– Успеем, – говорил второй. – Вот увидишь.
Меркурьев приподнялся и огляделся с изумлением.
Ну нет никого! Кто здесь может быть?!.
Он встал, нашарил кроссовки и вышел на балкон.
На улице было светлей, чем в комнате, и море почти успокоилось, на нем лежал ровный жемчужный свет. Лес, наоборот, потемнел и надвинулся. Меркурьеву показалось, что в глубине, за деревьями, возится и двигается что-то большое.
По брусчатке со стороны моря поднимался человек. Он вел велосипед и, заметив на балконе Меркурьева, приостановился, поздоровался и прошел дальше, к дому.
– Добрый вечер, – сказал с балкона Василий Васильевич.
А что еще сказать-то?.. Это не вы тут сейчас разговаривали о делах?
Он постоял немного, вернулся в комнату, задернул штору, но дверь закрывать не стал – пусть пахнет дождем и морем!.. Сумки, набитые вещами, стояли одна под дверью, другая возле столика, но Василию Васильевичу скучно было думать о вещах.
Обустраиваться – раскладывать барахло, вытаскивать зарядники, рассовывать их по розеткам, выставлять к двери башмаки – он будет завтра.
Отпуск только начинается, сегодня даже не первый день. Отсчет начнется с завтрашнего!..
Кажется, те двое тоже говорили что-то про отсчет.
Василий Васильевич с трудом выпростал из тугого брюха сумки чистую рубаху и безразмерные полотняные штаны с карманами на всевозможных местах – очень удобная штука! – босиком прошлепал в ванную и долго стоял под душем, отогреваясь. Он и не подозревал, что сильно замерз, пока не влез под горячую воду!..
Потом, пытаясь разглядеть себя в запотевшем зеркале, прикинул, бриться или не бриться. По-хорошему, стоило бы, тем более… девушка Кристина, будущий историк из Калининграда, присутствует!.. Но лень страшно!..
С одной стороны – будущий историк, с другой – лень. И что делать?
Меркурьев решил ничего не делать.
Не буду бриться. Отсчет начинается с завтрашнего дня.
Он сунул босые ноги в кроссовки – холодные и слегка влажные внутри, – и это доставило ему удовольствие.
В пустыне никто не ходит на босу ногу. В пустыне надевают длинные носки и еще заправляют штаны в высокие ботинки, завязывают их и зашнуровывают!.. В пустыне в самую жару сидят в брезентовых куртках и панамах с жесткими полями, непременно прикрывающими шею. Местные умеют наматывать платки и тряпки и так защищаются от зноя, а приезжие европейцы изнемогают, истекают потом, безостановочно пьют воду, и все равно ничего не помогает. Сохнет во рту, сохнут глаза, в уши и в нос набивается мелкий песок и потом долго, месяцами, не вымывается. Меркурьев пробовал принимать какие-то американские таблетки, которые продавали контрабандисты. Таблетки эти вроде бы выдавали морским пехотинцам, воюющим на Ближнем Востоке, для «восстановления водно-солевого баланса», но «баланс» и от таблеток не восстанавливался.
Э-эх, я же в отпуске!.. И мои окна выходят на море, в комнате темно и влажно, блестит под балконом в свете фонарей мокрая брусчатка, что может быть лучше!..
Василий Васильевич пригладил волосы, торчавшие в разные стороны, и, прихорошившись таким образом, вышел в коридор.
Снизу слышалось звяканье посуды и тянуло запахом вкусной еды.
Оказывается, есть хочется!.. И уже давно хочется!.. Что там Виктор Захарович говорил про кофе? Может, выпить до ужина, чтобы с голоду не перекинуться?..
– Вы кто? – спросили из угла.
Меркурьев вздрогнул от неожиданности.
Темнота в углу коридора, куда не доставал свет торшеров, зашевелилась, и из нее выступила темная фигура.
– Вы не из наших, – продолжала фигура, не приближаясь. – Зачем вы приехали?
Василий Васильевич слегка откашлялся.
– Добрый вечер, – сказал он громко.
– Здесь скоро начнутся серьезные события, – продолжала фигура. – Вы хотите был свидетелем?..
– Я поужинать хочу, – признался Василий Васильевич. – Разрешите представиться, Меркурьев. Инженер.
Фигура колыхнулась, темное пятно поплыло ему навстречу.
– Антипия, – произнесла фигура.
– Где? – не понял инженер Меркурьев.
– Перед вами. Антипия – это я. Заклинательница потусторонних сил. Духовная дочь учителя Сантаны, последовательница Пуришты.
– М-м-м, – промычал Василий Васильевич, не зная, как нужно приветствовать последовательниц Пуришты и духовных дочерей Сантаны. – Я рад…
Она выступила на свет и оказалась молодой женщиной, облаченной в яркие шелка. На лбу у нее, разумеется, была точка. Меркурьев посмотрел на точку, перевел взгляд и опять посмотрел, не удержался.
– Вы приглашены на шабаш?
– Нет, – быстро сказал Меркурьев. – Я вообще-то в отпуске.
– Здесь?! – поразилась духовная дочь Сантаны. – Вот в этом месте?
– Я пойду? – полувопросительно сказал Василий Васильевич. – Поужинаю?
И, не дожидаясь ответа, скатился по ступеням.
Может, она уедет, подумал он жалобно. Может, шабаш назначен на завтра, а послезавтра ее уже здесь не будет?.. А завтра я гулять пойду – с самого утра и до самого вечера.
А вдруг их тут… много? Духовных дочерей и сынов самого Сантаны?! Вдруг у них тут гнездо? И шабаш будет происходить в гостиной? Тогда придется искать, куда уехать, и уезжать, а не хочется!.. Меркурьев здесь уже прижился – всего за несколько часов, и ему радостно было, что дом соответствует его настроению и желаниям!..
Из ярко освещенной гостиной слышались голоса, и Василий Васильевич, воровато оглянувшись на лестницу и убедившись, что погони нет, направился туда.
Как только он вошел, все оглянулись, и хозяин воскликнул с излишним энтузиазмом:
– Ну наконец-то! Заждались, заждались. Разрешите представить, Василий Васильевич из Бухары. Сегодня приехал.
– Василий Васильевич – хорошее узбекское имя, – сказала молодая дама в обтягивающих джинсах и с распущенными черными волосами. – Главное, запомнить легко.
Меркурьев обвел взглядом общество.
Кристина, разложив на старинном столе пластмассовые штуки, что-то делала с телефоном, то ли ломала, то ли чинила. Молодой человек с окладистой ухоженной бородой сидел в кресле нога на ногу и смотрел, как она чинит или ломает. Черноволосая и обтянутая пила из высокого бокала какой-то коктейль и усмехалась довольно язвительно. Меркурьев понял, что усмехается она на его счет.
– Ну-с, с Кристиной вы знакомы!.. – бодро продолжал Виктор Захарович. Кристина мельком улыбнулась, не выпуская из рук пластмассок. – Софья, – он показал на брюнетку, – из Москвы, у нас впервые, как и вы, Василий Васильевич. Стас тоже из Москвы, занимается компьютерами, наш постоянный гость.
Бородатый весело пожал плечами, как будто сознаваясь в том, что это странно, конечно, но – да, он постоянный гость.
– Занимается компьютерами, а роутер то и дело висит, – пробормотала Кристина. – В Сеть не выйдешь.
– Нужно вместо воздушки нормальную линию тянуть, – сказал бородатый. – Я Виктору Захаровичу уже десять раз говорил.
– И как оно там, в Бухаре? – спросила черноволосая Софья у Меркурьева. – Абрикосов много?
– Абрикосов много и жарко, – согласился Василий Васильевич. – А где дают то, что вы пьете? Я тоже хочу.
– В буфете! – вскричал Виктор Захарович. – Вот я, голова садовая, даже не предложил!
Василий Васильевич был торжественно и со всяческими извинениями препровожден к буфету, где из множества бутылок можно было выбрать любую и налить из нее. Всевозможные бокалы, фужеры, стаканы и рюмки стояли тут же.
Меркурьев прикинул, чего ему хочется, и вышло, что хочется джина с тоником. В настольном холодильничке были наставлены всякие банки и бутылочки, и тоник среди них нашелся. И лимон был приготовлен, и лед в запотевшем ведерке-термосе.
Таксист сказал про это место – дыра или глухомань, как-то так. Но на дыру вовсе не было похоже!..
Сейчас, когда горел свет и были задернуты шторы, гостиная казалась самым уютным местом на Земле. Цветы в старинных вазах, вышитые салфетки, диван с подушками – все очень мило, но ничего лишнего. Ни нагромождения пыльных безделушек, бессовестно выдающих себя за украшение интерьера, ни полиэстеровых ковров, прикидывающихся натуральными, ни дерматиновых кресел «под кожу».