То, что все планировать нельзя и что-то необходимо воспроизводить через стихийно-рыночные отношения, – такого понимания в целом у них тоже не существовало. Но главное в том, что исторически они не осознавали истинные причины распада и первобытного общества, и их социализма. Когда некто из их титулованных ученых, стараясь меня поставить в тупик, спросил: «Объясните, какая причина по-вашему послужила распаду социализма?», я ответил: «Политико-экономическая недоработка коммунистической теории развития», – и повторил то, что мною уже было выше озвучено и являло общественную обезличенность. Однако марксисты не видели и других своих ошибок, определивших прочие причины распада социализма.
Так, следующей причиной распада социализма стала теория борьбы классов. Она определяла движущей силой революции обездоленные классы, которые были деловыми представителями общества, но не ценили творческую интеллигенцию, а только ту, которая прославляла диктатуру и беспредел рабочих представителей в лице партийной элиты. Однако выходцы из народа, получив властные полномочия, стали прогибаться под имущественным соблазном. Так партийная элита в основной своей массе со временем переродилась из идейной в мещанскую, прикрываясь идеей лишь формально, потому и не смогла удержать свою власть.
Воспитанная ею интеллигенция хотя и создала теорию классовой борьбы, но не смогла согласиться со своей обезличенностью сознания перед поиском истины и идеалов, подчиненных противоречивой действительности диктатуры пролетариата, и их властью над собой. Хоть самые страшные и гениальные вещи в истории во имя блага тоже делались интеллигенцией в зависимости от ее подчиненности истине или наживе, ее руководящую роль в истории отрицать нельзя.
Предоставляя значимость интеллигенции, правящая власть дорожила только той, которая была угодна ей, а не той, которая подчинялась собственным идеалам самосознания и общественного блага. Таким образом формировалась интеллигенция правящей идеологии и класса, а интеллигенция истины социально-общественного блага и справедливости оставалась в тени.
Если бы учреждение власти советов было все-таки на основе класса творческой элиты, создающей основной вклад в народное социальное достояние, и она формировала бы денежное обращение, мы бы не потеряли социалистического государства. Однако для этого нужна была новая модель экономики, которую общественная мысль не имела, так как и капиталистическая, и социалистические формации допускать иной не могли. Таковой же могла быть только такая, которая определяла бы значимость созидателей от общественного блага, механизм которой попытаюсь раскрыть ниже.
В последние времена умы опять привлекают различные теории нового общественного устройства, в том числе и теория конвергенции, которая пыталась соединить капитализм и социализм, не изменяя существующие формы собственности. Одними из ее последователей ныне являются сторонники движения «Новые коммунисты», которые пытаются соединить частные формы собственности с общественными, а точнее общественную собственность поставить в зависимость от индивидуальной. Даже и традиционные коммунисты грешат этим, представляя закрытые формы акционерных образований как народные предприятия, а в некоторых странах даже разгул акционерных предприятий под партийным контролем – спецификой построения национального коммунизма. Практически идет восстановление капиталистических отношений по пути ревизионизма и частной собственности, а не дальнейшее развитие социализма на основе права оперативного управления и пользования в зависимости от созидания социально-народной собственности. Внешним оправданием таких теорий является марксизм, но под каким бы соусом ни подавалась рыба и с пеной у рта не утверждалось, что это колбаса, она не сможет стать таковой.
Так как официальное движение коммунистов всем своим опытом ошибок развития мне было понятно, то меня заинтересовали больше новые коммунисты как нечто новое и неясное в левом движении. Они считают себя истинными марксистами и единственной силой, которая способна объединить все левое движение. Несмотря на концептуальную незавершенность предложенной ими экономической модели, из-за сохранения противоречий индивидуальных собственников и технической бессмыслицы их отчуждаемого механизма персонализации общественного достояния. Особой проблемой этой персонализации являлось доведение общественных форм до каждого члена общества и рабочего места со статусом общественной влиятельной собственности, что казалось многим неподъемной бедой. Однако не решенная проблема единения личности с общественной собственностью преподносилась, как уже решенная и выдавалось за истинную форму народоправия в общественном развитии.
При детальном анализе их теории становится ясно, что они общественную собственность лишали обезличенного лица и сделали ее некой закрепленной в равных долях складчиной. Механизм этой складчины уравнивал в долях всех. На этом этапе они повторяли ошибки социалистической уравниловки и обезличивали значимость каждой отдельной личности в создании народного достояния. Практически планировалось только долей индивидуального труда влиять на долю получения прибыли, а доля общественного достояния должна прирастать в равной степени от всех участвующих в производстве. Таким образом, общественно-социальная составляющая просто должна отчуждаться и никакого влияния на значимость личности не оказывать, кроме той доли, которую работники должны получать из прибыли в личное пользование по результату своего конкретного труда на производстве. Этим трудом она напрямую не может влиять на изменение своей персонифицированной собственности и также ею не может нести ответственности перед обществом. Остается вопрос: зачем нужна эта персонифицированная общественная собственность, если она не является гарантом значимости личности и не определяет ее права на собственность, пользование и право оперативного управления? Практически такое право и в социализме, как и в капитализме, определяется формой единоначалия по воле хозяина либо партийного наместника. Логика же справедливости и истинности требует предоставления права на оперативное управление по общественной значимости личности, а не по воле частного интереса руководителей процессами производства. Именно такой персонификации общественного вклада социальным статусом личности и коллектива, как и наоборот, посвящена эта читаемая вами данная статья и книга. Они являются обоснованием экономического механизма, заменяющего частную материальную значимость, на значимость права пользования и оперативного управления.
Если я пытаюсь, чтобы общественная собственность определяла значимость личности, то новые коммунисты, наоборот, поднимают значимость индивидуальной собственности и только потом решают, какой должна быть общественная. Через нормативные отчисления из общей прибыли предприятий, согласно их модели, должны делаться отчисления на ее развитие.
У них, при такой модели распределения прибыли, сохраняются противоречия между личной и общественной собственностью, так как общественная персонализированная собственность не определяет их личную собственность. Из-за отсутствия этой зависимости естественны обострения противоречий собственников на возможных доходах, полученных от трудового участия. Кроме этого, не рассмотрена возможность полной экономической ответственности, которая могла бы влиять и на персонифицированный общественный уровень значимости каждой личности и социальной семьи – коллектива общения.