Все эти магазины были мне незнакомы. Все эти лица были мне незнакомы. Сердце забилось медленнее, оцепенение прошло, руки и ноги вновь обрели чувствительность. Беспокоиться было не о чем.
Когда я уезжала из Палм-Вэлли, тут было, прямо скажем, не очень, особенно по сравнению с соседними курортами, Палм-Спрингс и Палм-Дезерт. Теперь туда стоило приехать, в особенности тем, кто хотел увидеть красивый пейзаж местности, не омрачённой курсами гольфа и высокими квартплатами. Город стал другим. Как и я.
Ввиду новых перекрёстков и светофоров я не сразу разобралась, как выехать с главной улицы, но как только повернула к ферме, меня захлестнула волна ностальгии. Даже в воздухе витал тот же запах – горячего асфальта, сухих пальмовых веток, апельсиновых цветов.
Ферма была в самом конце дороги, по обеим сторонам которой выстроились длинные ряды пальм. Я заметила облака пыли, поднимавшиеся от тракторов. Судя по льняным мешкам, свисавшим с каждой пальмы, сезон урожая был в разгаре. Конечно, работа нашлась бы и мне. Правда, не самая гламурная – целый день под палящим солнцем, кожа облезает с носа, несмотря на шляпу и крем от загара, руки липкие и все в занозах, потому что то и дело приходится лазить вверх-вниз по деревьям. Но, по счастью, я никогда не была белоручкой.
Лишь заметив дом, где я провела период становления моей личности, я запоздало пожалела о своём решении сюда заявиться. Вид у дядиного жилища был, мягко скажем, паршивый. В прошлом оно представляло собой ухоженное ранчо и домик с черепичной крышей, окружённый, как рвом, красивым садом камней. Теперь его можно было бы принять за заброшенное, если бы не трактор и грузовик перед ним. Господи, у него был всё тот же трактор, который я в своё время училась водить, и он уже тогда еле двигался.
Я остановила машину и, волнуясь, вошла на ранчо, вытирая руки о джинсы. Я слышала вдалеке, со стороны деревьев, крики рабочих на испанском и воркование голубей, бродивших по потрескавшимся тротуарным плитам. Чудовищное чувство вины шлёпнулось на меня вслед за ветками пальм. В последний раз я звонила дяде два года назад, когда заехала в Вермонт. Хотела выслать ему денег, но он сказал, что у него всё в порядке и он в моей помощи не нуждается. Я всё равно хотела, но руки так и не дошли.
Теперь он, судя по всему, был в отчаянном положении. Да уж, это нас сближало.
Я глубоко вдохнула, подойдя к дому и заметив, что коврик у двери всё тот же, вышитый дядиной покойной женой. Он покрылся чёрной плесенью и расползался на части. Я надеялась, это не символ.
Я быстро постучала и отдёрнула руку. Подождала, огляделась. Никто не шёл за мной по пятам, но некоторые привычки остаются с нами надолго. А быть чересчур осторожной – отличная привычка для такой девушки, как я.
Я собиралась постучать ещё раз, но дверь чуть приоткрылась, и я увидела взирающий на меня в щёлку знакомый глаз.
– Дядя Джим, – я широко улыбнулась. Он нахмурился и распахнул дверь. Дядя оглядел меня снизу вверх и сказал:
– Твою ж мать.
* * *
– Прости, но ты сама понимаешь, что тебе нельзя тут остаться, – сказал дядя Джим, сидя на пыльной кухне и наливая мне очередной стакан чая со льдом. Кристаллики, не растворяясь, кружили у дна, как обломки, подхваченные торнадо. Я глубоко выдохнула через нос, стараясь скрыть разочарование. Я пробыла тут уже больше часа, и мы не пришли ни к чему, кроме того, что мне тут не рады.
– Послушай, я понимаю, у тебя есть гордость, – начала я.
Он впился в меня глазами. Он так постарел, что я испугалась; тёмные волосы стали седыми, складки у рта сделались глубокими, как каньоны, но взгляд остался таким же острым и проницательным.
– Дело не в гордости, Элли. Будь ты кем-нибудь другим, я согласился бы. Я же не против, когда Бетти с соседней улицы несколько раз в неделю приносит мне горячую пищу. Я понимаю, что с трудом свожу концы с концами. Но ты же не кто-нибудь другой. Ты Элли, сука, Уотт.
Я сморщила нос.
– Вот не знала, что Сука – моё второе имя.
Он приподнял бровь, похожую на толстую мохнатую гусеницу.
– А разве нет?
Я закатила глаза.
– Нет, дядя Джим. И это не самые приятные слова о твоей племяннице.
Он улыбнулся – почти незаметно, но я всё равно заметила. Повернулся, открыл холодильник, тоскливым взглядом обвёл содержимое – там ничего и не было, не считая приправ.
– Ну прости, что я не соответствую твоим представлениям о любящем дядюшке. Я тебя не видел с тех пор, как тебе стукнуло девятнадцать, знаешь ли.
– Знаю.
Дядя Джим хотел достать банку горчицы, но передумал. Что он, собирался сделать мне горчичный коктейль? Захлопнул дверцу, прислонился к стойке.
– Прости, что нечего предложить тебе поесть.
– У меня в машине вяленая говядина.
Он обвёл меня взглядом, покачал головой.
– Ты слишком тощая, Элли.
– Да нет, просто руки исхудали, – ответила я и скрестила их на груди. – Так бывает от стресса. В целом-то я в порядке.
Он кивнул, и его лицо приняло сочувствующее выражение. У меня сжалось сердце. Я знала, что он сейчас скажет.
– Как твоя нога?
Я натянуто улыбнулась.
– Да нормально.
– По-прежнему воруешь?
– Ну, было дело. – Я отвела глаза. Внезапно меня очень заинтересовал узор на столешнице из поддельного мрамора. – Но сейчас уже завязала. Чуть не влипла в Цинциннати. Больше не хочу.
– И почему же?
Я выдавила улыбку.
– Да так, неудачное знакомство по Интернету.
– И?
– И кое-что пошло не как надо.
– А как надо?
– Ну, по переписке влюбить в себя мужчину. Сказать ему, что хочу с ним встретиться, переспать, выйти за него замуж, но застряла в России и у меня нет денег покинуть страну. Попросить перевести сумму на твой счёт. А потом удалить страницу. Очень просто.
Краем глаза я увидела, как он качает головой.
– Господи, Элли. Это так низко.
– Ох, избавь меня от своих внезапных нотаций. – Я махнула рукой. – Так устроен мир. Я не занимаюсь малообеспеченными мужчинами. Я не настолько жестока. К тому же большинство из них изменяют жёнам, так что пусть получают по заслугам. Да и дело это не быстрое. Нужно несколько месяцев, чтобы выстроить отношения. Поэтому я обычно переписываюсь сразу с шестью. Существенно облегчает жизнь.
Дядя Джим одним махом проглотил остатки чая.
– Ну ладно. А что случилось в Цинциннати?
В кухне внезапно стало очень душно. Мне захотелось открыть окно над раковиной, но сквозь него я видела, какую пыльцу с деревьев поднял бриз. Я принялась водить подвеской в виде остро заточенной бритвы по цепочке, на которой она висела.
– Просто нарвалась не на того парня. И он меня развёл. Я думала, он американец, но нет. Он сидел на сайте под фальшивым именем, и это должно было меня насторожить. Кто называет себя Стивеном, когда его зовут Сергей? Лишних денег у него было много. Слишком много. Это тоже подозрительно, верно? Он посылал мне подарки на адрес в Петербурге, роскошные подарки – жемчуга, бриллианты, и я делала вид, что всё получила. Думаю даже съездить в Россию и забрать их. Ну, в конце концов он перевёл мне и денег, куда больше, чем мне обычно удаётся получить, ну а потом я пропала. – Глотнув ледяного чая, я продолжала: – Ещё неделю назад всё было в порядке. Деньги поступили на мой офшорный счёт, как обычно. А потом мне пришёл имейл от бывшего. Он сказал, что в городе и что хочет со мной выпить. Ну я и согласилась, а это оказался не мой бывший, а Сергей, и этот лысый бильярдный шар дико разозлился. Я с трудом сбежала из чёртова бара.
– И что, по-твоему, произошло? – Вид у дяди Джима был несчастный, и я его не винила. Мне было всего двадцать шесть – слишком мало, чтобы иметь дело с украинскими олигархами.
Я пожала плечами.
– Мне кажется, он просто связался с почтовым отделением Санкт-Петербурга. Не помню, как меня звали на том сайте. В общем, как бы то ни было, он отследил мой путь до Цинциннати. Я пару месяцев жила там с бывшим, и, по всей видимости, он туда заявился, связался с этим бывшим, и вот. В общем, я недооценила Сергея. Думаю, он сам замешан в махинациях.