Всю первую половину дня он шлялся по базе как неприкаянный, пил литрами кофе и пытался прийти в себя. Только после обеда от него можно было чего-то добиться. И это — офицер ВВС страны!
Вообще-то подполковник давно бы выкинул его из эскадрильи, если бы не одно «но». Когда они проходили переподготовку на Раамы
— Ну…
— Без «ну». Ты один сегодня летать будешь? А?
— Вообще-то он звонил и говорил, что немного задержится.
— Немного? — подполковник глянул на часы, старые чешские летные часы «Прим Тигер», оставшиеся от отца. — Он уже два часа как должен сидеть здесь, в комнате инструктажа. Два часа — это, по-твоему, немного? Сколько пролетит наш самолет с полной загрузкой за два часа?
— Так далеко, что без дозаправки грохнется! — лихо ответил кто-то.
— Вот именно. Так далеко, что без дозаправки и в самом деле — того… Может, и наш Давид забыл дозаправиться? А?
— Скорее это он кого-то крепко дозаправил ночью… — пошутил кто-то и наткнулся на взгляд подполковника, яснее ясного говорящий, что ему не до шуток.
— Звони ему на сотовый. Я хочу видеть его здесь не далее чем через полчаса. Звони немедленно, Песах.
Истошный вой «Ямахи» — на ней стояли прямоточные глушители, издававшие примерно такие же звуки, какие издают грешники в аду, — возвестил всех о том, что виновник переполоха изволил-таки прибыть на базу.
— А вот и он. Давайте, подождем…
С этими словами подполковник встал около доски, на которой маркером был написан, но не до конца план боевой учебы на сегодня, и застыл в ожидании.
Виновник торжества появился на удивление быстро — Давид Абрамсон обожал скорость, он просто не мог передвигаться по поверхности этой планеты медленно, и когда он не летел на своем «Рааме» по воздуху или «Ямахе» на земле — он передвигался полушагом, полубегом, на удивление быстро лавируя между препятствиями и никогда никого не задевая. Не постучавшись, он ворвался в аудиторию, держа мотоциклетный шлем в руке, и его светлые, не по уставу длинные волосы были в совершеннейшем беспорядке.