Трупный цветок - INSPIRIA

Анне Метте Ханкок

Трупный цветок

Anne Mette Hancock

CORPSE FLOWER

Corpse Flower, Anne Mette Hancock and Lindhardt og Ringhof Forlag A/S, 2017

© Шершакова М.В., перевод на русский язык, 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021

1

Анне часто снилось, как она его убивает. Беззвучно подкрадывается и решительно вонзает нож ему в горло. Поэтому она не проснулась в холодном поту, а просто медленно смахнула с себя очередной сон, после которого у неё перед глазами ещё мелькал калейдоскоп жестоких сцен, а в сердце оставалось чувство восторга.

Всё кончено?

Она немного полежала в темноте, привыкая к реальности, а потом посмотрела на часы, стоявшие на кафельном полу рядом с кроватью. Часы показывали 5:37. Это было самое позднее, когда она просыпалась с тех пор, как поселилась в этом доме.

В галерее старого монастыря на соседней улице раздался собачий лай: два коротких тявканья, сдавленный вой, а когда он оборвался – полная тишина. Анна приподнялась в постели на локтях и мгновение внимательно прислушалась. Она уже собиралась снова лечь, когда послышался хриплый шум двигателя и к дому медленно подъехала машина.

Она быстро поднялась и подошла к окну. Волна беспокойства прокатилась по её телу. Она приоткрыла одну из ярко-зелёных ставен, так что утреннее солнце прорезало сумрак комнаты тонким лучом, и посмотрела на улицу. За исключением кота, который лениво покачивал хвостом, сидя на стене заросшего внутреннего дворика у здания напротив, улица Труа Шапон была пустынна.

Взгляд Анны скользнул по соседним домам и остановился на окне на первом этаже одного из них. Оно было широко распахнуто. Она впервые увидела какие-то признаки жизни в этом занесённом пылью здании: обычно все окна там были закрыты. Казалось, что тёмная дыра в стене уставилась на неё, как глаз.

От страха у неё закололо пальцы и застучало в ушах.

Это он? Они нашли меня?

Она продолжала следить за происходящим на улице, укрывшись за ставнями, пока дыхание не выровнялось. Тогда она успокаивающе кивнула сама себе. Внизу никого не было. Никто не прятался в тени.

В целом вообще мало кто ходил по этой улочке. Улица Труа Шапон тянулась от церкви на площади до главной улицы города и была узкой и извилистой. Раскинув руки, можно было легко дотронуться до каменных стен по обе её стороны. Сладковатый смрад прозрачно намекал, что именно здесь бездомные кошки искали убежища по ночам. Они шныряли здесь в поисках компании, жалобно мяукая. Но вот людей Анна видела не особенно много. Не в этом закоулке.

Она закрыла окно и, обнажённая, поднялась по неровным каменным ступеням. На террасе на крыше она открыла кран, и садовый шланг заизвивался по плитке. Анна подобрала шланг и умылась под его струёй. От холодной воды тёплому после сна телу было больно, но она не обратила на это внимания.

Она отряхнула с себя воду и расчесала мокрые волосы руками. Затем прижала кончики пальцев к впалым щекам и стала рассматривать своё отражение в стеклянной двери террасы. Она похудела. Не сильно – пожалуй, не больше чем на три-четыре килограмма, – но грудь стала меньше, на руках проступили вены, а лицо сузилось. Она не могла понять, на кого больше похожа: на ребёнка-переростка или пожилую женщину. В любом случае эти мысли заставили всё внутри её перевернуться.

Она надела платье из джерси и эспадрильи и спустилась на кухню, где нашла большой кусок багета и банку с вареньем из инжира. Она ела, стоя у окна и прислушиваясь к грохоту, доносившемуся с рыночной площади, где торговцы заканчивали устанавливать свои палатки.

Она отправила письмо вчера.

Анна ехала в Канны долгих три часа. Сначала она получила посылку «FedEx» в почтовом отделении на улице Мимон и, вернувшись в машину, тотчас же вскрыла пакет, чтобы убедиться, что деньги внутри. Затем бросила письмо в почтовый ящик и поехала обратно на улицу Труа Шапон. Через несколько дней она отправит ещё одно письмо. А потом ещё одно. А пока остаётся только ждать. И надеяться.

Съев последний кусочек багета, Анна надела кепку, взяла рюкзак и вышла из дома. Она дошла по главной улице до рынка, где и остановилась посреди палаток и торговцев, вбирая в себя жизненную энергию.

Вокруг маленького шаткого складного столика собралась кучка детей. На столике стояла картонная коробка, а в ней лежал козлёнок, ласкаемый роем нетерпеливых рук. Крепкий мужчина в комбинезоне втиснулся между парой мальчиков-близнецов и сунул бутылочку с соской в рот козлёнку, а тот с благодарностью стал жадно пить. Свободной рукой мужчина протянул пластиковую корзинку родителям, которые улыбались восторгу своих детей. Они неохотно выудили из карманов несколько монет и побросали их в корзину. Мужчина машинально поблагодарил и тут же вытащил бутылочку изо рта голодного козлёнка, так что молоко брызнуло во все стороны.

Анна долго стояла, наблюдая за тем, как этот отвратительный человек проделывает одно и то же снова и снова. Она уже собиралась пойти и отобрать у него бутылочку, когда её взгляд упал на пожилую пару, сидевшую под небесно-голубыми глициниями в кафе на противоположной стороне улицы. Лысый мужчина в кислотно-жёлтом поло был увлечён чем-то, напоминавшим круассан на сливочном масле. Внимание Анны привлекла рубашка мужчины, но взгляд её остановился не на нём, а на маленькой круглощёкой даме за соседним столиком.

Во что была одета дама, Анна не заметила. Она видела только камеру, которую та держала перед собой, и удивлённый взгляд, устремлённый прямо на неё.

Анна повернулась, сдерживая шаг, дошла до ближайшего угла улицы и завернула за него.

А потом побежала.

2

– Это не то же самое. Даже близко не похоже! – детектив Эрик Шефер недоверчиво посмотрел на свою коллегу, сидевшую по другую сторону стола.

Они с Лизой Августин работали вместе уже почти год, и ни дня не проходило без дружеских, но весьма жарких споров то о ведении дела, а то и о чём-нибудь менее важном. Сегодняшний день не был исключением.

– Ну всё, хватит, – ответила она. – Ты просто из другого поколения, по-другому воспитан и поэтому привык думать иначе. Общество нам всем промыло мозги, чтобы мы считали одно совершенно нормальным и социально приемлемым, а другое записывали в ту же категорию, что и растрату государственных средств или непредумышленное убийство. На самом деле нет никакой разницы – просто мы по необоснованным причинам стали считать, что она есть.

Августин доказывала свою точку зрения, размахивая половиной бутерброда с индейкой, который доедала.

– Хорошо, давай попробуем ещё разок, – сказал Эрик Шефер. – Ты говоришь, что секс и массаж – это одно и то же?

– Я говорю, что и то и другое – это физическое удовольствие очень интимного характера. Давай представим, что вы с Конни оба забронировали сеанс массажа.

– Идея показалась Шеферу более чем маловероятной.

– У тебя массажист – женщина, у неё – мужчина. Каждого из вас проводят в маленькую слабоосвещённую комнатку, где стоит нечто, похожее на кровать. Вы снимаете одежду и позволяете совершенно незнакомому человеку водить смазанными маслом руками по вашему обнажённому телу. Пахнет розовым маслом, играет приятная медитативная музыка, и вы лежите отдельно друг от друга и думаете: «О, отлично, продолжай, да, вот тут, чёрт, как хорошо».

– У тебя на подбородке горчица. – Шефер сухо посмотрел на неё и показал на жёлтое пятно.

Она вытащила скомканную салфетку из пакета с постером фильма «Бульвар Сансет» и вытерла подбородок, продолжая аргументацию.

– После этого вы встречаетесь, оплачиваете счёт и рассказываете друг другу, как вам было хорошо. Вы чувствуете себя прекрасно как никогда, и ни один не обвиняет другого в том, что его физически удовлетворил незнакомец. Боже мой, да, наоборот, вы сходитесь на том, что следовало бы делать это почаще.