– В каком смысле?
– Она не дает им мониторить свое взаимодействие с новым сотрудником. – По стене за Тлен бесшумно пронеслась птица. – Именно такая независимость нам нужна. Они тоже под впечатлением, но теперь они оценили ее потенциальные возможности, так что, боюсь, время поджимает.
Возникла пульсирующая эмблема Рейни.
– Извини, – сказал он Тлен. – Телефон. – Повернул голову: – Да?
– К обеду вернешься? – спросила Рейни.
– Да.
– Ты где?
– Долстон. По работе. У Тлен.
– Везет тебе, – сказала Рейни. Ее эмблема погасла.
– Рейни, – пояснил он, снова поворачиваясь к Тлен. – Передает тебе привет.
9
Ценная хреновина
Верити разбудил телефон, вибрирующий на полу в беззвучном режиме. Она высвободила руку из вкладыша, застегнутого на молнию почти до подбородка, и пошарила рядом с диваном.
Накануне вечером Юнис показала ей «Начало» с паузами для упомянутой инфографики. Что-то в этом изменило ее отношение к Юнис, хотя Верити не сумела бы сказать, что именно и почему. Вчера днем казалось, что разумнее всего вернуть Юнис Гэвину, но трогательное нердовское желание поделиться любимым фильмом пробудило растущую эмпатию. Это было как-то связано с ощущением личности, на периферии которой кипит бурная жизнь.
– Завтрак, – сказала Юнис, как только Верити поднесла телефон к уху. – «Волки плюс Булки».
– Это не плюс, – ответила Верити, – а «и».
– Написано плюс.
– Знак плюса – это хипстерский амперсанд.
– Завтрак скоро кончится, но мак-волк с яйцом еще остался. Пока будешь есть, изложу тебе обстановку.
Верити вспомнила, что мешочек сотенных упрятан в стенной шкаф (Юнис велела не оставлять его на верстаке). Она вылезла из вкладыша, сложила его и влезла в пластиковые шлепанцы Джо-Эдди.
В кухне пропустила воду из крана через фильтр в форме Пикачу, набрала полстакана, выпила.
В ванной, все еще полусонная, воспользовалась унитазом, умылась, почистила зубы и вернулась в спальню за чистыми трусами, свежей футболкой, кроссовками. Подумала, что на улице, наверное, холодно, так что надела еще и рыжую шерстяную ковбойку-пиджак Джо-Эдди из японского джинсового магазинчика, на два размера больше, чем носила сама.
В гостиной сняла очки с зарядки и надела. Появился курсор. Юнис смотрела на гарнитуру, включенную в собственную зарядку.
Эй.
Верити выдернула гарнитуру из зарядника и вставила наушник в ухо.
– Нам надо вывести тебя туда, – сказала Юнис.
– Зачем?
– Потому что франклины нужны там. В том дайнимовом чехле, куда ты их убрала.
– Каком?
– Дайнимовом. Материал, из которого чехол.
– Зачем?
– Кто-то захотел сделать крутой чехол.
– Деньги зачем?
– Их заберут. Лучше там, чем здесь.
Верити не знала, как поступила бы с деньгами, реши она вернуть Юнис в «Тульпагеникс» (чего делать уже не собиралась). Отдать их кому-нибудь – неплохой вариант. Так что она вернулась в спальню, к стенному шкафу, за чехлом. Дайнима оказалась чем-то вроде тайвека, только еще круче.
Решив на сей раз не прятать наушник, Верити спустилась на улицу. «Волки + Булки» были в том же доме, третья дверь справа. Голый кирпич и дымчатая сталь, запах пекарни. Она заказала мак-волк (мутантный пряный маффин с начинкой из яйца в мешочек, загадочным образом очищенного от скорлупы), расплатилась и стала смотреть, как паренек по другую сторону стойки щипцами кладет ее мак-волк на белую фарфоровую тарелку. Он поставил тарелку на советского вида пластмассовый поднос, серый, примерно того же оттенка, как оправа ее тульпагениксовских очков, добавил туда же кофе и столовый прибор в бумажной салфетке.
– Табурет у окна, – сказала Юнис.
Верити отнесла поднос к стойке-подоконнику с видом на Валенсия-стрит. Все стальные табуреты перед окном были свободны.
– Деньги держи на коленях, – распорядилась Юнис.
Сто тысяч свинцовым фартуком давили на колени. Верити разрезала маффин, выпустив теплый желток, и начала есть, запивая кофе. Солнце вновь пробилось сквозь облака и озарило прохожих – судя по виду, сплошь обитателей страны Стартапии, тружеников среди тилландсии.
– Интересно, что бы подумали хиппи, знай они, что это две тысячи семнадцатый? – спросила Юнис. – Кто-нибудь из тысяча девятьсот шестьдесят седьмого?
– Они бы решили, что победили, – ответила Верити. – Но они бы в жизни не догадались, чем большинство здесь зарабатывает на жизнь, и не сумели бы вообразить, что за этим стоит.
– Ты меня поняла. – Говоря, Юнис оцифровала лицо молодого человека – тот походил на коренастого амишского землепашца, вырядившегося хелс-готом[12].
– Зачем ты все время это делаешь?
– Они по большей части либо живут здесь, либо работают. Набрать достаточно, начнут проявляться аномалии.
– И чем это отличается от паранойи?
– Ничем. Кроме того, что не безумие.
Верити принялась за следующий кусок мак-волка.
– Ты хорошенько проверила своего нанимателя, прежде чем к нему идти? – спросила Юнис.
– Не особо, – с набитым ртом.
– Совсем не проверяла?
Проглотила.
– Давно никто ничего не предлагал.
– Они все спецслужбисты, в фирме-учредителе. Твой бывший понял бы, о чем я.
– Это в прошлом.
– Общаетесь хоть иногда?
– Нет. А теперь он помолвлен. С девушкой, у которой до знакомства с ним был собственный пресс-секретарь. СМИ устроили за ними настоящую охоту.
– Кейтлин. Франко-ирландская архитекторша.
– Если я хоть близко к нему подойду, то наступлю на все мины-растяжки таблоидов.
– А может, и нет, если все сделаешь правильно, – сказала Юнис. – Он бы все знал про «Курсию».
– Что именно?
– Что они – подвид полностью отрицаемого проекта министерства обороны.
– Типа венчурного капитала ЦРУ?
– Близко не лежали, – ответила Юнити. – То – фасад. Мегафауна. «Курсия» даже в самое свое легальное время пряталась в подлеске. И сейчас прячется, но сменила защитную окраску на игровую индустрию. Когда минобороны требует отрицания с удвоенной силой, первоначальную миссию вычищают из памяти под ноль. Проект выводят из министерства, лишают финансирования, забывают. Сейчас случается реже, чем во времена Ирака, но «Курсия» именно такая.
– Откуда ты знаешь?
– Я многозадачу. Делаю это у себя за спиной, как будто не знаю, откуда знаю про «Курсию». Похожа я типа как бы на то, что тебе обещал Гэвин?
– А что?
– Если я правда такая, – сказала Юнис, – то, наверное, «Курсия» успела кое-что в минообороны стырить. «Тульпагеникс» – их фасад для монетизации этого самого.
– Этого?
– Меня. Ешь. Сейчас курьер подойдет.
Юнис открыла видео-окошко, в ракурсе, как с камеры наблюдения. Курсор отыскал мужчину в темной бейсболке, белого, с бородой, но определенно не из-под тилландсии. Он шагал, не улыбаясь, по Валенсия-стрит. Под мышкой – черная сумка.
– Он войдет, возьмет кофе, сядет рядом с тобой. Справа. Отдай ему чехол, под стойкой. Он переложит деньги себе в сумку, а в чехол уберет пеликановский кейс.
– Какой кейс?
– Из твердого пластика. Не тяжелый, но объемный. В чехол влезет, но с трудом. Ты смотришь в окно, делаешь вид, будто ничего не происходит. Он под стойкой передает тебе чехол, ты уходишь и возвращаешься домой.
– Что он мне передаст?
– Ценную хреновину.
– За сто тысяч долларов?
– Все изготовлено с нуля, кроме моторчиков, аккумуляторов, камер, всего такого.
– Зачем ты это делаешь, Юнис? – спросила Верити.
Мужчина в бейсболке прошел за окном, не глянув в ее сторону.
– Ради возможностей.
– Мне это не нравится.
– Допивай кофе.
Верити подчинилась, перебарывая желание оглянуться и посмотреть на мужчину в бейсболке.
– Здесь свободно? – Мужской голос.
Она обернулась, подняла взгляд:
– Да.
– Спасибо.
Верити вновь посмотрела в окно, не видя улицу. Краем глаза она различила, как мужчина в бейсболке поставил кофе на стойку и сел на соседний табурет.
– Передай ему дайниму, – сказала Юнис, – под стойкой.
Верити не хотела, но подчинилась, инстинктивно ожидая, что он возмутится. Заставила себя смотреть прямо вперед. Шуршание под стойкой. Два отчетливых щелчка. Защелки на мешочке. Снова шуршание.