– Какая-то подруга Джамбы. Я знаю только ее имя – Колетт.
Девушки внезапно умолкли, не решаясь озвучить уточняющий вопрос, который нужно было задать. Наконец заговорила Венди:
– Э-э-э… вы говорите о Колетт Бин?
– Я не уверен, что это ее фамилия. Погодите, я проверю спецификацию. – Он перевернул страницу. – И правда, Бин! Какое совпадение! Вы родственники, мадам Бин? – спросил Люка.
Китти выглядела как олень, попавший в свет фар. Люка шутит. Он же наверняка должен знать, что Колетт – дочь ее мужа от первого брака.
Тут быстро встряла Татьяна:
– Нет. Но мы знаем ее.
– А то! – фыркнула Венди.
Она размышляла, стоит ли рассказать, что тирада, в которой Колетт предстала настоящей сукой, набрала тридцать шесть миллионов просмотров только в «Вичате»[40], сделав ее печально известным олицетворением дурно воспитанных отпрысков фуэрдай[41], и она была вынуждена бежать в Лондон с позором. Венди решила, что лучше всего этого сейчас не рассказывать.
– Значит, это платье для Колетт, – протянула Китти, поглаживая рукав, похожий на паутинку.
– Да, ее свадебное платье. – Люка улыбнулся.
Китти ошеломленно вскинула голову:
– Колетт выходит замуж?
– О да, мадам, все в городе только об этом и говорят. Она выходит замуж за Люсьена Монтегю-Скотта.
– Монтегю-Скотт? Чем занимается его семья? – спросила Венди, поскольку центром притяжения ее вселенной было невероятно богатое индонезийское семейство.
– Я ничего не знаю о его семье, но сам он вроде юрист, – сказал Люка.
Татьяна сразу начала гуглить его имя и прочитала вслух первую появившуюся ссылку:
– «Люсьен Монтегю-Скотт – один из британских юристов-экологов нового поколения. Выпускник колледжа Магдалины…»
– Название произносится как «Модлин», – поправила Джорджина.
– «…в Оксфорде. Люсьен проплыл через Тихий океан на катамаране, сделанном из двенадцати с половиной тысяч утилизированных пластиковых бутылок, вместе со своим другом Дэвидом Майером де Ротшильдом, чтобы привлечь общественное внимание к проблеме загрязнения морской среды. Совсем недавно он освещал экологический кризис в Индонезии и на Борнео…»
– Мне кажется, я сейчас усну, – усмехнулась Татьяна.
– Очень обаятельный джентльмен, приходит с ней на каждую примерку, – заметил Люка.
– Я не могу себе представить, почему в итоге Колетт Бин из всех людей на планете выбрала этого парня. Он даже не юрист по слияниям и поглощениям, так что его годовой зарплаты, вероятно, не хватит и на одно такое платье! Полагаю, она отчаянно хочет родить детей-полукровок, – хмыкнула Джорджина, тайком поглядывая на Китти в надежде, что та не слишком расстроилась из-за новостей.
А Китти просто смотрела на платье с непроницаемым выражением лица.
– О-о-о! Я тоже хочу красивых детей-полукровок! Люка, у тебя есть на примете какой-нибудь сексуальный французский граф или парочка?
– Извините, мадемуазель. Единственный мой знакомый граф женат.
– Это нормально… Я тоже замужем, но с радостью бросила бы скучного муженька ради хорошенького ребенка, наполовину французика! – хихикнула Венди.
– Венди, осторожнее со своими желаниями. Никогда не знаешь, кто у тебя родится, – одернула подругу Татьяна.
– Не-е-е, если залететь от белого мужика, то почти гарантированно родишь хорошенького малыша. Девяносто девять шансов из ста, что он будет выглядеть как Киану Ривз. Поэтому столько азиатских женщин отчаянно ищут белых мужей.
– Во-первых, Киану не наполовину белый, а примерно на три четверти. Его мать с Гавайев, а отец – американец[42]. Не хочу снимать с тебя розовые очки, но я видела несколько довольно неудачных отпрысков смешанной крови, – настаивала Джорджина.
– Да, но это такая редкость! И всякий раз такая трагедия! О боже, вы слышали о том китайском парне, который подал в суд на жену, потому что у них родились страшненькие дети? Он специально женился на красотке, но оказалось, что она полностью перекроила себя до встречи с ним! Так что все дети выглядели, как она до операции! – Венди прыснула.
– Та история была фейком! – возразила Татьяна. – Помню, когда новость стала вирусной, то оказалось, что газетчики все это придумали и устроили поддельную фотосессию с двумя моделями, позирующими с кучей уродливых детей.
Считая тему непривлекательных детей ужасно неприятной, Люка попытался направить разговор в другое русло:
– Мне кажется, что у месье Люсьена и мадемуазель Колетт родятся очаровательные дети. Они оба такие красивые.
– Ну, рада за них, – буркнула Китти. – После всех этих разговоров про детей мне захотелось посмотреть дневные наряды для Жизель. Можно? А еще… есть у вас что-то забавное в стиле унисекс, чтобы одеть Гарварда?
– Oui, madame[43].
Когда они направились обратно в главный шоу-рум, Джорджина взяла помощника Джамбы под руку:
– Скажите мне, Люка, а вы живете на втором этаже?
Тот без промедления ответил с усмешкой:
– Да, мадемуазель, я думаю, вы видели меня раньше.
Венди и Татьяна, остановившись в дверях, наблюдали за Китти, которая задержалась у платья еще на пару секунд. Повернувшись, чтобы уйти, она схватила заднюю часть великолепной юбки, вдохновленной творчеством Климта, и быстро с силой дернула, разорвав ее посередине.
6
Нассим-роуд, 11, Сингапур
Проходящая через сердце района Букит-Тимах Нассим-роуд была одной из немногих длинных живописных улиц в Сингапуре, которые все еще хранили дух Старого Света, с его неповторимым очарованием. Здесь можно было увидеть настоящий парад исторических особняков, превращенных в посольства, современные тропические бунгало на подстриженных лужайках и величественные черно-белые особняки колониальной эпохи. Дом № 11 на Нассим-роуд был прекрасным образчиком черно-белой архитектуры, и с момента постройки столетие назад хозяева сменились лишь единожды. Первоначально его отстроили по заказу фирмы «Бустед энд компани», а в 1918 году дом приобрели Леонги, и с тех пор каждая оригинальная деталь с любовью сохранялась тремя поколениями этой семьи.
Когда Астрид по длинной аллее, обсаженной итальянскими кипарисами, подъехала к дому своего детства, парадная дверь открылась, на пороге возник дворецкий Лиат и сделал приглашающий жест. Астрид нахмурилась – она приехала забрать мать, чтобы вместе с ней навестить бабушку в больнице, и они уже опаздывали на утреннюю встречу с профессором Уоном. Оставив свою темно-синюю «акуру» под арочным навесом перед входом в здание, Астрид вошла в холл и натолкнулась на свою невестку Кэтлин, которая сидела на стуле из розового дерева и шнуровала прогулочные туфли.
– Доброе утро, Кэт, – поздоровалась Астрид.
Кэтлин посмотрела на нее со странным выражением лица:
– Они еще едят. Ты уверена, что хочешь сегодня там показаться?
Астрид решила, что Кэтлин говорит о фиаско Изабель У накануне вечером. Всеобщее внимание было приковано к бабушке, и родители не упомянули о случившемся, но Астрид понимала, что это ненадолго.
– Думаю, сейчас или никогда, – сказала Астрид и направилась в зал для завтраков.
– Бог в помощь! – проворковала Кэтлин, схватив потрепанную сумку для покупок «Джонс Гроцер»[44], и выскочила за дверь.
Завтрак на Нассим-роуд всегда подавали на застекленной летней веранде, примыкающей к гостиной. Веранда была одним из самых приятных помещений в доме: круглый тиковый стол с мраморной столешницей, из Голландской Ост-Индии, плетеные стулья с обивкой из ситца с узором в виде обезьянок и множество висячих папоротников из теплиц Тайерсаль-парка. Когда Астрид вошла, ее старший брат Генри испепелил ее взглядом и вскочил из-за стола, чтобы уйти. Он пробормотал что-то себе под нос, проходя мимо, но Астрид не разобрала слов. Сначала она взглянула на отца, который, сидя в своем обычном плетеном кресле, намазывал кусочек тоста липкой пастой мармайт, а затем на мать – та комкала бумажную салфетку перед нетронутой миской с кашей. Лицо Фелисити покраснело и опухло от слез.