О, да, в последнее время ему часто доводилось пробовать её на вкус, глубоко познавать её. В ней нет ничего ужасного. Она как поцелуй любовницы. Правда сам процесс перехода далеко не из приятных.
Он обуздал темный ветер и обратился к останкам плоти и костей.
«Дэйгис?»
Ответа не последовало.
Он собрал свою силу, не друида, а темного, и снова обратился к искалеченному телу, давая силе впитаться в останки, распределиться по ним…
— Черт подери, — прошептал он, получив свой ответ.
На плите находилось тридцать восемь лет внезапно прерванной человеческой жизни. «Боль, горе, скорбь!» Но эта жизнь не была прервана спицами Кровавой Ведьмы. «Пусть всё закончится!» Яд в крови, передозировка каким-то человеческим химикатом, сладким и приторным. Он потянулся своими вновь обретенными чувствами и чуть не задохнулся, ощутив момент смерти, восхитительную волну, накрывшую (его!) этого человека. Её так жаждали, искали. Облегчение, о благословенное облегчение. «Благодарю, — было последней мыслью человека. — Да, да, пусть всё прекратится, хочу уснуть, дай мне уснуть!» Он на самом деле услышал эти слова, произнесенные мягким ирландским диалектом и словно застывшие во времени; сухим шелестом они поднимались от останков.
Открыв глаза, он посмотрел на Драстена, который сфокусировал свой серебристый взгляд на его переносице.
— Это не Дэйгис, — сказал Кристиан, — а какой-то ирландец, оба его ребёнка погибли в ночь, когда пали стены. А жена умерла от голода вскоре, когда они прятались от Темных. Он пытался жить после этого, но просто не мог. Он сознательно искал смерти.
Никто не спросил, как он это выяснил. У него больше никто и ничего не спрашивал.
Хлоя зашаталась и бессильно осела на землю, позабытый факел выскользнул из её рук на мокрую траву.
— Н-н-н-е Д-дэйгис? — прошептала она. — Что это значит? Что он все ещё жив? — повысила она голос. — Ответь мне, он всё ещё жив? — завопила она, сверкая глазами.
Кристиан снова закрыл глаза, прислушиваясь, он тянулся всё дальше. Но жизнь не была его специализацией.
— Я не знаю.
— Разве ты не чувствуешь его смерть? — резко спросила Колин, и он открыл глаза, встречаясь с ней взглядом. К его удивлению, она не отвернулась.
О, так она знает. Или подозревает. Она провела некоторое время с ши-видящими, изучая их древние знания. Ей в руки попадались старые истории. Но как она догадалась, кем именно он является?
Он снова углубился в себя, его взгляд стал отсутствующим. Там такое умиротворение. Покой. Никакого осуждения. Никакой лжи. Смерть прекрасна, в ней нет уловок. Он ценил её чистоту.
Словно издалека он услышал, как Колин без особого успеха попыталась замаскировать свое затрудненное дыхание под кашель. Он был уверен, что она больше не смотрела ему в глаза.
Зловещий фейрийский ветер ворвался в его сознание, разрушая барьеры времени и пространства. У него появилось головокружительное ощущение, словно он влетел сквозь проход иного способа существования и бытия: тихого и черного, роскошного и бархатного, громадного. «Дэйгис,» — беззвучно позвал он. У каждого человека есть лишь ему одному присущий след. Каждая жизнь оставляет рябь на глади вселенной.
И на ней не было следов Дэйгиса.
— Мне очень жаль, тетя Хлоя, — тихо произнес он. Ему было жаль, что он не мог ответить «да». Жаль, что втянул их в свои проблемы. Жаль, что временно помешался и натворил черт знает что. Но сожаления бесполезны. Они ничего не могут изменить. Лишь вынуждают пострадавших простить тебе то, что ты вообще не должен был делать. — Он мертв.
У подножия костра, сидя на земле, Хлоя обняла себя за колени и начала причитать, раскачиваясь.