Я стоял в нерешительности. Надо было заниматься, готовиться к экзамену по публичному праву. Потом подумал, раз отцы зовут, надо ехать. Все будет нормально. А подготовиться, еще время есть, завтра в субботу можно, да еще понедельник и вторник есть. В общем, как всегда, в таких случаях. Как там будет с этим понедельником и вторником, тоже, примерно понятно. Я постарался откинуть страшные мысли. Прорвемся, что уж, там.
Успокоение подействовало мягким и теплым бальзамом по душе. Душа рвалась к приключениям. Да и отцов жалко, у меня в руках хороший фотоаппарат. Хоть и просили пофотографировать их немного на улице. Вроде бы долг свой выполнил… Но ведь, Эйфелева башня, виды, обзоры. Как они там без меня?
Я ринулся по лестнице вниз. Братья возликовали, рванули вперед, будто заманивая меня в глубины метро за ближайшими перспективами впечатлений.
Один черный другой белый. Пер Иоаким и Пер Михаил. Первый с Мадагаскара, второй из Польши.
До сего дня я близко их не знал. Точнее с Пер Иоаким пересекались в Православном институте Сан Серж, который основывался как духовный центр русской эмиграции в Париже после революции 1917 г. Один там жил после обучения. Второй приехал на большую Богословскую конференцию.
Так вот утром за столом и познакомились. Точнее близкое знакомство случилось сначала с пер Михаил. За столом в трапезной. ОН все говорил по английски с другим священником из Италии. Я присел чаю попить. Получается с ними. По ходу беседы у меня, по привычке в пылу беседы вырвалось что-то по русски. Пер Михаил спросил:
– Говорите по русски?
Мне показалось, что у него некий белорусский акцент, ну, и с примесью чего-то европейского.
– Ну да, – протянул я, пытаясь как-то сопоставить его знания. Думалось, что он не слишком им владеет, быть может понимает хорошо, а говорить, ну так…
Но он хорошо делал и то и другое.
А дальше оказалось, что Пер Михаил хорошо знает Пер Иоаким и он его друг.
Вечером мы попили немного вина, ну, а потом они захотели гулять, а узнав, что у меня есть относительно верный фотоаппарат, и фотографироваться.
– Пойдем, ты нас поснимаешь до метро, а мы поедем к Эйфелевой башне. Я там год не был, – попросил Пер Михаил. – Если хочешь, поехали с нами.
– Хорошо, – согласился я, – до метро, думаю, схожу, а дальше надо готовится.
Так вот и поехали.
Пер Михаил – 23 лет от роду. Это белый. Высокий, здоровый и сильный. Веселый. Но в то же время, трезвый по натуре и не опрометчивый, а видно, что думающий, – только не желающий показывать это людям. Что-ж, как сказал Екклесиаст: Знание умножает скорбь. Может в этом дело?
Он был чем-то похож на моего однокурсника, дружбой с которым я очень дорожил и во время учебы и сейчас продолжаю.
Пер Иоаким – 29 лет от роду. Маленький, юркий и сильный. Это черный. По крайней мере так его называет Пер Михаил. Пер Иоаким не обижается, а наоборот смеется. Он тоже немного схватывает по-русски. Но только немного. Старается при случае узнать новые слова. Его отец был военным летчиком и в советское время учился в Москве в Академии какой то военной.
Между собой они часто разговаривают по-гречески. Пер Михаил французский почти не знает. Но, видимо хочет.
Пер Иоаким французский знает хорошо. Точнее, он его знает. С детства.
Иногда им бывает сложно и по-гречески. Тогда я им перевожу. Одному на русский, другому на французский.
Так и пошли гулять.
Пер Иоаким веселился как ребенок. Видно было, что он очень по детски рад приезду друга. Когда он смеялся, глаза его становились какие то особенно наполненные то ли влагой, то ли свежестью, и, казалось, что в них нет зрачков, а есть только один черный сверкающий кружок.
И вся его серьезность (священник ведь) куда-то улетучилась. Становилось ясно, что она его тяготит. Но, что поделать, работа такая. Надо держать форму.
При этом меня он уже не стеснялся. Раньше, при встрече с ним, я выполнял необходимый обряд приветствия священника и шел дальше по своим делам. При этом руку целовать он никогда не давал, а только хлопал по ладошкам и смеялся. Настроение у меня повышалось и дальнейший путь становился заметно легче.
Пер Михаил, наоборот, сразу сказал, что общаться нужно непременно на Ты. Ну хорошо, настаивать я не стал, хотя и было как- то неудобно вначале.
Видно было, что и он очень рад новой встрече с другом. При своем большом росте и могучести, он как как-будто не знал куда девать всю энергию и оттого при случае пытался то ли играючи бороть, то ли хватать Пер Иоакима, то зажав ему шею борцовским хватом и обхватывать своей огромной пятерней его лысую голову, то бегать за ним. При этом, когда Пер Иоаким ловко уворачивался от него, то он говорил: Ууу, черный! В ответ, Пер Иоаким смеялся без намеков на какую – то обиду, а даже наоборот. Ясное дело, что по улице они шли в обыкновенной одежде.
В метро они больше разговаривали между собой по-гречески. При этом, становились то серьезными, то размякали, то снова смеялись.
Вышли на Трокадеро. Было уже темно. Хорошие виды, как они хотели: с огнями иллюминаций со всех сторон и светящейся Эйфелевой башней.
Я начал их со всех сторон фотографировать, приседать, отбегать, как положено в таких случаях. Они с удовольствием позировали. Пер Иоаким подпрыгивал, видимо пытаясь сравняться в высоте с товарищем. Какое-то французское настроение появилось. Вроде на что-то похожее из книг или фильмов – некие романтические позывы. Но не
Перейдя мост решили к самой башне не идти, а найти место где-нибудь посидеть, немного поужинать.
Шли вдоль по набережной до метро, там много ресторанов. По дороге решали что есть. Пер Михаил хотел пиццу какую-нибудь. Я сказал, что в Париже по приезду на пару дней нелогично есть пиццу. Он принял разумность довода. Решили смотреть, что будет по дороге.
Первый угловой ресторан заманивал своим впечатляющим рыбным меню и морепродуктами. Но, как полагается, начинаешь думать, что дальше будет еще хлеще. Прямо как в анекдоте, который мне когда-то поведал один умный ветеран относительно вопроса: Почему у колхозниц самые лучшие жены?
Когда, мол, Всевышний раздавал жен первыми приглашались представители мужского населения согласно установившейся человеческой иерархии: чиновники и так далее.
Заходят первые, видят красивых женщин, шепчутся:
– Ну что, берем?
– Ты что!? Подумай, что дальше будет!
И так далее. Наконец, впускают работников сельских агломераций. Те сразу:
– Ах, ты-ыыыы! Смотри какие красавицы! Хватай пока не разобрали!
Пер Михаилу анекдот понравился, он посмеялся, впрочем, не стол выразительно, но с чувством взвешенной оценки. А я предложил вернуться к первому ресторану, но он ответил:
– Ну, ладно, раз уж пошли, давай еще вон тот посмотрим, – и стал перессказывать анекдот Пер Иоакиму.
Я стал всматриваться вдаль, пытаясь определить что нас ждет.
Ничего хорошего, точнее, приемлемого не издалека не виделось. Хотя, как можно рассмотреть издалека такое заведение в Париже, я стал задумываться чуть позже. Единственно, что только какую-то известную вывеску увидеть. Но в такую мы не хотели. Нужно было что-то французско-оригинальное. На деле, это оказалось не так просто.
Мы удалялись все дальше от первого ресторана, а последующие становились все хуже. То людей мало было в одном, что не внушало доверия, то меню не нравилось. В итоге дошли до какого-то фастфуда и пивной рядом со следующим по ветке метро.
Надо было либо возвращаться, либо где-то оседать, и уже без разницы на предпочтения.
Мне хотелось причитать, но я понимал, что настроение нашей маленькой группы и хорошее начало вечера просто не должно было омрачиться хоть малой да печалью. Поэтому решил взбодрить друзей:
– Вон, там, огни какие-то, да и люди собираются. Идем, там что-то будет.