– Веселись, – буркнул дядя Джим, не повернув головы. Я скучала по тем временам, когда могла поцеловать дядю в щёку и он улыбнулся бы. Но, судя по всему, дни улыбок давно прошли.
Я взяла сумочку, натянула потёртую кожаную куртку и побрела к выходу. Кэмден ждал меня у тёмного высокого джипа без дверей. Молчание давило, и я улыбнулась Кэмдену, подойдя ближе.
– Классная машина, – сказала я, садясь на пассажирское место.
– Классное свидание, – тут же ответил он, оглядев меня сверху вниз и широко улыбнувшись. Хорошо, что было темно и он не увидел, как вспыхнули мои щёки. Не оттого, что он сказал «свидание» – я всё же была убеждена, что это не оно, – а оттого, что ему понравилось, как я выгляжу. Как всегда, я была в джинсах и ботинках, но сверху надела кокетливый белый топ с небольшим вырезом. Ну хорошо, я оделась чересчур шикарно для встречи с так называемыми друзьями. Дядя оказался прав, чёрт бы его побрал.
Впрочем, и Кэмден выглядел ничуть не хуже. Чёрные брюки, подчёркивавшие область ширинки, футболка с логотипом «Крейсера „Галактика“», в котором кто угодно казался бы задротом, но только не Кэмден с его широкой грудью и мощными бицепсами. Удивительнее всего были очки. Лишь они напоминали о прежнем Кэмдене, пусть даже теперь они были модными, хипстерскими, в чёрной оправе.
– Очки тебе идут, – заметила я. Он улыбнулся, повернул джип. Мы выехали из тупика, я ощутила запах свежего вечернего воздуха и полыни.
– Я только на концерты их надеваю, – сказал он заговорщическим тоном, так что я придвинулась поближе. – С возрастом я понял, что женщинам нравятся мужчины в очках. Но, конечно, не старшеклассницам.
Я улыбнулась как можно дипломатичнее.
– Старшеклассницы обычно очень глупы. Совсем не разбираются в людях.
Если бы я не смотрела на него так пристально, когда мы выехали навстречу ярким уличным огням, я не заметила бы его мрачный, как тяжёлая туча, взгляд. Как обычно, хмурое выражение его лица тут же сменилось другим, лишь губы чуть сжались.
Он включил радио, дав нам обоим возможность не говорить больше ни слова.
Глава четвёртая
Тогда
Девочка и мальчик бок о бок лежали на батуте, глядя в ночное небо, похожее на огромный, залитый чернилами лист в крошечных сияющих точках. Батут больше не годился для прыжков – за это спасибо Кэмдену, много лет назад пробившему в нём дыру – но зато на нём просто замечательно было валяться тёплыми летними вечерами.
В тот вечер случилось кое-что, отличавшее его от других вечеров. В тот вечер Кэмден взял девочку за руку, и она не отдёрнула ладонь. В тот вечер, под волшебным июньским небом, она стала жертвой гормонов. Она позволила себе надеяться, что сможет полюбить это странное существо, хотя он был далеко не таким чудовищем, каким была она. Ей казалось, что даже любовь самого нелепого мальчика во всей школе лучше, чем вообще никакой любви.
Но за этим жестом Кэмдена ничего не последовало. Они просто лежали рядом, смотрели на звёзды и слушали хит группы Soundgarden, «День, когда я пытался жить». Наслаждались чувством, что они и их юные трагедии – в центре огромной вселенной. Его рука сжимала её руку, и хотя её ладонь сильно взмокла, девочка терпела.
Она собиралась сказать, отчасти потому что в самом деле так считала, отчасти потому что его хватка действовала ей на нервы, что Крис Корнелл слишком много поёт о солнце, но внезапно они услышали скрип открываемой двери. Оба напряглись, рефлекторно разжали руки.
– Кэмден! – закричал отец мальчика. Ребята выпрямились, посмотрели на дверной проём, в котором застыл его огромный, не внушающий доверия силуэт. В темноте девочка не могла различить даже черт его лица, не то что выражения. Но она знала, что Кэмден боится отца, и этого было достаточно.
– Что вы там делаете?
– Да просто лежим, – нервно ответил Кэмден.
– Ты опять с этой? С девчонкой Уоттов?
Девочка и Кэмден переглянулись. Она несколько раз была у него дома, но они прятались в его комнате. Только там они могли пообщаться, послушать музыку, побыть собой. Сводные сёстры Кэмдена любили его бесить, а мачеха так накачивалась таблетками, что не всегда могла себя контролировать.
– Её зовут Элли! – закричал в ответ Кэмден. Девочка ощутила прилив гордости. Ей было приятно, что её защищают.
Повисло молчание. Отец Кэмдена, шериф Палм-Вэлли, стоял неподвижно.
– Ну, наверно, я должен радоваться, что ты не педик, как я думал, – сказал он наконец, прежде чем, хлопнув дверью, уйти в дом.
Лицо девочки тут же залилось краской. Сглотнув, она посмотрела на Кэмдена. Его без того бледное лицо в темноте казалось мертвенно-белым, он рассматривал свои ладони.
– Твой отец считает тебя геем? – спросила она.
– А кто не считает? – ответил он с горьким смехом, не глядя на неё. – Ты же знаешь моё прозвище – Тёмная Королева. Если я не собираюсь взорвать школу, значит, пытаюсь насиловать младшеклассников.
Лицо девочки свело от жалости.
– Даже если бы ты был геем…
– Я не гей, – быстро ответил он. Девочка ласково улыбнулась.
– Я знаю. Но даже если бы ты им был, твой отец не имеет права так говорить.
Кэмден вздохнул, снова лёг на батут.
– Ну, это мой отец.
Девочка провела ладонями по грязной поверхности батута.
– А ты когда-нибудь думал, что можно было бы одеваться, ну, иначе?
Она услышала, как он поперхнулся, и поняла, что слишком сильно его задела.
– Что плохого в моей манере одеваться?
– Да нет, на мой взгляд, ничего. Но просто, может быть, если ты не будешь так своеобразно одеваться и краситься, над тобой перестанут смеяться другие?
– Но тогда я уже не буду самим собой. Я не хочу прятаться. Мне не стыдно быть Кэмденом Маккуином. Разве тебе стыдно быть Элли Уотт?
– Да, – ответила она тихо.
Он сел, склонился к ней ближе, посмотрел в глаза.
– Ты серьёзно?
Она нахмурилась.
– Конечно. У тебя есть выбор, Кэмден. Ты можешь вести себя нормально, а не как фрик, и всё будет хорошо. А я не могу перестать быть собой. Не могу изменить свою походку, не могу убрать шрамы на ноге.
Кэмден неотрывно смотрел на неё. Она немного занервничала, вытерла ладони о джинсы.
– Ты никогда не показывала мне свои шрамы.
Девочка напряжённо сглотнула.
– И не собираюсь.
– Неужели они так ужасны? – прошептал он. – Разве может что-то испортить такую красавицу, как ты?
Она вспыхнула оттого, что он назвал её красавицей.
– Что ты! Я бы всё отдала, чтобы быть нормальной, чтобы жить нормальной жизнью, чтобы стать такой же, как все.
– Правда? Отдала бы всё, просто чтобы вписаться? – спросил он, не веря.
Она кивнула. Она в самом деле отдала бы всё. Каждую ночь в постели она молила об этом, не в силах унять слёз. Она сделала бы что угодно, сделала бы всё, лишь бы стать не хуже других. А может быть, если ей повезло бы, она смогла бы со временем стать лучше. Смогла бы однажды посмотреть на них сверху вниз, как они всегда смотрели на неё.
– Если бы я верил в Бога, я сказал бы – ты должна гордиться, что Он тебя такой сотворил. Ты особенная, Элли. Твои шрамы, твоя травма делают тебя тобой. Я вижу это только так.
Девочка считала иначе. Но прежде чем она успела возразить, Кэмден придвинулся ближе, и ткань его чёрной рубашки коснулась её одежды. Она застыла, поражённая его близостью, и не могла пошевелиться, чувствуя на коже его холодные руки, чувствуя, как он упирается в неё подбородком.
Она ещё ни разу не целовалась, но знала, что будет дальше. Это волновало и вместе с тем пугало. Она не испытывала к Кэмдену влечения, но ей хотелось узнать, что изменит поцелуй.
Она закрыла глаза и почувствовала на губах его губы, удивительно мягкие. Хорошо, что он не намазал их чёрной помадой. Девочка чуть не рассмеялась, представив, какие следы остались бы у неё на лице и что подумал бы дядя.
Поцелуй был недолгим и нежным, и когда Кэмден отодвинулся в сторону, она увидела в его глазах только печаль. Может быть, он уже знал, что девочка разрушит его жизнь.