Смаглий вздохнул и подергал свои никелированные оковы.
— Ладно, как говорили в старину — сходитесь, господа… Банкуйте, псы глоданые…
Я взял со стола протокол и стал громко, с выражением — чтобы доставить удовольствие Пимашу — читать по‑французски. Коля Аверин быстро переводил на русский — для Смаглия и конвоя.
— По международному запросу Генеральной прокуратуры и Министерства внутренних дел Российской Федерации Интерполом был произведен в сотрудничестве с французской полицией оперативный розыск и арест российского гражданина Василия Смаглия, обвиняемого в незаконной деятельности на территории России, США, Греции, Германии и Израиля…
Смаглий перебил меня:
— Отец моего дружка Зиновия Каца с детства говорил ему: «Зямка, никогда не воруй! А станет невтерпеж — не попадайся!»
— Зря вы не послушались папашу Каца, — отвлекся я на мгновение и продолжил протокольное чтение ‑…По документам, представленным российскими властями, Смаглий обвиняется в участии в организованной преступной группировке, банковских аферах, позволивших ему вместе с соучастниками похитить восемьдесят шесть миллионов долларов США, в отмывании денег, уклонении от налогов и других преступлениях…
— Ребята, имейте совесть! — возник снова Смаглий. — Хоть чуточку, объедки какие‑нибудь от Уголовного кодекса оставьте еще кому‑то! А то — все мне!…
— Смаглий, не перебивай меня, добром прошу, — сказал ему негромко. И конечно, Пимашу сразу же забухтел под руку:
— Что говорит арестованный?
— Господин Смаглий все время задает мне внепроцессуальные вопросы. Я полагаю, обсуждать их сейчас несвоевременно. Можно продолжать?
— О да, конечно!
— …Французские власти, рассмотрев представленные документы, сочли возможным для дальнейшего детального и продуктивного следствия экстрадировать Василия Смаглия в Россию, где арестованный обвиняется в совершении наиболее значительных, базовых преступлений…
Я посмотрел в прозрачные глаза Смаглия и спросил официально:
— Вам содержание протокола понятно? Тогда поедем домой, на родину…
Смаглий кивнул, задумался и вдруг громко запел старую песню Игоря Шаферана:
«О воздух родины — он особенный, не надышишься им…»
Я махнул на него рукой и повернулся к французам:
— Господа, арестованный Смаглий идентифицирован по имени, документам, внешности, соответствию возрасту, дактилоскопическим отпечаткам и описанию татуировок на теле. Ему объявлен состав инкриминируемых преступлений и сообщено о выдаче властям России. Прошу всех официальных лиц подписать протокол…
И пошла писать парижская губерния: сначала, естественно, французы — человек пять, потом консул Аверин, старший группы конвоя майор милиции Котов, а последним — я. И, словно дождавшись этого великого мига, радио объявило о завершении посадки на рейс «Париж — Москва».
Я спросил у старшего конвойного Котова:
— Наручники?
Милиционер достал из кармана и протянул мне наручники. Смаглий, с интересом следивший за нашими маневрами, удивился — Зачем? Этого мало? — Он поднял скованные руки.
Я взял у французского детектива ключ, снял со Смаглия наручники, а майор Котов ловко застегнул на запястьях Смаглия свои — наши нормальные, добротные, отечественные ручные хомуты. Я отдал французу его имущество, пояснив недоумевающему арестанту:
— Это служебный инвентарь. На его материальном учете. Надо вернуть, а то он с бухгалтерией не расплюется.
— Это ж надо! — Смаглий от души расхохотался — Вот гандоны штопаные — мелочной народ!
Я легонько похлопал его по спине:
— Понимаю, все понимаю — в твоем прикиде надо щеголять во французских браслетах.