Он вопросительно оглянулся на Антипию.
– На кровати, – сказала она.
Василий Васильевич зашел за выступ стены, как бы отделявшей в просторной комнате гостиную от спальни, и заглянул.
Постель была аккуратно застелена, подушки выложены одна за другой, а в самой середине сидела небольшая коричневая обезьяна с грустной мордой. Меркурьев вдруг умилился. Это была… девичья постель, трогательная и словно целомудренная.
Смотреть на нее было приятно и немного неловко.
– С той стороны, – прервала его грезы хозяйка постели. – Ты что, не видишь?
Антипов заглянул.
На подушке лежал фарфоровый китайский богдыхан с отломленной головой. Василий Васильевич не сразу понял, что это такое, и сообразил, только взяв в руки. Тело богдыхана в расписанных золотом складках фарфоровой одежды он поставил на тумбочку и покрутил в пальцах голову.
Богдыхан щурил узкие глаза, прятавшиеся в круглых щеках, и крепко сжимал тонкие губы.
Василий Васильевич вдруг узнал в нем… упавшего с маяка Ванюшку. Словно богдыхана рисовали с натуры!..
– Где ты это взяла?
– Я не брала. Я поднялась после завтрака сюда и… нашла. Это знак!
– Началось в колхозе утро, – сказал Василий Васильевич. – Какой еще знак!
– Ты не понимаешь! – в отчаянии воскликнула она.
– Я это слышу все утро, – огрызнулся Меркурьев. – Хорошо, я ничего не понимаю, и точка. Примем это как данность. Откуда у тебя статуэтка? И зачем ты оторвала ей голову?
Антипия прошла к креслу, села и сложила руки на коленях, на белых складках одеяния.
– Я пришла от Кристины, – сказала она, стараясь быть как можно более убедительной. – Мне нужно было подумать. И села вот как сейчас сижу. Но мне что-то все время мешало, отвлекало.
– Флюиды? – предположил Василий Васильевич.
– Я встала, – продолжала Антипия, не обращая на его иронию никакого внимания, – и стала искать, что это может быть. И вот… – Она кивнула на разломанного богдыхана. – Нашла.
– На кровати? – уточнил Меркурьев.
Он взял с тумбочки туловище, попытался приставить к нему голову, вышло задом наперед. Он перевернул туловище.
– Точная копия Ивана Николаевича, – сказал он, разглядывая узкоглазое щекастое лицо.
– Конечно, – пылко сказала Антипия. – В этом все дело. Это знак!
– Знак чего?
– Здесь что-то происходит, – заявила она. – Такое, чего я не могу понять. И объяснить не могу.
– Ну, для такого вывода не нужно никаких знаков, – съязвил Меркурьев, поставил туловище на стол, а голову положил рядом. – Конечно, происходит! Человек погиб – это раз. Перстень за много миллионов поперли – это два.
– Он не просто так погиб, – произнесла Антипия почти шепотом. – Кто-то пытается мне что-то сказать и для этого принес статуэтку. А я не понимаю!..
– Да, – согласился Василий Васильевич. – Статуэтку действительно кто-то принес, если не ты сама это сделала. И голову ей отломали. Это… нехорошо.
– Плохо, – поддержала Антипия. – Совсем.
– Да что ты заладила: плохо, плохо! Ты утром, когда выходила на завтрак, дверь заперла?
– Да… по-моему. По-моему, да.
– Заперла? – грозно повторил Василий Васильевич.
Антипия огляделась по сторонам в растерянности.
– Я не всегда запираю. У меня и брать-то тут нечего, так что я не слежу…
– То есть ты не помнишь. Кто угодно мог зайти и положить статуэтку. Только вот вопрос: зачем?..
– Чтобы я поняла.
– Ты поняла?
– Нет.
– Тогда вопрос: зачем?..
И они уставились друг на друга.
Меркурьев постепенно осознавал, что появление богдыхана, как две капли воды похожего на покойного братка, в запертой или незапертой, не важно, комнате на кровати – явление совершенно материальное, и нет в нем никаких мистики и чудес. Вот как ему заморочили голову: на осознание этого простого факта потребовалось время! Статуэтку принесли и положили, а до этого еще и голову ей отломали! Зачем? Хотели напугать? Именно ее, духовную дочь Сантаны и последовательницу Пуришты? Чтобы она подняла панику?
Богдыхан на кровати – свидетельство чьего-то умысла, пока непонятно, злого или нет, но вполне человеческого.
Он покосился на вещунью. Она, должно быть, перепугалась всерьез. Самое отвратительное – это следы чужого непрошеного присутствия в чем-то очень личном, интимном: в одежде, в постели, в ванной. Скорпион в пустыне вызывает желание обойти его стороной. Скорпион на подушке – панику и ужас.
Кто и когда мог принести статуэтку в комнату Антипии? Во время завтрака или когда они втроем искали перстень в комнате Кристины?
– Ты кому-нибудь говорила, что не запираешь дверь?
– Нет, ну что ты!
– К тебе кто-нибудь заходит? Из гостей? – Василий Васильевич подошел и сел рядом. – За делом, вызвать духов, наложить проклятие?
– Я не накладываю проклятий, и ко мне никто не заходит!..
– И утром сегодня никто не заходил?
Это он спросил на всякий случай, для проверки.
– Приходила Нинель Федоровна, завтракать звала, потом еще Стас с новым паролем, и… еще кто-то, я забыла.
– Саня, – подсказал Василий Васильевич. – Он искал меня. Чтобы чокнуться. Кто-нибудь из них в комнату проходил?
Антипия подумала немного.
– Нинель точно на пороге стояла. Стас зашел, у него пароль был на листочке записан, он его на стол положил. А третий сразу мимо меня в комнату влетел. Он еще звал кого-то: дядя, дядя! А я ему говорю: нет тут никакого дяди!..
– Дядя – это я, – пояснил Меркурьев.
Расспросы не имели смысла – кто угодно мог подняться и положить статуэтку, если дверь все время была открыта.
Значит, думал дальше Василий Васильевич, точно так же можно было зайти в комнату Кристины и стащить перстень. Если она тоже не запирает дверей!..
Эта простая мысль приободрила его. Ну, конечно! Нет никаких духов и привидений, кольцо мог украсть – и украл! – человек! Человек вошел в комнату, взял кольцо и вышел, никем не замеченный.
– Заморочили вы мне голову, – сказал он Антипии. – И я тоже хорош!.. Кудахчете, с толку меня сбиваете. Знаки, духи!.. Чушь собачья.
Антипия громко чихнула, достала из складок одеяния носовой платок и вытерла нос.
– Я спрошу у Захарыча, может, в коридоре есть камеры, – продолжал Василий Васильевич. – Мы посмотрим, и все сразу станет ясно.
Вещунья покачала головой:
– Камера ничего не покажет.
– Ну конечно! – согласился Меркурьев язвительно. – Потусторонние миры! Тонкая грань Вселенной!.. Ты обещала мне прекратить маскарад и извиниться перед людьми. Забыла?
– Мне нужно сходить на маяк, – сказала Антипия.
– Зачем?!
– Мне нужно, – повторила она упрямо.
– Сходи, – махнул рукой Меркурьев.
– Ты меня проводишь? Одной… страшно.
– Прихвати с собой Канта, – посоветовал Василий Васильевич. – Или Бесселя, если он объявится. Кстати, ты знаешь, что фамилия Емельяна – Кант? По крайней мере, он так записан в книге посетителей!
Она кивнула как ни в чем не бывало.
– Может, он сумасшедший? – предположил Меркурьев. – Или тоже аферист, вроде тебя?.. Или жулик?
Тут он остановился от неожиданности. А что, если Емельян Иванович на самом деле жулик? В прямом смысле слова – вор?.. Что, если он приехал специально, чтобы украсть перстень Кристины? Он убеждал Меркурьева, что «полицмейстеры» помочь не могут, и это вполне понятно и объяснимо, если перстень утащил именно он.
Нужно узнать, что он делал утром – до завтрака и сразу после него. И где до завтрака была Кристина.
– Я пойду, – сказал Меркурьев. – Мне нужно кое-кого кое о чем спросить. Да! А почему ты сразу запричитала, что пропажа кольца – это очень плохо? Потому что оно дорогое?
Она вздохнула с сожалением:
– Я не могу рассказать. Если Кристина захочет, она сама тебе расскажет.
– Потусторонние силы не разрешают? – осведомился Меркурьев. – Ну-ну.
Он пересек коридор, ключом открыл дверь в свою комнату и вошел. И не поверил своим глазам.
В комнате никого не было. На столе стояли два стакана – один пустой, в другом капля виски.
– Саня! – позвал Василий Васильевич и прислушался. – Ты где? Мы в прятки играем? Выходи, выходи, маленький!..
Саня не отвечал.
Василий Васильевич прошел в ванную, заглянул за штору, под ванну на всякий случай тоже заглянул – никого.