Илларион уселся в кресло и достал из жилетки пачку сигарет.
– Может, сядете, товарищ генерал? В ногах правды нет.
– Только обойдемся без дыма, Забродов. У меня после твоих ядреных сигарет башка трещит целый день!
Илларион неохотно спрятал пачку сигарет обратно. Тоже мне выискался борец за чистоту воздуха! Раньше курил при нем и хоть бы что, а тут сигареты мешают.
– В общем, убили одиннадцать армян-нелегалов, а от двенадцатого осталась одна рука и еще пакетик, где лежит двести тысяч долларов.
– Это они ему руку в назидание отсекли? Чтобы не блудил?
– Черт тебя возьми! Я тебе дело говорю, а ты мне шутки! Илларион, я не клоун, и тебе давно пора понять, что у меня плохое чувство юмора!
– С вашей работой, товарищ генерал, все допускаю. Не удивлюсь, если в следующий раз я загадаю желание, открою глаза и увижу вас в своей комнате.
Забродов хоть и чувствовал, что генерал сердится на него за неуместные шутки, но все не мог остановиться, словно собака какая цапнула.
– С каких это пор ты заделался юмористом, Забродов? – сухо спросил генерал.
– С тех пор, как начал работать в ГРУ.
Генерал Федоров насупился и замолчал.
«Должно быть, обиделся, – подумал Илларион. – Наверно, я перегнул палку. Но и он тоже хорош. Пришел без предупреждения, как будто у меня нет никаких дел. Я уже столько раз ввязывался в эти сомнительные авантюры, что когда-нибудь с этим надо покончить. Или у меня такое предназначение, что я каждый раз должен кого-то спасать и наказывать преступников, будучи обыкновенным гражданином?»
– Вот что Илларион. Дело нешуточное. За деньгами никто так и не пришел.
– Чья рука хоть?
– Неизвестно. Сорокин об это дело уже все зубы обломал. Ни свидетелей, ни улик, только двести тысяч долларов, порубленные тела и рука.
– Какой же интерес в этом деле у ГРУ? – усмехнулся Забродов. – Это работенка для МУРа.
– А вот здесь ты не прав, Илларион. ГРУ до всего есть дело. Часто только кажется, что преступление заурядное и не требует нашего вмешательства. Но никто просто так не станет убивать нелегалов. Тем более таким способом.
– Сорокин, бедняга, на коньяке с валидолом, наверно, сидит. Я-то думаю, чего он не звонит, да не заходит, а тут вот что оказывается…
– Отработаны все версии. И все тупиковые. Однако есть подозрения, что за этим убийством могут стоять какие-то преступные группировки. Сам знаешь, чего-то не поделили, вот и решили учинить резню.
– Воспитательную работу провели на отлично, раз никто не поймал.
– Я смотрю, Забродов, тебе все весело.
– А чего грустить? – спросил Илларион. – Живу тихо и мирно, никого не трогаю, читаю свою библиотеку. Мне, товарищ генерал, есть чем заняться.
Генерал Федоров, пропустив его реплику мимо ушей, продолжил:
– Медицинский центр строит девелоперская компания, которой руководит Артур Орбели. Слыхал про такого?
– Откуда я знаю, кто это, – проворчал Илларион. – Сейчас вон сколько этих коммерсантов развелось. Каждый второй – мошенник, по которому тюрьма плачет, да еще и не русский.
– Армянский бизнесмен. Сорокин его допрашивал.
– И?
– И ничего. Ему ничего неизвестно об обстоятельствах этого дела. По крайней мере, он так говорил. И естественно он хочет, чтобы мы нашли виновных и не поднимали шумихи.
– Добрый дядечка, однако. Ищет справедливости. Тут как раз все понятно. Он не хочет, чтобы ему мешали зарабатывать деньги.
– Мне все равно, чего хочет этот Орбели! – вскипел генерал Федоров. – Но ты, Илларион, не забывай о том, что если появятся новые жертвы, то это будет и на твоей совести! И ты сам прекрасно об этом знаешь!
И генерал Федоров не мешкая вышел из комнаты, давая понять, что разговор закончен. Илларион не мог припомнить, когда в последний раз видел его таким сердитым.
«Придется отложить визит к Пигулевскому, раз такое дело. Генерал действительно прав. Если произойдет еще одно такое убийство, то и я буду за это в ответе. Пускай я и на пенсии, – рассуждал Забродов, – но фору этим ментам еще дам. Слабенькие они какие-то, при всем моем уважении к Сорокину. Их закон и право эффективны только на бумаге, когда же наступает время решительных действий, они устраивают мышиную возню и тыкаются во все стороны, как слепые котята».
Илларион, услышав, что генерал Федоров ушел, хлопнув за собой дверью, вернулся в ванную, где смыл остатки пены с лица и наклеил бактерицидный пластырь на свежий порез на щеке.
В коридоре он позвонил Пигулевскому.
– Марат Иванович, право, мне очень неловко, но я вынужден отложить свой визит. Вмешались непредвиденные обстоятельства.
– Ничего страшного, Илларион. Все мы люди…
– Извини меня еще раз, Марат Иванович.
– Илларион, может для тебя отложить кое-какие книги? Я могу их еще подержать, чтобы ты посмотрел.
– Буду очень признателен.
На душе у Забродова кошки скребли. Как-то неловко он чувствовал себя перед Пигулевским. Тот его ждал-ждал, а Забродов, получается, вроде как обманул его: не приехал ни вчера, ни сегодня.
К Сорокину дозвониться было гораздо труднее. Забродов звонил ему битый час, но у того все было занято. За это время Илларион успел позавтракать и прочитать несколько глав книги об Иване Грозном.
Когда он все-таки дозвонился, то первым делом гаркнул:
– Это у тебя что, секс по телефону, полковник? Решил подзаработать?
– Хоть бы поздоровался для начала, – упрекнул его Сорокин. – И врагу такого секса не пожелаю, какой у меня сейчас был.
– Я в курсе, полковник. Могу маленько подсобить, глядишь, вдвоем и справимся. Вытащу у тебя занозу из задницы.
– Мне уже скоро начальство поставит очистительную клизму.
– Понятно, что такой «глухарь» никого не украсит. У меня тут имеются кое-какие соображения, полковник, только сам понимаешь, не по телефону.
– Приезжай, раз такое дело. Поговорим.
– Поговорим, – эхом отозвался Забродов и повесил трубку.
Он уже и сам озаботился этим убийством. Казалось бы, какое дело ему до этого преступления, а нет же, внес-таки генерал Федоров в его душу смуту, заразил своей тревогой. Он прав, неправильно, чтобы безнаказанно убивали гастарбайтеров. Это во что же Москва тогда превратится, если каждый скинхед возьмет по ножичку и воодушевится таким примером? Такая резня начнется, что никакое МВД не справится.
Да и генерал Федоров никогда к нему с мелочью не приходил. Можно не сомневаться, что дело получит огласку и поднимется шум. Это может плохо отразиться на российско-армянских отношениях. Вот Федоров и волнуется. Если не раскрывать такие преступления, то что уже можно говорить о стране! Какие там правопорядок и власть!
Философствуя, Забродов лишний раз проверил, перекрыл ли он газ, закрутил ли все краны, закрыл или нет форточки, и только после этого вышел на лестничную площадку.
У двери соседней квартиры на полу сидели два захмелевших парня. По всей видимости, они отмечали какое-то важное событие, такое, например, как начало нового дня или появление денег после периода затяжного безденежья. В любом случае Забродов не любил такую бескультурщину.
«Это что еще за культурно-просветительский кружок?» – Илларион закрыл дверь, неодобрительно посмотрел на парней, рядом с которыми стояла пластиковая бутылка с пивом.
– Молодые люди, – вежливо начал он, как и полагается в таких случаях, это вроде ментовского предупреждения, «что сейчас я достану оружие».
Молодой человек в шапке, которая была на самой макушке, в народе такой стиль ношения шапки именуют «гондонка», мутными глазами посмотрел на Иллариона, а его приятель в нецензурной форме выразил все свое возмущение и отправил Забродова по всем известному адресу.
Илларион, несмотря на то, что не был человеком вспыльчивым, крайне возмутился такой наглостью и поэтому в следующую секунду он схватил пластиковую бутылку с пивом и отправил ее в мусоропровод.