не верится – самая каноничная стадия отрицания, но необходимо делать первые шаги к принятию. С аналитическим мышлением у Кати был полный порядок, выводы делать она умела, а остальное – даст Бог, приложится. Да и мама поможет, запишет ее к психологу.
Девушка достает салфетки, вытирает лицо, глаза. Встает, глубоко вдыхает теплый вечерний воздух и собирается уже выйти из переулка, как чья-то крепкая рука внезапно хватает ее сзади за лицо, зажимает рот, а другая рука – фиксирует девичью талию. И, прежде чем Катя успевает испугаться, некто волочет ее обратно в темноту переулка.
Глава
II
Она рефлекторно пытается вырваться, от страха адреналин придает ее движениям резкость и какую-то неведомую ранее уверенность, но тщетно – силы очевидно не равны. Катю тащат вглубь переулка, потом за угол, потом еще поворот, еще и вот она оказывается на задворках какого-то магазина.
В центре грязного, огороженного почти со всех сторон глухими размалеванными стенами, двора в баке горит костер, вдоль стен стоят мусорные баки, возле костра два парня лет двадцати – двадцати пяти с бутылками пива в руках. На земле еще ящик какого-то такого же дешевого пива.
Один лысый и в спортивном костюме – типичный гопник, другой одет скромнее, но стильно, с легкой щетиной и прической, какую могут сделать только в хорошем барбершопе. Оба с любопытством рассматривают непрошенную гостью.
Наконец, Катю отпускают, и она видит своего похитителя. Обычный ничем не примечательный парень, с копной темных волос, в штанах цвета хаки и в футболке с надписью «Ramstein».
– Я же говорил музыка играет, – довольно осклабляется похититель, разглядывая свою жертву. – Хорошо хоть пошел проверил. А там оказывается маленькая пьяненькая цыпочка заблудилась. Зашла поссать, наверное, а тут такая удача. Ха-ха-ха!!!
Парни смеются, довольные посредственной шуткой, с неослабевающим интересом разглядывая Катю. Воодушевленный успехом, парень продолжает задавать тон беседы, обращаясь уже к перепуганной Кате:
– В общем, так. Сразу предупреждаю – кричать не надо. Убегать тоже. Все равно догоню. Нам скучновато, а хотелось бы… очень хотелось бы прекрасно провести вечер. Ты же не хочешь нам его испортить? Начнешь орать – я порежу твое смазливое личико, усекла?
Девушка с побелевшим лицом кивает.
– То есть, жить ты останешься, – наставительно завершает оратор. – Но жить с тобой уже никто не захочет.
Парни снова гогочут.
Катя в ужасе внимает правилам. У нее совершенно нет никаких мыслей, только животный страх неприятным холодным потоком растекается по телу – от груди к ногам. Сердце бьется быстро, гулко, с невероятной скоростью разгоняя кровь.
– Ты поняла меня, красотулька?
Катя снова послушно кивает, продолжая во все глаза, полные отчаяния и слез, следить за движениями похитителя.
– Вот и славненько! – успокаивается парень. – Люблю понятливых девочек. А то ей, мрази, говоришь, что все оплачено и значит она, сука, будет делать абсолютно все, а она начинает корчить из себя гребанную недотрогу.
– Эй, – совершенно безэмоционально подключается к разговору гопник, отхлебывая пиво. – Тебя как зовут?
– Меня? – тихо переспрашивает сдавленным голосом Катя.
– Тебя, тебя.
– Катя.
– А сколько тебе лет?
– Двадцать будет.
– Когда?
– Двенадцатого августа.
– А, понятно. Праздновать будешь?
Катя немного успокаивается от абсурдности диалога. Слова и фразы вроде понятные, привычные, не таящие в себе никакой угрозы. Как будто бы будничный разговор в коридорах института с одногруппником о планах на выходные. Это немного придает ей силы, и она чуть увереннее отвечает: