– А может, никуда не поедем? – неожиданно предложила Соня. – Можем остаться у меня, вот прямо сейчас! Или встретим Новый год у Тамары, как всегда.
– Это еще почему? – удивилась Наташа. – Боишься замерзнуть?
– Не знаю… просто предчувствие какое-то нехорошее. К тому же меня уже неделю тошнит. А что, если у меня проблемы с желудком? Если кому-то из нас плохо станет?
– Я взяла с собой лекарства, – сказала Тамара. – Самые необходимые: от обжорства, нервов, обезболивающие. Соня, что случилось?
– Просто представила себе, как мы сейчас приедем, надо будет откапывать ворота от снега, расчищать. А я не знаю даже, где снеговая лопата и есть ли она там. Будем по очереди расчищать снег, вспотеем, надо будет потом принять душ, а в доме холодно… Неуютно. Мы можем заболеть!
– Так может, вообще разбежимся прямо сейчас по своим норам и встретим Новый год поодиночке? – нахмурилась Тамара. – Соня, если ты против, то я не поеду. Я могу спокойно отпраздновать Новый год одна, без проблем.
– Девочки, да что с вами? – Наташа принялась тормошить подруг, заглядывая в их лица. – Что это вы перепуганные какие-то? Мы ведь уже собрались! К празднику все готово! Соня, давай уже, бери себя в руки! Да не будешь ты чистить снег, я сама все сделаю! И если нужно, потом приму душ! Тамара растопит камин! Будет классно! Там же и телевизор есть?
– Огромный, и все ловит, – поджав губы, пробормотала Соня. – Там и интернет есть, я же говорила, так что с этим все в порядке. Ладно, поехали, конечно. Сама не знаю, что это вдруг на меня нашло…
– А может, ты беременна? – улыбнулась Тамара.
– Не знаю… – пожала плечами Соня. – Ну, ладно. Поехали уже.
Тамара купила свой «Фольксваген» подешевке и вот уже три года не могла нарадоваться на свое приобретение. Водителем она была средним, по городу ездила тихо, старалась не обгонять, зато чувствовала себя в этой скромной машине совершенно свободной! Еще только собираясь, она предполагала, что в лесной дом подружки захотят поехать на ее машине. Вот если бы намечалась вечеринка без ночевки, тогда всплыла бы тема такси, а так… Кто знает, сколько дней они проведут за городом? Или часов…
– Я вот смотрю на вас, девочки, и никак не могу взять в толк, что это вы такие сегодня странные, словно вас огрели пыльным мешком по голове? Откуда такое уныние? Нерешительность? Соня, выбрось из головы своего Генку, тем более что никакой он не твой. Котяра он, поняла? Конечно, не мое это дело, но все же знают, что он ни одной юбки не пропустит. – Наташа, выплеснув эмоции, принялась энергично сдвигать свои тяжелые сумки и пакеты к порогу. – Хочешь – обижайся на меня, хочешь – нет, но обидно будет, если ты залетела от этого урода…
– Как будто бы я сама не понимаю… – вздохнула Соня и тоже принялась за свои сумки.
– Да здесь еды на целую неделю, – сказала Тамара.
– Так может, мы там и задержимся, а что? Мне на дежурство только второго, Соне – вообще третьего января. А у тебя что?
– Вообще-то первого в ночь, – ответила Тамара.
– Ой, девочки, а елка? Может, мою возьмем, искусственную? У меня в коробке какие-то игрушки остались, можем нарядить. Она хоть и небольшая, но все равно создаст праздничное настроение!
– Нет! – хором воскликнули Тамара с Соней.
– Ну ладно, как хотите… Ленивые вы, вот что я вам скажу!
В машине ехали молча. Каждая думала о своем.
Выехали из города, убеленного снегом и притихшего, и машина покатила по дороге, ведущей к большому сосновому бору, расположенному по правую сторону от Графского озера.
– Надо же, магазин работает! – резко повернула голову Наташа, уставившись в окно. – Видите, окно горит? Я думала, что он работает только летом, там же, за лесом, дачи…
– А ты думаешь, только мы такие романтики и решили встретить Новый год за городом? Некоторые тоже отправились на дачу, чтобы на природе отпраздновать, шашлыки там и все такое… – вяло прокомментировала Тамара. – Смотрите, дорога накатана! Видите? – Она повернула руль, и машина въехала в лес. – Здесь уже кто-то проезжал.
– Ничего удивительного, – сказала Соня. – Дорога идет как раз к садоводческому товариществу, там, кстати, у сестры моей дача.
– Вот интересно, зачем Марта построила свой дом прямо в лесу? Там же, кроме электричества, ничего и нет. Скважину свою, чтоб вода была, прорубили, столько денег угрохали, чтобы сделать ее автономной, а сами взяли и уехали!
– Она давно мечтала пожить в лесу, и чтобы без соседей. Они собирались там собак разводить бойцовской породы, участок-то большой. Понимали, что соседям не понравится соседство собак, – ответила Соня.
– Томка, как хорошо в твоей машине, тепло! – довольным тоном сказала Наташа.
– Девочки, запишите где-нибудь – нашей Натке тепло! – засмеялась Соня.
8. Из дневника ***
«Первое, на что мы обратили внимание, как только машина остановилась перед воротами, это дорога, ведущая к крыльцу дома. Каким-то волшебным образом она была расчищена от снега! Но кем? Мы все удивились.
Посыпались вопросы:
„А что, если в доме уже кто-то есть?“ „Неужели Марта приехала?“
Соня, как главная, пошла первой, мы – за ней.
И крыльцо было чисто выметено, лишь тонкий слой снега указывал на то, что человек, который так позаботился о нас (или о себе), здесь был совсем недавно.
– Чертовщина какая-то! – это сказала уже Наташа.
Самый на тот момент здравомыслящий и практичный человек из нашей троицы подняла голову к небу и перекрестилась по всем правилам.
– Соня, кто бы это мог быть?
Она обратилась к ней, как к доверенному лицу хозяйки дома, как если бы Соня могла что-то знать.
Но она не знала ничего. Как и я.
Зато я знала другое – вот сейчас мы войдем в дом, разгрузимся, и первое, что придет нам в голову, – это необходимость пробраться по сугробам в сарай, чтобы принести дров для камина.
Но мы и этого не сделаем, не успеем. Потому что дрова нам не понадобятся – от силы через полчаса, а то и меньше, когда мы заглянем в комнаты, точнее, в ту самую комнату, все трое вылетим оттуда с криком и визгом! Что забудем о своих салатах и тортах, и они, мои девчонки, попросят меня позвонить в полицию.
Наташа достанет свои сигареты, Соня вообще забьется в истерике, и только я, как старшая (ведь мне почти сорок, а им чуть за тридцать), позвоню Дождеву. И произнесу всего два слова, если только горло мое не сдавит ледяная лапа ужаса: „Он здесь“.
В спальню, где на кровати, прикрытые одеялом, лежат два трупа, никто из нас уже не вернется.
Соня будет завывать, Наташа откровенно рыдать, а я?
А я буду изо всех сил делать вид, что вижу эту картину впервые, что я, как и мои подруги, потрясена этим двойным убийством.
Я просто окаменею от страха. А чувство предательства по отношению к Соне накроет меня с головой. Ведь это в доме, за которым ей поручили присматривать, произошло убийство.
Получается, что и допрашивать будут в первую очередь ее. Эксперты исследуют замки на дверях и придут к выводу, что никакого взлома не было.
Да и о каком взломе может идти речь, когда я сама, собственными руками украла у Сони ключи. Украла, чтобы сделать копии. И эти копии ключей находились у нее сейчас в сумочке, а родные ключи лежат на прикроватной тумбочке в спальне, на месте преступления, причем тщательно мною протертые. А она, Соня, ничего об этом не знает.
Макс… Его ресницы, должно быть, побелели от мороза. Лицо, красивое, с благородными чертами, окаменело, заледенело. Мраморным стало и лицо девушки, пышные золотистые кудри которой тоже, должно быть, сейчас покрылись инеем.
У нас, у живых людей, отношения с мертвыми бывают подчас слишком близкими и очень простыми. Ведь мы, у кого бьется сердце, знаем точно, что тот, у кого сердце остановилось, не чувствует боли. И что обратного отсчета времени уже не будет, что он не оживет, его глаза не откроются никогда, а губы не произнесут ни слова (и никого уже не поцелуют). И в эту минуту вступает в силу закон живого, стесненного обстоятельствами человека, формулировка которого звучит цинично и жестко, как, впрочем, и сама смерть: они-то уже ничего не почувствуют, их не вернуть.