Нужно отметить, что ППС – самая низшая ступень в полицейской иерархии. Там работают те, кого просто невозможно отправить ни на какую работу. Эти люди даже вагон коробками загрузить не смогут. Они просто не справятся. Для них даже одинаковые коробки, смирно лежащие на складе, – это уже нечто вроде тетриса на десятой скорости. Но есть в этих парнях и хорошее: как правило, их тупость связана с глубокой, почти детской наивностью, и, попав в ситуацию, которую они до того не наблюдали, они склонны верить предложенной трактовке. Впрочем, наш опер был все-таки опером – со всеми вытекающими, и рассматривал людей как будущих информаторов, то есть с точки зрения пользы.
По пути в машину мы слышим поразительную, но абсолютно реальную историю.
– Недавно на сутках был, звонит вечером бабка. «У нас тут убивают кого-то». Крики слышит. А там крики такие, что я через телефон слышу, хотя от дежурного стою в метре, а бабка говорит из соседней квартиры. Вылетаем, группу захвата себе вызываю, все дела. Вошли в квартиру. Восемь узбеков сидят, обедают в своем шалмане, прямо на полу. Узбеков мордой в пол, в комнату вторую проходим, а там осел. Живой. Стоит. Молчит. Смотрю, а осел какой-то ухоженный, чистый, не пахнет, а на голове шапочка такая, женская. Попона какая-то еще. Короче, цирк. Шмонаем узбеков. На осла у них и разрешение есть, и прививки, вся фигня, нельзя забирать. Ну, мы уехали. Тут перезванивает бабка – опять говорит, крики. Я ей объясняю – бабка, осел орет, а осел это осел. Бабка говорит – не, он не просто так орет. Тут до меня начало доходить. У них первый этаж. Вернулся ночью, к окошку подхожу, а там узбек этого осла жарит прям не по-детски, а тот орет, понимаешь? Орет.
– И что с осликом? – интересуется Татарка, пока мы с Зидом ржем.
– Да забрали к утру беднягу. Ветеринар сказал, они ему там че-то повредили. А соседка говорит, что он и раньше орал, но тихонько… притерпелся, наверное. А потом ему видать раз вкорячили, у него тоже ведь жопа не безразмерная, че-то порвали ему там – и он от боли орал…
На заправке благодаря оперу нам дают посмотреть камеру – и свидетельство подтверждается. Девочка еще 8 часов назад была здесь, шла с каким-то мужиком. Естественно, он весь в черном, изображение – размыто… Распечатываем этот кадр и едем в штаб.
«Ведомая. По тому, что рассказали родственники, характерно для олигофрена. И где оно теперь? – Петров обычно называет пропавших в среднем роде, как будто отстраняясь от их личности. – Криминал пока не рассматриваем, это труп почти во всех исходах. Так. Перед нами по факту женщина с титьками, гормонами и развитием шестилетнего ребенка. Секс? Ждем утра, опрос тотальный. Пока продолжим оклейку в этом районе. Станцию и остановки отработать на 100 %. Чтобы оно отсюда не ушло. Утром снимем, скорее всего».
Полночи мы мерзнем, но уклеиваем всё.
Ранним утром обходим продавцов, охранников, заносим ориентировки в автопарк, раздаем местным таксистам, благо их немного.
Типичный монолог, когда суешь ориентировку продавцу в окошко палатки: «Посмотрите, пожалуйста. Пропала девушка, 17 лет, с задержкой в развитии. Как пятилетний ребенок. Вчера, пропала здесь, в вашем городе. На данный момент есть информация, что ее увел некий мужчина. Пожалуйста, разместите ориентировку под стеклом». Однако у Татарки обращение иное, и всякий раз – разное: «Гляньте, девочка пропала. Красавица. Но она немного куку, как дитя малое. Ее какой-то мужик увел, никто не знает кудой. Не видели? Она такая приметная, шапочка розовая, шарфик…» Суровый Зид бродит в разгрузке и подает ориентировки, когда они заканчиваются у нас. Он не любит коммуникации.
Внезапно бабка-продавщица, открывающая свой ларек, говорит: «Да я видела ее. Брела по шоссе. Минут 10 назад».
Бросаемся к машине – и через пару минут видим картину: наша «потеряшка» действительно бредет вдоль шоссе, без шарфа и шапки, дрожа от холода. Ноги у нее – голые!
Быстро усаживаем ее в машину (для этого всего-то и надо было сказать: «Катенька, иди сюда!»), и уже в машине понимаем, что из одежды на ней – только ее длинная куртка и ботинки. В штабе сдаем ее родственникам и врачам «Скорой».
Разъехались мы, не надеясь узнать всей истории. Но спустя неделю зазвонил мой кнопочный телефон.
– Алло! – голос опера в легком возбуждении. – Прикинь, выяснил, где она была. Прям у тех, которые с ослом.
– Слушай, а че им будет?
– Да ниче. Она же свидетель никакой. К тому же сама хотела.
И это правда. У олигофренов повышенное либидо, они могут трахаться сутками напролет и им это в кайф. Представьте – ребенок, заключенный в теле взрослого человека, очень хочет играть; просто игры у него особые. И ребенку без разницы, сколько людей с ним играет. Чем больше – тем веселее. Так что выиграли все – и девушка «поиграла», и парни, которые вынуждены были сношать осла, вдосталь наеблись. Россия, щедрая душа. Неясно только, нафига ее было полуголую выставлять из дому. Хотя наказать за это, опять же, трудно.
Нужно сказать, что опыт этого поиска еще не раз помог отряду в аналогичных случаях. Заслышав об олигофрении, сразу начинали прорабатывать сексуальные версии. Иногда взрослый олигофрен пропадал вместе с нормальным ребенком, например – тетка-олигофрен с племянником. Их нашли в соседней деревне, где тетка напропалую развлекалась, а племянник спокойно играл с козлятами. Полная идиллия, если не принимать в расчет 300 человек, которые шарились в том числе и по лесу, все-таки «детский» поиск.
Сразу после поиска мы поехали в гостиницу Зида. Пили виски, ели доширак. Быстро, вкусно, с майонезом.
Гостиница больше напоминала хорошее общежитие, чем порядочный отель. Тем не менее – актив солидный, здание в 4 этажа с паркингом. После в этой гостинице, в ее актовом зале, проходили отрядные собрания, обучалки и тусовки разнообразных формаций. «Гостишка», как ее все называли, стала еще одним местом притяжения, а для некоторых – и временным приютом. Зид не скупился и селил обнищавших волонтеров к себе.
Стоит отдельно рассказать о паре Зида и Татарки. Зид только что, впервые, стал отцом – и тут же бросил жену и ребенка (и годы показали, что это некая модель поведения; он потом не раз делал детей и уходил от женщины тут же, вместо того чтобы прийти на выписку из роддома). Зид постоянно отбивался то ли от рейдеров, то ли от кредиторов, поэтому сам жил в гостишке и носил оружие. Татарка, тридцати лет от роду, счастливая обладательница двух мальчиков-близнецов десяти лет, сдала их в интернат, откуда их только на выходные забирали ее пожилые родители, в то время как сама она жила с Зидом. Жизнь Зида и Татарки напоминала какой-то вечный, наполовину хиппи, наполовину милитари, балаган. Лысина Зида и дреды Татарки между собой контрастировали так же, как его насупленность, камуфляж и немецкая полицейская куртка – с ее щебетаньем, юбками, яркими кофтами и вечными фенечками, или его грузная фигура – с ее аппетитными формами. Однако они были в полной гармонии.
6. «Rammstein»: «Moskau»
Москва. Великая, любимая, бесконечная, душевная, теплая и уютная. Город, в котором я знаю по крайней мере десяток мест, где можно надежно спрятать труп. Вселенная, в самых диких и страшных углах которой мне довелось побывать. Лабиринт, где ты можешь искать деда, которого привезли на «Скорой» в больницу и бросили в приемном покое, а он пропал; и ты найдешь его на территории той же больницы, замерзающим, описавшимся, запуганным через 10 часов после пропажи.
Москва. Город, где менты могут наступить на колено или голеностоп спящему бродяге, чтобы понять – спит он или сдох, и эти же менты никогда не проверят его документы, не пробьют, из-за своей брезгливости, а между тем – он может запросто оказаться беглым убийцей, который раскроил черепа целой семье, а теперь ему каждый день в ладошках подают мелочь детки, приучаемые мамами к доброте.