– Вот так, – Рыжкова с наслаждением опустила башмак на сумку и хорошенько ее потоптала. – Больше не будешь глазеть на моего парня, крыса.
И я разозлилась. В первую очередь, конечно, на наглую Рыжкову, а во вторую – на Машу. Почему она позволяет втаптывать в грязь себя и свою сумку? Почему ничего не скажет? Почему смирно стоит, сложив ручки, и смотрит в пол, будто провинившиеся создание? И эти все – чего стоят, смотрят? Настолько боятся эту парочку?
– Эй! – я протолкалась вперед и встала рядом с Машей. – Ты что творишь?
– Воспитываю, – отозвалась Рыжкова и пнула сумку. – Погляди, а?
Друг-качок (не знаю, как его зовут) стоял с ней рядом, словно верный пес, и взирал на происходящее с равнодушием ленивца. Они подходили друг другу: оба высокие, крепкие и прекрасно дополняющие друг друга. Она – вспыльчивая и наглая, он – равнодушный и послушный, готовый прописать в табло любому, на кого она укажет и крикнет «фас!»
Да, именно так – ей нужны были послушные, те, кто без раздумий сделают так, как она захочет. Уверена, в душе она считала себя опытным кукловодом.
– Да кто на твоего Емелю позарится, господи-боже, – фыркнула я, скользнув по ним уничтожающим взглядом.
Качок перестал равнодушно пялиться на меня, в его глазах зажглось что-то похожее на сознание, он открыл рот и выдал:
– Я не Емеля. – Подумал и добавил. – Крыса.
Рыжкова одобрительно кивнула и топнула на меня, как топают на мелких собачонок, которые, лая, бегут тебе навстречу на поводке у гламурных хозяек. Но я не была собачонкой, поэтому не отпрянула и заглянула ей в глаза, прямо в душу, как учила мама. Заметила:
– Лучше бы тебе извиниться, Рыжкова. Перед Машей.
Маша за моей спиной всхлипнула. Боже! Нашла когда реветь – реветь надо было раньше, но сейчас уже надо бы разозлиться и принять бой.
Мой взгляд упал на сумку Рыжковой, на которую та положила руку так, словно собиралась вытащить оружие. На всех замках, всюду, куда можно прицепить, болтались тряпичные куклы-брелоки с глазами-бусинками. Какая безвкусица!
– Считаешь себя крутой, а, Светлова? – прошипела Рыжкова. – Думаешь, тебе все можно, раз ты богатенькая? – И она пренебрежительно оглядела меня с головы до ног, будто я вывалялась в грязи. – Все время выпендриваешься, тебе даже опаздывать позволяют…
– Хватит, – в толпе показалась Настя. Она подошла к нам, подняла сумку, отряхнула ее и обняла Машу за плечи. Та снова всхлипнула. – Хватит. Серьезно.
– А иначе что? – хмыкнула Рыжкова. – Ты нарисуешь меня страшилой в своем дурацком комиксе? Да кому он сдался!
Настя с достоинством промолчала, повесила Машину сумку себе на плечо и повела ее прочь. Я зашагала следом, бросив на Рыжкову уничтожающий взгляд. Но Рыжкова не готова была так просто сдаться, и нам вслед полетело ехидное:
– Ты зря стараешься! Твои каракули никому не сдались! И без денег тебе не поступить в универ, а вот богачка Светлова поступит и мигом отвернется от тебя!
Настя шла спокойно, не оборачиваясь и не сбиваясь с шага. А я не смогла. Я вернулась к Рыжковой. Та продолжала стоять посреди холла в окружении притихших зрителей, опираясь на своего «фонарного» качка.
– Не суди по себе, – сказала я. – Настя поступит, куда захочет, потому что талантлива. А вот ты…
– Да оставь ее, Алина! Серьезно! – крикнула Настя. Они с Машей уже стояли возле лестницы и собирались спуститься. – Пошли!
Я кивнула и развернулась. Сзади послышался судорожный вздох. Быстрые шаги. Я обернулась, но поздно: Рыжкова со всей мощи налетела на меня, и я упала на спину. Из меня вышибло дух, а Рыжкова дала мне хорошую пощечину. И еще одну. И еще. Я глотнула воздух, в ярости выдохнула, а потом схватила Рыжкову за плечи и толкнула. Рыжкова вцепилась мне в запястья и давай их выворачивать. Я вскрикнула, замолотила ногами.
– Это что здесь происходит?!
Завуч появилась как раз вовремя, и Рыжкова нехотя меня отпустила. Я встала, отряхнулась, потрогала руки. Испепелила ее взглядом. Виновато взглянула на завуча: та стояла, скрестив руки на груди, и грозно сверкала очками.
– Я напишу замечания вам обеим! И позвоню родителям! – пригрозила завуч.
Будто не слыша ее, Рыжкова прошипела:
– Вот видишь! Ты беспомощная, как червяк! И твои деньги тебе не помогут!
– Поговори еще у меня, Рыжкова, – погрозила завуч. – А ну вперед ко мне в кабинет! А вы все быстро по домам!
– Ты в порядке? – спросила Настя, когда мы шли вниз.
– Все в норме, спасибо, – отозвалась я, хотя щеки горели огнем. Посмотрела на Машу, которая шагала, так низко опустив голову, что я побоялась, как бы она не свалилась. Спросила ради приличия. – Ты в порядке, Маша?
– Все хорошо, – прошептала Маша. В ее голосе послышались слезы.
Настя сочувственно погладила ее по спине и посмотрела на меня:
– Ты еще на тренировку?
– Ага.
После уроков я ходила на тренировку по легкой атлетике. Я не особо любила ее, но любила побеждать, а бегать у меня получалось неплохо. И после тренировки я чувствовала прилив сил, казалось, будто за спиной вырастали крылья, которые могли унести тебя, куда захочешь.
Когда я, вспотевшая и уставшая, вернулась в раздевалку, то увидела на подоконнике тетрадь. На обложке было написано, что тетрадь принадлежит Ножовой Марии. Я рассеянно ее пролистала, увидела алгебраические формулы и закрыла. Похоже, Маша с расстройства ее оставила. Я вернула тетрадь на место и принялась переодеваться. Вспомнила, как Маша всхлипывала, и пожалела ее. Она не виновата, что такой родилась, как сказала бы Настя. Я взяла телефон и позвонила.
– Да? Что-то случилось? – спросила Настя.
– Слушай, скинь мне адрес Маши, – попросила я. – Она тут тетрадь забыла, как бы Рыжкова не увидела, а то навредничает. Вроде, Маша живет тут неподалеку, а я могу заскочить к ней.
Так я, прихватив тетрадку, поспешила прочь из школы. Маша и впрямь жила неподалеку – в обшарпанной пятиэтажке наискось от аллеи. Я помнила, что она живет где-то в этом районе, потому что Настя пару раз упоминала об этом. Сама я ни разу здесь не бывала, поэтому только с третьей попытки угадала правильный подъезд. Внутри было темно, а стены и перила измазаны чем-то липким. Стараясь не обращать на это внимания, я поднялась на третий этаж и позвонила. Звонок болтался на проводе и грозил замкнуть.
Дверь отворилась, и передо мной предстала испуганная Маша. Короткие мышиные волосы растрепаны, глаза распахнуты.
– Привет, – я улыбнулась как можно естественней. – Настя тебе звонила?
Маша кивнула, а я протянула ей тетрадь. Маша взяла ее и прошептала:
– Спасибо.
Я заметила, что она старалась как можно больше перегородить проход, чтобы я не увидела квартиру. Наверное, она стеснялась, но я даже отсюда видела, что квартира обставлена бедно, а стены в ней – серые от пятен. Я слегка оробела. Я не брезгливая, вовсе нет, но мне становилось не по себе, когда передо мной пасовали только потому, что я выросла в богатой семье.
Мой взгляд упал на дверь, которую я придерживала, и я увидела, что замок на ней тоже болтается. Боже, как они закрываются?! Вот прямо вот так? Неужели не страшно? А вдруг кто дернет?.. Я вдруг осознала, что постукиваю пальцами по этой самой двери. И точно: быстро семь раз – пауза – быстро семь раз – опять пауза. Раньше я не замечала за собой такой привычки.
– Ну, я пошла, – я неловко развернулась.
– Спасибо, – повторила мне в спину Маша, и дверь закрылась. Замочного щелчка я не услышала.
Вернувшись домой, я испытала удовлетворение, смешанное с жалостью. Мне было жаль Машу и ее семью, их бедность, но в то же время я чувствовала благодарность за то, что живу лучше. У нас собственный дом в частном секторе. Он, как и все дома вокруг, обнесен высоким забором, на территории зеленеет лужайка и растут деревья. А внутри так много места, что можно пригласить полшколы и закатить вечеринку.
И замОк. У нас отличная система безопасности. Не знаю, смогла бы я спокойно спать, если бы у нас был единственный замок, и он бесполезно болтался.