Попытавшись быстро взять себя в руки, Алекс сделал три быстрых глубоких вдоха и мысленно сосредоточился на своих эмоциях. Волновался ли он? Можно сказать, что эта была одна из самых сильных реакций его организма на стрессовую ситуацию за всю жизнь. Он подумал, что это страшнее, чем первый раз в постели с незнакомой девушкой, чем драка один против трёх, чем выбор жизненного пути.
Алекс понимал, что в эти секунды испытывает сильнейший стресс. Он знал, что мозгу сложно спрогнозировать развитие ситуации в условиях полной непредсказуемости, и от этого он чувствует себя очень некомфортно. Ему приходится обрабатывать больше информации и принимать решения чаще. Гипоталамус через цепь маленьких, но очень важных органов, повышает уровень гормона кортизола, который является химической природой стрессового состояния. Нет кортизола – нет стресса, так сказать. Но в то же время, нет стресса – нет и кортизола. Кровь Александра была переполнена этим гормоном, ноги и руки дрожали, во рту пересохло так, что он махом осушил треть бутылки с водой.
Дальше всё было, как в тумане. Он сам не понял, как отозвался на приглашающий жест ведущего, как сделал первые неуверенные шаги и вышел на сцену. И вот он уже стоит на ней и оглядывается по сторонам. Зал был большой, примерно на пять тысяч мест, под завязку заполненный людьми. Мужчины и подростки, старики и женщины, в очках и в проходах, в пиджаках и сидя – все они смотрели на него. А он, как бы беспечно, крутил головой по сторонам. Вдруг его взор упал на тему выступления, что ярко светилась на большом экране: «Современный взгляд на жизнь».
«Урок, один урок», – почему-то пронеслось у него в голове. Какие-то части мозга одновременно возбудились, что-то вспомнилось, пронеслась новая связь, и у него родилась идея. В мгновение ока, если конкретней – за одно моргание глазами, на огромной скорости в мозге пронеслись сотни комбинаций, и в один миг они сошлись в конкретном месте.
Ему стало чуть спокойней, и тут ведущий произнёс:
– Спешу представить нашего следующего гостя: магистра медицины, преподавателя медицинской кафедры Ахейского ликея, Александра Церебауна. Тема его сегодняшнего выступления: «Современный взгляд на жизнь». Александр, прошу вас.
И тому ничего не оставалось делать, кроме как шагнуть вперёд, чуть поклониться и немного неуверенно начать:
– «Современный взгляд на жизнь» – так звучит тема моего выступления, и поэтому…
Алекс неуверенно споткнулся, но все же смог взять себя в руки и продолжить:
– Я расскажу вам, как мы смотрим на эту жизнь, а, если быть точнее, как работает зрительный процесс.
Вроде бы в зале никто не возражал. И он продолжил, чуть храбрее:
– Начнём с того, что зрение занимает примерно девяносто процентов всей сенсорной информации, поступающей в мозг. То есть почти всё, что вы воспринимаете за день – это работа двух, или, кому не повезло – одного глаза.
Засветились улыбки, в зале раздался смешок, а магистр немного успокоился.
– Кстати, а хотите, я вам сейчас покажу часть моего мозга? – он взялся за свои волосы сверху, приподняв их ото лба, сделал вид, будто собирается оторвать верх черепной коробки, а затем улыбнулся, увидев недоверчивые лица многих зрителей. Симпатичная девушка в переднем ряду широко расширила глаза и отрицательно покрутила головой.
– Да нет, всё не так страшно, я вовсе не буду вскрывать себе череп, – усмехнулся он. – Просто сейчас, глядя мне в глаза, вы видите частицу моего мозга, а я, соответственно, вашего. И это не красивая метафора, это действительно так. Дело в том, что глаз – это и есть часть мозга, только вынесенная на периферию. На самом деле, когда плод формируется в теле матери, то из той ткани, что позже станет головным мозгом, появляются две крошечных камеры – глазные пузыри. Именно они со временем станут нашими глазами, а их стволы – частью зрительного тракта, ведь мозгу жизненно важно понимать, что происходит вокруг него, поэтому эволюция и создала такой прямой механизм передачи информации.
Алекс на секунду замолчал и развёл руки в стороны в вопросительной позе.
– И тут возникает вопрос, а как, собственно, мы видим? Ну, то есть, как именно происходит этот процесс? Самый простой вариант ответа звучит так: глаза как бы находятся в режиме съёмки этакого непрерывного видео, которое передаётся по нейронам. Прямая трансляция в мозг, примерно так, все верно? – задал он вопрос залу и, не дождавшись, ответил. – Нет! Ответственно вам заявляю – ничего подобного! Даже близко! А почему? Потому что нервы, дамы и господа – это не провода и по ним не передаётся ничего, скажем так, материального. Никакая частица не сможет попасть по нейронным сетям из пункта А в пункт В. Между проводами, несущими электрический ток, и нейронами, использующими электрический импульс, который называется потенциал действия, огромная разница. Такая же, как между письмом, написанным от руки, и звонком другу. И в той, и в другой ситуации какая-то информация переносится. Но в случае с письмом один физический объект попадает из одной точки в другую, а в другом… поняли разницу, да? Итак, нервные клетки не могут передать изображение.
Алекс почувствовал, что его понимают и это придало ему силы. Он даже улыбнулся той симпатичной девушке в красном платье, сидящей в первом ряду. А она не отвела взгляд.
– Но не только это мешает мозгу осуществлять трансляцию, – продолжил Александр своё объяснение. – Дело в том, что нейроны передают импульсы, которые имеют электрохимический характер, то есть, обратите внимание, не только электрический, но и химический. Между двумя нейронами есть синапс, в который одна нейронная клетка выбрасывает определённый химический состав нейротрансмиттеров, простите за такой сложный термин, а другая воспринимает его. Я не буду сейчас задерживаться на этом процессе, скажу лишь, что через химический коктейль нейромедиаторов достаточно сложно передать изображение. Вернее, это невозможно. Налейте в стакан воды, бросьте туда акварельные краски и попробуйте взболтать этот состав, чтобы он превратился в портрет Джоконды. Конечно, я утрирую и упрощаю, но это для того, чтобы вы поняли – ни о какой видеотрансляции объектов не может быть и речи.
Алекс подошёл к высокому стулу, взял с него бутылку воды, которую раньше туда поставил, и сделал несколько больших глотков, смочив пересохшее горло. Затем продолжил.
– Кроме того, приглядитесь. Некоторые из вас смогут увидеть каждый волосок на моей голове. Это значит, говоря техническими терминами, что мы воспринимаем окружающие нас предметы в очень высоком разрешении. И изображение должно немало весить, если перевести все в мегабайты. Но у нашего зрительного нерва нет мощностей, чтобы передать видео такого качества. Там же не оптоволоконные кабели протянуты, понимаете? Там тонюсенькие нейроны.
И ещё, сколько же мы тогда кушать должны, чтобы такие энергозатраты обеспечить? По центнеру зерна в день? Нет-нет, всё не так. Наш мозг очень бережно расходует энергию. Поэтому, то, как мы видим, совершенно не похоже на процесс видеосъёмки и видеотрансляции. Так как же тогда мы видим, друзья? Интересно узнать?
Публика ответила одобрительным шумом, и Алекс облегчённо выдохнул в глубине души. Дрожь в ногах и руках постепенно стала спадать. Он уже гораздо спокойней оглядел зал и заметил, что девушка в красном платье необыкновенно красива. Причём, она снова не отвела свой взгляд.
– Для начала давайте повторим устройство глаза. Повторение – мать учения, как говорится. Итак, глаз представляет собой камеру, заполненную жидкостью. Свет, попадая через хрусталик, проходит через эту внутриглазную жидкость и падает на сетчатку. При этом изображение переворачивается снизу вверх и слева направо. Сетчатка состоит из колбочек – рецепторов, отвечающих за восприятие цвета и остроту зрения, и палочек, благодаря которым мы можем видеть в темноте. У них огромная светочувствительность, им хватает нескольких фотонов, чтобы возбудиться. В принципе, похоже на строение фотоаппарата, верно?