– Он уже здесь, – выговорила она громко.
Меркурьев, заинтересовавшись, перестал жевать и посмотрел на Виктора Захаровича.
– Кто это здесь? – спросил он одними губами. – Дух Канта явился раньше времени?
– Нет, нет, – озабоченно ответил хозяин. – Тут что-то другое.
И поспешно поднялся.
– Он грядет, – продолжала Антипия. – Я слышу шаги. Я вижу тени. Голоса! Сейчас грянут голоса!..
В полной тишине прошла секунда, другая…
– Ну, доброго всем вечера, – грянуло в дверях так, что Василий Васильевич вздрогнул. – А я думаю, чего это нас никто не встречает?! А в тюряге ужин по расписанию!..
Два мужика, поразительно похожие друг на друга, в абсолютно одинаковых костюмах и галстуках, ввалились в столовую, где моментально стало тесно и нечем дышать.
– А где хозяин-то?
– Приветствую! – Виктор Захарович пошел им навстречу, вид у него был растерянный. – Как раз к столу.
– Постоловаться мы всегда рады, – прохрюкал один из мужиков.
Они и впрямь были похожи на свиней – откормленные, гладкие, слегка щетинистые. Выразительные пятачки и закрученные хвосты.
– Добро пожаловать, Александр Федорович!
– Да ладно тебе, отец, – окончательно развеселился свин. – Очки протри! Федорыч – это он, а я Николаич!.. Иван Николаич я!
– Проходите, мы гостям всегда рады!..
– Да какие же мы гости, отец! Мы, считай, уже хозяева, а?! – И свины вновь радостно захрюкали.
Меркурьев принялся хлебать лапшу. Она была огненная, золотистая, из прозрачного бульона в звездочках навара выглядывала бодрая утиная нога.
Его решительно уж точно, уж никак не могло касаться происходящее, но любопытство, отчего-то смешанное с беспокойством, разбирало. Против воли он то и дело оглядывался на высокие двери, за которые Виктор Захарович увлек вновь прибывших. Оттуда раздавались непривычно громкие голоса – куда там китайцам!..
– …Поужинаем, пока все горячее, а завтра за дела.
– …Нам рассиживаться некогда, отец, чего тянуть, когда дело, считай, сделано!.. Да не дрейфь, Захарыч, держи хвост пистолетом! Мы тебя не обидим!
– Нет, нет, поужинаем сначала.
– Да че ты заладил-то? Мы уже в приличном месте поужинали!..
– Пришла беда, – сказала, принимая у Меркурьева тарелку, Нинель Федоровна. Лицо у нее потемнело, постарело. – Я все не верила…
– Что такое?
– Продает дом наш Виктор Захарович, – выговорила домоправительница и вся перекосилась. Видно, сдерживаться ей было нелегко. – Совсем продает, окончательно.
– Зачем?
Глаза у Нинели налились слезами, и одна все же пролилась, капнула в тарелку.
– Не справляется, – с сердцем сказала она. – Никак не справляется. Говорит, стар стал, сил нет. Мы все ему помогаем, как можем, а он… Видите? Продает. И кому! Этим!..
В тарелку капнула еще одна слеза.
Меркурьев молчал, не зная, что сказать.
– Вы меня извините, – спохватилась Нинель Федоровна. – Что-то я… раскисла. Вы тут ни при чем, вы отдыхать приехали!.. Сейчас горячее подам.
Василий Васильевич проводил ее глазами.
Вот тебе на!.. Похожий на английского помещика хозяин продает такой славный, так хорошо устроенный дом на взморье! А Василий Васильевич уже надумал, как через год приедет вновь – в таком же дождливом ноябре, и встретится с домом и с хозяином, как со старыми знакомыми!..
Нельзя ни на что рассчитывать всерьез, когда-то учила его бабушка. Ко всем своим планам и мечтаниям нужно прибавлять: как бог даст.
Не даст, и ничего не будет.
– Случится страшное, – возвестила Антипия. – Очень скоро.
– Да бросьте вы дурака валять, – сказал Стас с досадой.
– И так аппетит испортили, – поддержала его Софья. – А кухня тут почти как в Москве!.. Вызовите лучше дух этого вашего и спросите, когда их черт унесет! Так орут, аж голова заболела.
– Канта, – подсказал Стас.
– Да хоть кого! – возмутилась Софья. – Лишь бы эти убрались.
– А я и не знала, что дом продается, – сказала Кристина. – Мне Виктор Захарович ничего не говорил.
– Да мы-то все тут при чем? – удивился Стас. – Мы приехали и уехали, какое наше дело?!
Он прошагал к буфету, нажал кнопку на кофемашине, которая сразу ожила, замигала, заворчала, настраиваясь на работу.
– Мы спросим, – пообещала вещунья так же громко. – Мы спросим, что нас ждет. И может быть, нам расскажут…
По комнате поплыл острый и свежий запах кофе.
Василий Васильевич расправился с печенью по-берлински, подумал и попросил еще малиновый мильфей.
Не может быть ничего лучше холодного малинового торта с горячим кофе. Особенно вечером в ноябре, когда на улице идет дождь.
Но почему-то мысль про дождь, ноябрь и кофе показалась ему не такой радужной, как всего час назад.
Собственно, за этот час ничего не изменилось!.. До того, как Виктор Захарович продаст дом, Меркурьев успеет десять раз уехать в Бухару.
Тогда в чем дело?..
Громкие голоса заговорили еще громче, и нужно было делать над собой усилие, чтобы не слушать каждое слово.
– Пойдемте в гостиную, – предложила Софья и поднялась. – Если все поужинали. Так невозможно!..
Меркурьев в гостиную не пошел.
Он забрал свой мильфей и кофе, темным коридором вышел к чугунной лестнице и устроился в кресле возле круглого столика с книгой, так и лежавшей страницами вниз.
Здесь было тихо, темно и пахло дождем, цветами и немного углем, должно быть, из пасти камина.
Василий Васильевич сделал глоток, зажмурился и откинулся на спинку кресла.
Если бы у него был такой дом, он ни за что бы его не продал. Так и жил бы здесь постоянно. Нет, постоянно не выйдет, на такой дом нужно зарабатывать. Он зарабатывал бы, а дом его ждал. А потом он приезжал бы и жил.
– Да ладно тебе, – сказали в темноте, очень близко. Меркурьев сел прямо и оглянулся. – Все уже готово.
– Готово, не готово, – раздраженно отозвался второй голос. – А если все пойдет не так?!
– Что тут может не так пойти?!
– Да что угодно. Вдруг старик не справится?.. А если он упустит?
– Ничего он не упустит.
Голосов Меркурьев не узнавал. Впрочем, он был уверен, что говорят жизнерадостные покупатели дома. Только… где они?.. За поворотом коридора? Или забрались в камин?!
– Давай, давай, – поторопил один из говоривших. – Времени мало!
Василий Васильевич вспомнил разговор, который он слышал из своей комнаты. Тогда речь тоже шла о времени, о том, что его мало! Но в тот момент в доме еще не было ни Александра Федоровича, ни Ивана Николаевича!..
У Меркурьева была прекрасная память на имена.
Одним глотком он допил кофе, встал и огляделся по сторонам. Никого и ничего. В глубине длинного коридора теплится желтый свет из гостиной, по всей видимости, там готовятся к спиритическому сеансу и визиту духа Иммануила Канта. В высокое и узкое готическое окно заглядывает луна – небо поднялось и очистилось, видно, идут холода.
Василий Васильевич, осторожно ступая, подошел к входной двери и потянул. Она отворилась – неожиданно легко.
Он вдохнул холодный воздух, прикрыл дверь и немного постоял, прислушиваясь.
Никого.
Где могли прятаться те двое, голоса которых он слышал так отчетливо? Не в камине же на самом деле!..
Он взялся за перила чугунной лестницы, задрал голову и посмотрел вверх. Ничего не было видно, только терялись во мраке затейливые литые перила. Должно быть, на втором этаже тоже горит свет, но отсюда, снизу, его не видно.
Василий Васильевич двинулся по коридору к гостиной.
Позади него что-то звякнуло, и тихий звук разорвался у него в ушах как удар грома. Он замер. Потом молниеносно оглянулся.
Никого.
Меркурьев немного постоял, не шевелясь и прислушиваясь, потом вернулся к столику с оставленной кофейной чашкой.
Луна по-прежнему лила в узкое окно дрожащий синий свет, и море вздыхало за толстыми стенами: шу-уф, шу-уф!..
Василий Васильевич потрогал чашку – чуть теплая. Кофе из нее он допил совсем недавно. Ложка брякнула о блюдце, и он узнал звук. Именно этот звук остановил его!
Но кто мог переставить чашку у него за спиной в пустом вестибюле?!
Что-то еще тревожило его, и он никак не мог понять, что именно. Неверный лунный свет? Звуки осеннего моря?..