– И все-таки я не понимаю, кто расчистил дорожку от снега? А, Соня? Марта точно не приехала?
– Нет, не приехала. Я совсем недавно просматривала ее страничку в «Одноклассниках», она там делится рецептом новогоднего кекса, жаркого. Они же там уже справили Рождество, и, хотя немцы практически не отмечают Новый год, наши, я имею в виду русские немцы, конечно же, празднуют! И ни слова о том, что она куда-то там собирается, тем более в Россию. Да что ей здесь делать? У нее там теперь вся семья, они завели себе друзей, из таких же переселенцев, как и они сами. Нет, это точно не Марта…
– Соня, но нам же всем это не приснилось! Дорожка расчищена, причем недавно. А что, если это кто-то из друзей или знакомых Марты решил встретить Новый год здесь, в доме? Все может быть. И что мы будем делать, если вот прямо сейчас за воротами увидим машину, а в ней – всех тех, кто решил воспользоваться этим домом для праздника?
– Я лично не знаю таких людей, которые, не сообщив ничего мне, решили бы занять дом… В любом случае, если бы это было сделано с ведома хозяйки, то Марта бы мне сообщила.
И тут они услышали визг. Он доносился откуда-то издалека, из глубины первого этажа. И визжала Наташа.
Тамара закрыла лицо руками. Соня перекрестилась.
– Девчонки! Сюда, быстрее!!!
Ноги Тамары словно отнялись, она шла из кухни до спальни, как ей показалось, очень долго. Соня плелась следом.
– Водка ударила в ноги, – сказала Соня. – И чего Натка визжит, как поросенок, которого режут?
Тамара приблизилась к двери спальни, сделала шаг, еще один… Сначала зажмурилась, а потом открыла глаза, и ее прошиб пот.
Ната стояла возле платяного шкафа-купе с загадочным видом. И сияла!
– Девочки, смотрите, что я нашла!!! – И тут она с торжественным видом достала из глубины шкафа мятую унылую искусственную елку.
Тамара, осмотрев комнату, нахмурилась. Пошатнулась.
Соня поддержала ее.
– Ты чего, Томка? – Наташа подбежала к ней. – Ты чего испугалась-то? Думала, я тут домового встретила?
– Да что-то водочка ей в голову ударила или в ноги, да? – улыбнулась Соня одними губами.
– Девочки, а чем здесь пахнет? – спросила Наташа, потянув носом. – Или мне просто кажется?
– Это от нас водкой пахнет, – ответила Соня.
– Да нет… Хлоркой несет. А еще – плесенью… Соня, ты что, прибиралась здесь перед тем, как нам приехать? Такое впечатление, будто бы здесь недавно кто-то вымыл полы с хлоркой. А плесенью тянет из шкафа, там какая-то старая одежда висит, ее бы просушить…
– Я? Я что, похожа на самоубийцу? Еще скажете, что я снег расчистила, да? Или отправьте меня за дровами в сарай! Мы, кажется, договаривались…
– За дровами пойду я! – вручив елку в руки Тамаре, торжественно воскликнула Наташа и понеслась по дому к выходу. – И камин разжигать буду тоже я. У меня в сумке где-то есть сухой спирт! А вы поищите пока газету или картонку! Ну, и начинайте уже хозяйничать! Включайте все радиаторы, духовку!
Последние слова донеслись уже откуда-то с улицы.
– Сколько же в ней энергии, – сказала уже просто, чтобы сказать, Тамара. – Вы с ней словно телами, организмами поменялись. Раньше она все мерзла, а теперь ты, Соня. Может, ты правда беременная? Хотя я и медик, но как-то не похоже. Ладно, я пойду на кухню, а ты, милая, протри всю пыль в гостиной, найди скатерть, и начнем накрывать стол. Соня, ау!
– А вдруг я на самом деле беременна? – Соня тяжело вздохнула.
– От кого? От Алика твоего?
Соня не ответила.
11. Из дневника ***
«Могла ли я их остановить, придумать что-нибудь такое, чтобы не поехать туда? Думаю, что могла бы. Достаточно было мне просто заболеть. Сделать вид, что у меня что-то болит. Живот, нога, рука, да что угодно! Без меня они туда точно бы не отправились. Я же для них как мужик. Со мной не страшно, я ж все умею, все смогу правильно организовать, обо всем позаботиться.
Но в который раз я уже повторяю – ничего случайного в нашей жизни нет. И это просто колдовство какое-то, что Наташа вспомнила, как подарила Максу свитер с оленями, а Соня, представив Макса в свитере на фоне пылающего камина, словно подсказала Наташе идею, где можно отпраздновать Новый год.
Ну почему, почему именно там?
Да потому, ответила я тогда сама себе, что уже давно пора было найти нашего доктора Тропинина. Мы все, хоть и старались делать вид, что он жив, подбадривали друг друга, возмущались, когда кто-то случайно проговаривался, говоря о нем в прошедшем времени, но все равно понимали, что его уже нет с нами. Что, будь он жив, он нашел бы способ дать о себе знать.
Готова ли я была к тому, что его найдут, а спустя совсем немного времени выйдут и на меня? Нет, конечно! Разве к этому вообще возможно подготовиться? Ведь толпа захочет меня растерзать!
Иногда, просыпаясь в холодном поту у себя в постели, я словно слышала эти голоса, которые шептали мне в уши, какая я гадина, лживая ханжа, старая шлюха, тварь…
Но все это было ночью, утром же я, смыв следы кошмаров, приводила себя в порядок, надевая строгую черную юбку и белую блузку, аккуратно причесывала свои густые черные волосы, слегка припудривала лицо, подкрашивала губы и приезжала на работу – монашка монашкой.
Мужчины? Да какие мужчины, помилуйте?! Я даже слышать не хочу ваши разговоры и сплетни, кто с кем переспал, кто кого любит или бросил. Все это пустое. Любви нет, а страсть – это чувство животное, а потому относиться к нему нужно несерьезно.
Да, все об этом знали, все, кто испытал эту самую страсть, но с каким же отчаянием и наслаждением все те, кого коснулась эта зараза, бросались в эти сладкие и острые чувства!
Презирала ли я тех, кого прямо на моих глазах губила страсть?
Нет, скорее жалела. В отличие от них я-то знала, понимала, чем все это закончится.
Завидовала ли? Хотела ли испытать эту самую страсть?
Спросите меня еще, хочу ли я попробовать наркотики.
Нет. Я предпочла спокойную и размеренную жизнь. Во всяком случае, мне удалось всех в этом убедить.
Поэтому, когда обнаружат тело Макса и снова пройдет волна допросов всего коллектива, всего его окружения, то никому и в голову не придет, что в этой трагедии замешана я. И какой же бомбой громыхнет по всему городу финал расследования убийства, когда станет известно, кто и за что убил нашего молодого доктора!
Оказывается, у него был роман со своей хирургической сестрой, Тамарой Савушкиной! Вы видели ее? Да она похожа на синий чулок! Страшна, как атомная война! Что он в ней нашел? Сколько же месяцев, лет они тайно встречались? А что, жена ничего не видела и не слышала, они же все работали бок о бок!
Говорят, Савушкина приревновала Тропинина, узнала о его связи с другой и просто сошла с ума! Заманила в какой-то загородный дом, напоила снотворным и убила, вонзила ему шило, простое сапожное шило прямо в сердце!
Да не может этого быть!
Говорят, это муж той девушки приехал, разыскал их и убил.
Нет-нет, это она, ведь на рукоятке шила обнаружили отпечатки ее пальцев. Да там повсюду, в этом доме, следы ее рук.
А что это за дом? Он принадлежит Марте Круль, помнишь, немка, она уехала в Германию, а за домом присматривала ее племянница, маникюрша из парикмахерской, что рядом с больницей.
А что его жена? Ты имеешь в виду бывшую жену Тропинина?..
Таких разговоров будет много, об этом будут судачить все – и бывшие пациенты Макса, и мои коллеги, знакомые, продавщицы, парикмахерши, пенсионеры, водители такси, учителя… Весь город!
А меня посадят в тюрьму. Мне дадут лет восемь, будет трудно, возможно даже, невыносимо, но все же лучше, чем страдать здесь, на воле, глядя, как Макс живет своей жизнью, без меня. Как в перерыве между операциями он уединяется в укромном углу больницы, чтобы позвонить своей новой возлюбленной.
„Ты моя перепелка, – скажет он в трубку, – моя птичка сладкая… Как же я соскучился по твоим перышкам, клювику…“
Он всех своих женщин называет перепелками, и как же нежно у него это получается! И тогда каждая женщина чувствует себя маленькой и беззащитной перепелкой, и ей хочется принадлежать этому страстному, красивому парню…