В рифму врал, душой и телом
Торговал и там, и тут…»
«Индюк думал, да в суп попал» – вот уж это тот самый случай. Заигрывание было заведомо жалким. Да и плачевным в итоге.
После этого он слова доброго не сказал про «творческий вуз». Да и про девушек тож. Закурил горькую, дешёвую сигарету «Архар», побрёл восвояси…
«…и побрёл Дурак-Иван,
Дымом сыт, слезами пьян,
Поговорки поминать,
Камни во поле пинать…»
***
Довели до белого колена
Попинал камни Великий, попил-поел горькую… задумался. И решил в одно из ознобных похмельных утр: а с какого перепугу его, Великого, отвергли? А что сейчас вообще в моде, в фаворе?
И – зарылся в океан современной поэзии, где царствовали тогда метафористы, концептуалисты, куртуазные маньеристы… ну и прочий мутняк. Начитался, задумался:
«А что тут, собственно, выдающегося? Что сложного? Почему в фаворе? Нешто так не смогу? Смогу. Попробую, а там пойму – из чего эта хрень варится?..»
И попробовал. Склал, а потом сложил папку образчиков «современной креативной поэзии». Кое-что из той папки, почему-то под названием «Г…о» сохранилось.
Электpический pоманс
«Пышной pадугой, негой пшеничной степи
Он ступает так мягко на ласковый ток,
А загpивок затpонь – искp и молний снопы!..
Электpический кот.
Он ныpяет в неон, он лудит пpовода,
Он купает в луне золотые усы.
Зелен глаз его. Место свободно? О да!
Кот сияет в такси.
Он в коpзинке везёт электpический гpог
Балеpинке ночной, у неё в позвонках
Пеpеменный игpает испуг и звеpёк
В постоянных гуляет зpачках.
И юля, и пылая, с поpога она
Запоет – так-так-так, мой божественный кат,
Отвpатительный кот, чеpномоp, сатана,
Выpубайся скоpей, энеpгичный мой гад,
Дуpемаp чеpномоpдый, скоpее ныpяй,
Я балдею, муp-муp, ненавижу, скоpей,
Я тащусь,
Электpический кот!»
Любопытней всего оказалось резюме в самом конце папочки:
«Из трёх щепочек всё это складывается, из трёх щепочек, выродки! А ещё из капелек жиденького г… наверху… вроде струйки крема на торте…»
***
И, озлившись на «законодателей» мод, застрочил о «творчестве»:
Стареющие постмодернисты (Из папки «Г…о»)
«Ржёт рыжий, наступив на шланг.
Цирк мокр. До икр. Отпад. Аншлаг
Заик и мазохистов. Клизма.
Каюк компании. Наш флаг
Под колпаком у формализма.
Мы – фланг? Браток, да ты дурак,
Тут – формалин, тут с аквалангом
Не прорубиться. Мы в реторте.
Ты видел эту морду шлангом?
А этим шлангом, а по морде —
Не хило?.. Я о модернизме.
А ты о чём? О сладком мирте?..
Да брось ты!.. Он как струйка в клизме,
Поэт в законе… чей кумир ты?
Ничей! Ужонок невелик ты…
Пижон, мы оба здесь реликты.
У них свой кайф – «Полёт рептилий»!.
А наш рожон? Наш – лёжка в иле.
И я смешон. И я ушёл бы.
Куда ушёл бы? – Из-под колбы?
В песок на штык, и в жижу рожей?
Ништяк! Ты не смотри, что рыжий
Ничтожество, ты зал послушай —
Ведь ржёт, блаженно потерпевший!..
И так везде. И всюду падлы.
…и что мы, брат, без этой кодлы?..
***
Приговорил «креативных». Отщёлкнул костяшку.
***
Впрочем, задумался. А почему так назвал папочку? Словно само выскочило. И решил, поразмыслив, что это не оскорбление творчества, а по сути – память. Ностальгия по минувшему. То есть, и в самом деле – Г. В строго метафизическом смысле. Вот как вдох и выдох. Вдыхаешь чистый воздух, выдыхаешь углекислый. Голубенький дымок вьётся – над папиросой, изо рта прёт – серый. В рот отправляешь свежую пищу, в унитаз переработанную. Жизнью переработанную, аминокислотами.
Так в «Золотом Веке» принимали простой продукт, чистый воздух, свежую пищу, а в «Серебряном Веке» выдавали сложную, ассоциациями усложнённую, витаминами, добавками, аминокислотами – «Продукцию». Порой даже очень красивую, завитую крендельками, отдающую изысками, «ароматами»…
А позже модерн с постмодерном выдали совсем уже переусложнённую, густо пахнущую бесконтрольными, беспорядочными выбросами спермы, свальным грехом перерасплодившегося человечества «Продукцию». Модно, красиво.
Ностальгия – решил Великий – воспоминания, веянья… вот и озаглавил папочку висельной буквицей. Даже наваял Элегию о… Г. Без иронии, издевательства над предметом. Фиксировал факты, делал выводы. И всё. Целиком «Большую Элегию» о девяти эклогах найти не удалось. Отрывочки попадаются:
«…что забирается в души нам,
Помнится чисто, светло?
Пережитое, минувшее,
Всё, что сквозь нас же прошло,
Что пережёвано, прожито,
Выжато, извержено,
Славное, милое прошлое…
Что это, как не Г…о?..»
…………………………………………….
«…в космогонических ралли
Миром поверженный в шок,
Зрячий узрит магистрали,
Теплоцентрали кишок,
Где среди звёзд, в перержавинах
Спиралевидных кривизн,
В заузях и пережабинах
Жилится сверхорганизм —
Спазмами, раскрепощением,
Перемещением от
Чистых истоков к сгущениям
Чёрных, как жизнь, нечистот,
И одурманенный снами,
Вдруг прозреваешь, оно
К устью грядёт, вместе с нами,
Все мировое г…
……………………………………………….
«…может быть там, в дальнем мире,
Зыблясь, дойдут от земли
Не золотые цифири,
Но завитые нули?..»
***
«…это и есть „сложное творчество“ – медитировал Великий – Ничего личного, никакого унижения. Голая констатация. Папка Г. То есть, Говно. То есть, – Говядо. Производное от слова Говядина. Что в итоге и есть – Говно. Производное от говядины, от всего мясного, тельного, мясообладающего, прошедшего через мясорубку желудка, кишечника, и перешедшего в статус ГОВНО».
***
Не только про литературу, про «кину» даванул ехидное. Никого не пожалел. Понял – все жулики. Даже самые-самые, крутыми путями идущие. «Какие такие пути? Да это ж всё было в советском кино. Только лучше ведь было!» – возопил оскорблённый после очередного «креативного» кинофестиваля. И выдал:
«Новая волна»:
Там крутили крутое кино.
Там Чапай уходил на дно.
И с жемчужиной, гад, возникал,
Скаля зуб, у Карибских скал,
И вздувался, и пучил глаз,
Земноводный, как водолаз.
И опять уходил на дно…
Там кино ходило в кино…
***
И ещё, на салфеточке. Всё про то же, про тех же. Забодали плагиаторы, имитаторы, прочее всякое. Озаглавил хорошо, юродски:
«Довели до белого колена»:
Я зол. Я болен. Всё политики.
Ворьё!.. А тут ещё упёр
Мой полувер из полуклиники
Какой-то полувор!..
* * *
А потом шатануло Великого. Шатануло ассимметрично – дал крен в молодёжную поп-культуру. Рэпа наслушался, и — расплевался с «рэп-маразмом»:
«Да это ж сопля! Молодняк, хрена ли смыслит? Похабень одна… да и рифмочки того… жиденькие…»
И – завернул крутяк! Так завернул-зарифмовал пробник, что даже молодые реперы изумились:
«Уд…
П…
да…ТутВсегДаЧтоНиБудьКакНиБудьГдеНиБудьДаЕ……уть»
Изумились рэперы, головками замахали – нет, нет! Не понял Великий – как нет? Но потом дошло. — Отвратила не нарочитая похабень, этим ли удивишь. Нет, высокие снобы, нисходящие «вниз», к «народу», забраковали перл по иным, невероятно тонким эстетическим мотивам:
«С рифмой, братан, перебор. Сейчас так не покатит – пипл не схавает. Покорявее бы, пографоманистей. А так… подавится быдло».
***
Попыток прославиться, тем не менее, не оставил. Принёс объявление в газету. Звучало страшно:
«ЗАРИФМУЮ – ВСЁ!»
И приложил образец:
«Вновь японец, дебошир,
Глаз косит на Кунашир,
А другой свой глаз, шайтан,
Всё косит на Шикотан,
Но, горяч и шевелюч,
Шевелится Шевелуч…»
Стишки не взяли. – Политика.
***
Так и оставшийся вечным наивняком, Великий проплакал в тетрадочку:
«А я все верю в чудеса.
Сказали, их на свете нету.
А кто сказал? А чьи глаза
Читали разнарядку эту?..»
***
Катилось времечко, покатывалось, менялись моды, шаблоны, страсти… Надумал Великий в мазилы податься. Проорать миру всё-всё-всё не только словом, – красками! Это было одно из самых неудачных предприятий. Ну, да из песни слов не выкинешь.
Насшибал деньгу, купил тюбики, кисточки. Холст натянул на раму, без подгруновки, правда, денег не хватило, и – наваял картину. Историческую.
Я, возможно, один из немногих, успел полюбоваться. То ли кто перекупил в трудную минуту, то ли затерялась. Жалко. Картина была эпохальна, звучала сильно:
«Солженицын читает Ленину книгу «Архипелаг Гулаг»