Комнаты обставлены настоящей деревянной мебелью, купленной за бешеные деньги; большой камин растапливался бездымным экологическим топливом, внешне не отличающимся от настоящих дров. Не каждый мог позволить себе такое жильё, далеко не каждый.
– Лика, ты дома? Я прошёл микробобойню, теперь чист аки младенец! – нарочито весело сказал Филипп. – Слушай, давай отключим её, ведь сейчас нет эпидемии.
– Нельзя! Это вещь необходимая, – с улыбкой обернулась жена. Она сервировала стол, расставляла тарелки и раскладывала приборы. – Сейчас будем ужинать, дай мне пару минут.
Они давно вместе, Филипп и не помнил себя холостым – сросся с этой женщиной за тридцать лет. Лика стройная, как девочка, тёмные кудри копной, глаза зелёные, как у кошки. Смеётся звонко, запрокидывая голову и показывая безупречные зубы (стоматологу по статусу положено) и ямочки на тугих щеках. Она почти не изменилась за эти годы, впрочем, сейчас все стареют медленно.
Филипп мельком взглянул на висящую в воздухе голограмму спящего младенца в кроватке (так Лика следила за сыном) и поинтересовался:
– А где Ксюша? Она дома?
– В саду цветы поливает… Что-то случилось? Ты грустный.
– Нет, ничего… – Филипп машинально переставлял на скатерти приборы, солонку, салфетницу. – Виктору с супругой пришёл отказ из Центра планирования. Двадцать пять процентов риска.
– Двадцать пять! – Лика всплеснула руками, её брови сошлись в одну линию. – А семьдесят пять процентов, что ребёнок будет здоров.
– Они заботятся о генофонде…
– Уж тебе ли не знать, что эта проблема решаема, – сердито перебила она. – Всё сводится к одному: когда во всём мире перенаселение и нечего есть, то найдутся причины, чтобы женщины не рожали. Помнишь, одно время по ТВ шла реклама, что механические роботы – прекрасная альтернатива детям? Да разве можно сравнивать?!
– Нельзя, – согласился Филипп, – механические роботы не испытывают настоящих эмоций, не могут искренне любить, сопереживать… А вот дети-ксеноботы – да.
– Фантазируй! – поддела Лика. – Создавать людей запрещено, это не кошки и не хомячки.
– То, что сегодня запрещено, завтра будет обыденностью, уверяю тебя, правительству больше нечего предложить. Размножаться нельзя, а супруги хотят малыша. Ребёнок-ксенобот будет хорошим решением. – Филипп помолчал и добавил: – Смысл в этом есть: ксено предсказуемы, тратят гораздо меньше ресурсов, не размножаются, их организмы улучшены…
Лика передёрнула плечами:
– Суррогаты, собранные бог знает из чего! Много ли в ксено-собаке осталось от собаки?
– Осталась почти вся собака. Они стали умнее, благодаря генам других животных.
– А как же этика? – взметнула брови Лика.
– Этика! Я последние года два или три наблюдаю, как СМИ осторожно поговаривают, что ксено – тоже создания божьи. А ведь раньше поднимали шум из-за мнимой агрессивности ксено-животных. Хамелеоны!
– Ладно, давай оставим этот разговор. Позови ужинать Ксюшу, пожалуйста.
Филипп прошёл в сад через открытую гостиную с поднятым по случаю жары куполом-ракушкой. Посмотрел по сторонам: дочки не было видно.
«Может, к соседям ушла?» – подумал он. И тут же заметил яркое пятно купального костюма на дне бассейна. Ксюша лежала лицом вниз, безвольно раскинув руки. Сердце у Филиппа оборвалось.
– Ксюша!
Он летел, не разбирая дороги, прыгнул в воду. Нырнул, подхватил невесомое тело и вытащил на бортик, на котором тотчас образовались лужицы. Дочь не дышала. Лицо белое, без кровинки.
Вдох рот в нос, четыре толчка в грудину. Вдох… раз, два, три, четыре…
Ему показалось, что ресницы Ксюши дрогнули. Не прекращая реанимации, Филипп не своим голосом закричал:
– Лика! Скорее сюда!
– Что случилось?.. Господи!
– Вызывай скорую! Успеем! Успеем, держись, Ксюша, ты не можешь умереть… – бормотал Филипп.
Раз, два, три, четыре… вдох… Раз, два, три, четыре… вдох.
Он делал искусственное дыхание без остановки, не обращая внимая на льющиеся с одежды ручейки воды. И выдохнул, услышав вой сирены с улицы:
– Теперь всё будет хорошо, доченька…
***
Май на дворе, а такая жара! У Ксюши взмокли волосы, и на маленьком носу выступили бисерные капельки пота. Прозрачная, розовая от мозаики вода в бассейне манила: искупайся же, окунись!
Мама запрещала плескаться без надзора и всегда говорила: «Подожди, закончу готовить и выйду», «Погоди, вот покормлю Илюшу – тогда поплаваешь», «Через полчаса, доченька, у меня важное дело».
– Но я хочу одна! – возражала Ксюша.
– Камер нет, нельзя одной.
Когда ещё поставят эти камеры, а купаться охота сейчас!
Ксюша отбросила лейку, воровато оглянулась на окна: мамы не видно. Скинула сарафан, под которым оказался красный купальник, и осторожно спустилась по лесенке в бассейн, придерживаясь за поручни. А-а-ах, хорошо!
Она плыла по-собачьи, высоко держа голову над водой, и медленно пробиралась на глубину. Устала, захотела встать на дно и отдышаться, но не почувствовала под ногами твёрдой опоры.
«Ничего страшного, – сказала Ксюша сама себе, – сейчас выплыву».
Она не сразу поняла, что тонет. В фильмах утопающие люди кричали, молотили по воде руками, погибали медленно, со вкусом и под трагическую музыку. Ксюша не испугалась – ничего плохого не может случиться. Взрослые рядом: из открытого окна столовой доносились голоса мамы и папы; кошка Люси сидела на бортике и с интересом наблюдала за Ксюшей. Она хотела позвать на помощь, но захлебнулась, вместо крика из горла вырвался хрип.
Последнее, что осталось в памяти, это пузыри, рвущиеся наверх, и дрожащие на воде солнечные блики. И чернота…
***
Вдох-выдох, вдох-выдох… Как же хорошо просто дышать, чувствовать, как лёгкие наполняются воздухом. Ксюша затаилась, боясь спугнуть это блаженное ощущение.
– Когда же малышка придёт в себя? – услышала она очень знакомый голос.
– Филипп, успокойся, всё хорошо. Дышит самостоятельно, все показатели в норме.
– Открою крышку, так будет лучше.
Раздалось слабое шипение, поток прохладного воздуха лизнул Ксюшино лицо и шею. Она глубоко вдохнула и подняла веки.
Папа… Но какой усталый и худой! У него тёмные круги под глазами, как будто он не спал несколько дней, на подбородке щетина. Смотрит тревожно и выжидательно, точно ждёт чего-то.
Ксюша с трудом разлепила сухие губы:
– Папа…
– Доченька… доченька моя… Узнала! – Отец схватил её руку и порывисто поцеловал. Губы его дрожали, из глаза выкатилась и поползла по щеке маленькая слезинка.
– Я в больнице?
Ксюша приподнялась и увидела себя в ложе овальной формы с прозрачными стенками, дно которого выстилала мягкая губчатая ткань. Поднята вверх толстая стеклянная крышка со множеством трубок и приборов. Палата самая обыкновенная: белые стены, большое окно, кушетка с подушкой и скомканным одеялом, серебристая металлическая дверь.
– Тебе чего-нибудь хочется? Может быть, пить или есть? – спросил незнакомый доктор в голубой форме и такой же шапочке.
– Пить.
Он вышел из комнаты и вернулся с полным стаканом, стоял и смотрел, как Ксюша пьёт воду мелкими глоточками.
– Я тонула? – спросила она.
– Да, но мы с доктором спасли тебя, – ответил отец. – Ксюшенька, ты хорошо себя чувствуешь?.. Ну и отлично! Мы сейчас поедем домой.
– К маме?.. А где моя одежда? – Ксюша оттянула на груди больничную сорочку.
Отец с доктором растерянно переглянулись.
– Одежды нет, тебя привезли в купальнике, а домой я так и не попал, пока… пока ты была без сознания. Да ничего, нам только коридор пройти. Давай помогу выбраться.
Тело не слушалось, точно чужое, слабые босые ноги заплетались при ходьбе.
– Подожди. – Отец сдёрнул с кушетки одеяло, завернул Ксюшу и подхватил на руки. – Вот так лучше!
Шли пустым коридором, который казался голубым от светящегося потолка. В тишине гулко раздавались шаги, и Ксюше почему-то подумалось, что они уходят из больницы тайком, будто сбегают с места преступления, как воришки. Она зажмурилась и уткнулась лбом в отцовское плечо.