Через пять минут последнее бездыханное тело забрасывают в кузов, и грузовик уезжает.
-Ту-у-у! – весело гудит тепловоз, лязгают сцепки, и вагоны плавно катятся вдоль перрона.
… Коротко просигналив, грузовик останавливается у металлических ворот, с расположенным рядом КПП, они откатываются в сторону и машина въезжает на территорию части.
Миновав пустынный плац, с расположенными по периметру казармами, грузовик останавливается у трехэтажного кирпичного здания, с небольшим сквером перед ним, и задержанных выгружают из машины.
– Что ж вы суки, своих забираете, – шипит длинному ефрейтору Осипенко, и косится на того подбитым глазом.
– Ага, – а еще тельники носите, – шепелявит опухшими губами Лука. – Курвы.
– Давай, давай, топай, – говорит кто-то из десантников, и всех заводят внутрь. Потом, в сопровождении двух сержантов, моряков ведут к дежурному по части.
– Тэ-экс, – встает из-за стола перетянутый портупеей офицер с красной повязкой на рукаве и хмуро оглядывает задержанных. – Так это вы на вокзале бузили?
– Нет, товарищ капитан, – басит Корунский, в разорванной до пупа форменке. – Это студенты. Обзывали нас и все такое.
– Документы, – приказывает офицер и протягивает руку.
Затем он садится за уставленный телефонами стол и рассматривает военные билеты моряков.
– В/ч 53117 это где?
– В Северодвинске, – следует ответ.
– С корабля?
– Да нет, мы с лодки.
– А тут как оказались?
– Приехали на базовые склады, за оборудованием.
– И с кем же?
– С командиром группы и старшиной команды.
– Фамилия командира? – откладывает в сторону военные билеты капитан.
Корунский называет, и дежурный записывает ее в блокнот.
– Ну что ж, орлы, готовьтесь в дисбат, – снова встает капитан. – Громов, отведи их в свою казарму, запри пока в бытовку и обеспечь охрану.
– Есть! – вскидывает руку к виску рыжий сержант.
Потом всю группу препровождают наружу и ведут к одной из казарм.
– Да, вот это влипли, – бормочет Гордеев. – Точно посадят.
– Ладно, не ной, может еще обойдется, – хромает рядом Лука. – Эй, сержант у тебя закурить есть?
– Тут нельзя, у казармы покурите, – отвечает рыжий. – Чего ж вы дураки не подорвали?
– Это все гребаный патруль, – вздыхает Кондратьев. – А тут еще вы приехали.
– Да, дела, – щупает распухшее ухо второй сержант. Загремите теперь под панфары.
У казармы все останавливаются, быстро перекуривают и заходят внутрь.
– Рот-тэ смир…! – вскидывается сонный дневальный у тумбочки.
– Молчи, дурак, – осекает его рыжий и тот удивленно пялится на необычную процессию.
Моряков заводят в обитую вагонкой бытовку, с несколькими гладильными столами, зеркалами на стенах и рядом стульев у стен. Они садятся и понуривают головы.
– Может морды умоете, а то видок у вас не того, – предлагает второй сержант, смуглый и с узким разрезом глаз.
– Отчего же, умоем, – кивает Осипенко, и задержанных препровождают в умывальник.
– Вы это, особо не расстраивайтесь, – усевшись на подоконник, говорит рыжий, наблюдая, как те снимают форменки и суют головы под краны. – Студенты тю-тю, уехали, так что потерпевших нету. Ну а мы не в претензии, ведь так, Казбек?
– Ну да, скалит белые зубы узкоглазый. – Какой разговор!
– Главное что б наш батя не залупнулся, – продолжает рыжий. Это он приказал вас сюда доставить, вместо комендатуры.
– Зачем? – косятся на сержанта моряки.
– А хрен его знает, – пожимает тот плечами. Наверное сам хочет разобраться.
Потом задержанных уводят и запирают в бытовке.
…Плотно пообедав в портовом ресторане, лейтенант Огнев с мичманом Умрихиным подъезжают на такси к КПП, расплачиваются и выходят наружу.
– Ну, все, Петрович, щас получим бинокли с хронометрами и домой, – благодушно заявляет офицер. Предъявив дежурному документы, они неспешно идут к административному зданию и бросают взгляд на стоящий в тени деревьев грузовик.
– Что-то наших бойцов не видать, – говорит мичман.
– Дрыхнут, наверное, где-нибудь на травке, – хмыкает Огнев, и они исчезают за дверью.
– Через несколько минут, изрыгая маты, начальники выскакивают обратно и рысью несутся к машине.
– Заводи, твою мать! – орет Огнев, хлопает дверца, взвывает двигатель и грузовик выезжает с территории складов.
– Ну с-суки, мне ж э в этом году старшего получать! – трясет лейтенант перед носом мичмана зажатой в руке бумажкой. Ты хоть понимаешь, что будет?!
– Тот молча кивает и промокает платком взмокший лоб.
– Куда ехать, товарищ лейтенант? – косится на разъяренного офицера водитель, притормаживая на развилке.
– В город, куда, – шипит Огнев, разглядывая намалеванную на бумажке схему.
Через полчаса, поколесив по городу, машина останавливается неподалеку от ворот уже известной части, и лейтенант выпрыгивает из кабины.
– Так, ты пока будь здесь, а то еще и этот смоется, – бросает он мичману и спешит к КПП.
Вскоре Огнев появляется снова, забирается в кабину и приказывает ехать обратно.
– Ну, как? – осторожно интересуется мичман.
– Хреново, – бурчит офицер. Полковник у них зверюга, наорал на меня и требует командира.
– Да-а, дела, – озадачено бормочет Умрихин.
Пока Огнев звонит от дежурного в часть, мичман получает на складе оставшееся оборудование и загружает его вместе с водителем в кузов.
Затем грузовик снова выезжает за ворота и направляется в город.
На исходе второго часа у КПП останавливается новенький «УАЗ», из которого появляются старпом и штурман с кейсом в руке.
Огнев спешит навстречу и докладывает о происшествии.
– Мудило, – цедит капитан 2 ранга и вместе со штурманом исчезает за дверью.
О чем беседовали отцы-командиры неизвестно, но спустя некоторое время обе машины катили по шоссе в направлении Северодвинска.
А на следующее утро, после подъема флага, все шестеро героев этого рассказа, гремя ботинками, топали по причалу на гауптвахту. На полные пятнадцать суток.
Губари
-Подъем! – орет из коридора чей-то голос и на потолке тускло вспыхивает упрятанный под металлическую сетку фонарь.
В камере слышится недовольное бормотание, с жестких «самолетов» сползают темные фигуры и, напяливая на себя служившие одеялами шинели, зевают.
В низком мрачном помещении с забранным решеткой окошком и инеем по углам, их шестеро. Двое с бербазы, один с «пээмки», остальные с лодок.
– Поспать не дают, курвы, – хрипло басит один из бербазовских, со старшинскими лычками, извлекает упрятанный в «самолете» бычок, прикуривает и пускает по кругу.
Всем достается по паре затяжек и сон улетает.
– Интересно, куда сегодня погонят? – перематывая на сапогах портянки, – бубнит старший матрос с «пээмки» и сплевывает на бетонный пол.
– А нам татарам один хрен, что пулемет, что самогон, – сладко зевает один из подводников и дружески толкает в бок соседа.
– Ага, – кивает тот вихрастой башкой. – Одинаково с ног валят.
За массивной дверью камеры лязгает засов, и она с визгом открывается.
– Вторая, на оправку, – бурчит хмурый матрос с автоматом на плече и кивает головой на кишку коридора.
Вся шестерка выходит из камеры и в его сопровождении направляется в гальюн, совмещенный с умывальником. Там оглушительно воняет хлоркой и в бетонных «очках» пищат крысы.
Сделав свое дело, моряки ополаскивают лица под кранами с парящей от холода водой и утирают их подолами роб.
– В камеру, – бросает конвойный и ведет их обратно.
Потом начинается завтрак и каждый получает по кружке горячего кофе, миске гречневой каши и птюхе белого хлеба с кубиком масла.
– Опять эта каша, – брюзжит один из моряков с лодки и отпихивает от себя миску.
– Не скажи, – активно орудует ложкой сосед. У нас на «пээмке» по утрам чай, «шрапнель» и черняшка. А тут лафа, жить можно.
После завтрака всех губарей заставляют вытащить из камер во двор «самолеты» – для проветривания.
– Хотел бы я знать, какая сука придумала эту хрень?, – таща на горбу свой лежак, – пыхтит один из матросов.