На средства, вырученные от продажи картины «Христос и грешница», Поленов купил участок земли на верхней Оке, где по его собственному проекту был построен большой дом. Сейчас там находится Государственный мемориальный историко-художественный и природный музей-заповедник В. Д. Поленова.
Во время Великой Отечественной войны часть картин из собраний Государственного Русского музея была эвакуирована в Молотов (Пермь). Для таких крупноформатных картин, как «Христос и грешница» специально изготавливали деревянные валы длиной до 10 м, на которые наматывали полотна. Художники-реставраторы тщательно следили, чтобы при этом на красочном слое не появлялись морщины, поскольку это могло привести к повреждениям.
В настоящее время картина «Христос и грешница» выставлена в Государственном Русском музее, в зале №32 Михайловского дворца, где, кроме неё, находятся другие произведения Василия Поленова.
В каталоге Государственного Русского музея упоминается ещё одно авторское повторение, которое в 1924 году экспонировалось на выставке русского искусства в США. Картина, сюжет которой некогда вызвал так много споров, была продана в ноябре 2011 года на русских торгах аукциона Bonhams в Лондоне за 4 073 250 фунтов, или примерно 5 381 742 долларов. За месяц до аукциона это авторское повторение экспонировалось в Третьяковской галерее на предварительном показе лотов.
Последний день немецкого офицера
Руслан Веселов
«Die Hoffnung ist der Regenbogen über den herabstürzenden Bach des Lebens.
Надежда – это радуга над падающим вниз ручейком жизни.»
Фридрих Ницше.
«Träume. Sie zwingen die Wirklichkeit zu hassen
Сны. Они заставляют ненавидеть реальность.»
Немецкая цитата
Когда всё пошло не так? В какой момент мы свернули не на тот путь? На меня смотрели раненые солдаты, которых я не мог даже подбодрить. Ефрейтор Бауэр смотрел в грязные небеса невидящим взором, а оберфельдфебель* Вернер угрюмо пытался прикрыть ему глаза. Больше никто не расскажет новую пошлую шутку про свою любимую медсестричку. Я провел пятерней по своему лицу, пытаясь хоть немного стереть грязь и копоть с запекшейся кровью…
– Mein Gott, wir haben es verdient…* – Я даже говорить уже в голос не мог. Только хрипло сипеть.
Война, которая сначала казалось, чуть ли не прогулочным маршем, окончилась крахом. Русские пришли по наши души, чтобы покарать за тот кошмар, что мы принесли в их дом. Я не осуждаю их. Сам был там и видел как расстрелы, так и зверства СС. Я простой солдат регулярной армии, который честно служил на благо Германии и прошел через множество боев. Был ли я в партии? Да, а куда деваться? Разделял ли я взгляды партии? А вы сами-то всегда согласны с политикой вашего вождя? Много вопросов скажете. Пусть так, но это правильные вопросы. Именно из таких вопросов составляется жизнь и путь человека.
Фюрер начал войну и втянул в её горнило русских. Не думаю, что мне понравилось, если бы ко мне домой ворвались, вынеся дверь грязным сапогом. Впрочем, сейчас именно это и происходит. Битва за Берлин… Или скорее его агония. На каждого нашего солдата приходится по несколько солдат противника. И ведь тут не только русы. Здесь и другие члены антигитлеровской коалиции ищут свои интересы.
– Гер гауптманн*. Нужно выдвигаться. У нас много раненых, а боеприпасов почти не осталось. В соседнем квартале был полевой госпиталь. Если его ещё не эвакуировали, то есть шанс спасти хоть кого-то из наших. – Вернер, как всегда говорил короткими лаконичными фразами.
– Да… Смысла оставаться на этой позиции уже нет. Леманн! Соберите жетоны павших. Мы уходим.
– Да гер гауптманн! – Фельдфебель* Леманн тут же сорвался выполнять приказ. Остальные кто был в состоянии, как могли, подхватили раненых, после чего тронулись шатающимся строем в сторону западной части Берлина.
Везде было всё разгромлено непрекращающимися уличными боями и артобстрелами. Помнится в той кнайпе*, мы обмывали мои погоны обер-фенриха*. А сейчас там руины. Я был наивен и преисполнен рвения на военном поприще. Глупец… Знал бы на что подписываюсь у «вербовщика», плюнул бы и как сестра ушел в медицину. Впрочем, она сейчас служит полевым хирургом. Не думаю, что война могла обойти её стороной.
Приходилось часто обходить завалы и замирать в переулках, когда по очередной улице проезжала новая колонна бронетехники противника. Был соблазн попытаться взять замыкающий танк в последней колонне, но с ранеными на руках это было слишком рискованно.
Часа через два, наконец, вышли к полевому госпиталю, вернее к тому, что от него осталось. Сорванные взрывом палатки и разбросанные тела. Солдаты и больные. Всё вперемешку. Кого-то из моих бойцов вырвало. Да что там говорить, если мне самому едва удалось сдержать рвотные позывы. Запах гари, спекшейся крови и жареных колбасок. Мы все понимали, что это не те «колбаски» что подают под хорошее пиво. От того и скрутило всех.
– О! Живой?! Вот уж неисповедимы пути Господни… – На меня смотрела моя сестра. Та самая, что вместо стези военного выбрала медицину. Хотя под врачебным халатом видна офицерская форма.
– И тебе не болеть сестрица. А ты я погляжу, уже до обер-фельдарцта* дослужилась?
– А тебе не всё равно кто будет твою шкуру штопать? Стаскивайте своих раненых вон в тот подвал. Всё что уцелело после бомбежки, мы туда перенесли. Помогу чем, смогу.
Едва успели внести людей в полутемное подвальное помещение, как начался авианалёт. Бомбы падали где-то совсем рядом. В темном углу кто-то вполголоса молился.
Выжившие санитары и пара врачей тут же включились в работу, а я начал искать свою сестру. Нашел Грету в дальнем закутке. Она как раз набирала в шприц что-то из ложки, после чего под моим обомлевшим взглядом, перетянула себе жгутом предплечье и ввела содержимое шприца в свою вену. На столе валялась обертка от «первитина»*. Я уже было хотел высказаться, но сестра меня опередила:
– Перестань. Мы и так уже считай трупы. Думаешь, русские или янки нас пощадят? Кто мы для них? Нас пустят в расход сразу же, как только мы попадем к ним в руки. И поверь мне на слово. Это лишь вопрос времени. Скорее всего, уже завтра нас с тобой не станет. Дай хоть немного забыться напоследок от всего этого ужаса. Помнишь, как мы мечтали с тобой, что будем держать свою частную клинику? Соседка фрау Шнайдер очень уж нас хвалила за такую мечту и всё приговаривала, что сама будет нашей самой первой и любимой пациенткой. Что же с нами стало Густав? Почему мы все воюем со всеми…
Её голос становился всё тише и тише, а я мог только молчать и скрипеть от бессилия зубами. Она права. Мы уже все давно мертвы просто ещё двигаемся и дышим. Нам недолго осталось. Даже сейчас слышу, как на развороченном дворе проезжает танк. По звукам мотора это русский «Микки Маус»*. Потом внезапно он затих. Я уже было решил, что обошлось, но тут прогремел танковый выстрел…
– Mein Gott… – Я, наконец, проснулся, но отчего-то боялся пошевелиться. Рядом мирно спала жена, а у меня по щекам катились скупые слёзы. Слезы были даже не мои, а того уставшего и честного офицера гера гауптманна по имени Густав. Не думаю, что это мог быть просто сон или что-то типа врожденной памяти. Разве что чья-то душа решила поделиться кусочком своих драгоценных воспоминаний.
Пояснения:
1) Оберфельдфебель – старшина по-нашему.
2) Мой Бог, мы это заслужили… – (с немецкого).
3) Гауптманн – капитан.
4) Фельдфебель – старший сержант.
5) Кнайпе (нем. Kneipe) – пивная.
6) Обер-фенрих – младший лейтенант.
7) Обер-фельдарцт – (воинское звание офицера медицинской службы, например хирурга или стоматолога и сопоставим по рангу с подполковником).
8) Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твоё, Да придёт царствие Твоё…
9) Первитин (Pervitin) – сильнейший психостимулятор часто используемый в германской армии. Создаёт ложное ощущение счастья и благополучия – прилив уверенности, гиперактивности и энергии.
10) Русский танк «Т-34» на первых вариантах башни имел два люка, в открытом положении напоминавшие уши. За это, получил прозвище «Микки Маус», или же «ушастый».