Был он круглолицым и краснощёким, с усами «шеврон» торчащими вперед, точно щётка по металлу. Светлов мимоходом подумал, что в отношениях с женщинами полицейский начальник явно обходится без поцелуев. Так и лицо в кровь расцарапать не долго. И не только лицо.
– Как минимум пять человек… – задумчиво сказал он. – Да, пожалуй, что пять… покинули буфет до вашего появления.
– И вы, конечно же, сможете назвать их имена или хотя бы описать внешность?
– Увы, не смогу, – Светлов развел руками. – Во-первых, у меня плохая память на лица, а во-вторых, как раз лиц я не видел. Просто отмечаю, что людей сейчас меньше чем было.
– Тем не менее, у нас остаётся шанс отыскать преступника, – довольно оптимистичным тоном произнес Алтуфьев. – Вовсе не обязательно он среди тех, кто ушел. Люди иногда скрываются с места происшествия, просто чтобы не выступать свидетелями.
Этот оптимизм раздражал.
– Преступников, капитан, не преступника. Полагаю, их было как минимум двое.
– Двое?
– Кто-то из подручных устроил грохот, уронил самовар, а другой под шумок завалил моего собеседника.
– Кто он?
– Я не увидел.
– Я имею в виду вашего товарища.
– Мы не товарищи, господин капитан, давайте обозначим этот момент сразу. Я впервые встретил его здесь. Даже не успел узнать имени.
Светлов говорил чистейшую правду и это придавало его голосу убедительности.
Капитан не стал дожидаться подчинённых, а сам проверил карманы убитого и осторожно, взяв кончиками пальцев за виски, приподнял его голову.
– Да, он нездешний и никаких документов. Впрочем, сейчас много приезжих. Ярмарка вот-вот начнётся. Нам придётся попотеть, чтобы установить его личность.
– Нечего потеть, – бросил Светлов. – Просто купите завтрашние газеты. В них наверняка напечатают всю его историю, а заодно и выложат основные версии убийства.
– Вы не слишком хорошего мнения о работе полиции?
– Есть такое дело.
Капитан помолчал с минуту.
– Зачем вы здесь, Светлов? – спросил он. – Всякий в городе знает, что вы не любитель иностранной драмы.
– Отнюдь. Я просто чувствую некоторую фальшь, когда русская актриса играет Терезию или Амалию. Но когда она играет Катерину, Маньку или княгиню Ольгу готов снять шляпу и разрыдаться. Французскую драму пусть играют французы, а итальянскую оперу пусть поют итальянцы, у них, поверьте, это получается лучше.
– Я что хочу сказать, – гнул своё капитан, которого не так-то просто было сбить с толку. – Вам здесь ровным счётом нечего делать. Но вы здесь. А тот, кто стрелял, сделал это столь аккуратно, что кровь жертвы даже не попала на вас. Как будто ему нарочно посоветовали выбрать именно такое направление выстрела.
– У вас богатое воображение, капитан. Именно как не любитель русской интерпретации Дюканжа, я и сидел в буфете. Заметьте, нас здесь много таких нелюбителей собралось. Театр, это ведь не только представление. Это особая атмосфера, капитан, понятная впрочем только заядлым театралам.
– Правда? Особая атмосфера? Но даже если и так, то ваша персона выделяется среди прочих.
– С чего бы это?
– Вы знаете, что находитесь под негласным надзором тайной полиции? Ваши подвиги в Америке и Европе в своё время наделали много шуму.
– Какой же он к бесам негласный, когда это известно всякому.
– Мне плевать на политику. Охрана короны не ловит мышей, но это их дело. Однако вы слишком часто попадаете в поле зрение и криминальной полиции. А потому в любом происшествии, где только мелькнёт ваша фамилия, вы неизменно возглавите список подозреваемых.
В это время со стороны зрительного зала послышались аплодисменты, овации, а по лестнице затопали сапоги. В буфете появился полицейский наряд. Алтуфьев раздал указания, и началась рутина допросов. Однако сам капитан остался за столиком Светлова.
– Оружие у вас при себе? – спросил он.
– Конечно.
– Позволите взглянуть?
– Ради бога.
Светлов вытащил из кармана револьвер. Алтуфьев понюхал ствол, и словно не доверяя одному только обонянию, засунул внутрь мизинец. Палец вернулся слегка испачканный смазкой, Алтуфьев невозмутимо вытер его салфеткой.
– Не стрелял со вчерашнего дня, – усмехнулся Светлов. – Тем более сложно представить, будто я успел забежать бедняге за спину, выстрелить и вернуться назад.
– Мы проверим оружие у всех присутствующих, – заверил капитан.
– Боюсь, что искомый ствол окажется не у них.
***
Выйдя на набережную Обводного канала и пройдя по ней некоторое время, Светлов вытащил из кармана салфетку. Она стала единственным его трофеем и возможно превратится в путеводную ниточку. Покойник мог оставить адресок или какое-нибудь иное указание. Он мог, например, предчувствуя опасность подстраховаться, или собирался назначить встречу в более спокойном месте и записал адрес заранее, не желая произносить его вслух.
Увы. Не то чтобы салфетка оказалась совершенно чистой, даже напротив – Светлов различил следы пикантного соуса, но вот никакой полезной информации она не содержала.
Оставалось полагаться на логику и память. Жалуясь на слабость последней полицейскому капитану, Светлов, конечно, лукавил. Он превосходно запомнил каждого посетителя и теперь перебирал в голове портреты людей, которые с момента его появления и до рокового выстрела находились в буфете.
Девятнадцать театральных завсегдатаев в большей или меньшей степени знакомых Светлову можно было пока отложить. Они никуда не денутся.
Два морских офицера не могли быть завсегдатаями потому, что рядом с Нижним Новгородом не случилось подходящего моря. Если только они не болели театром в совсем юном возрасте до поступления в Иркутское мореходное училище. Оба наверняка находились в коротком отпуске или командировке, хотя не исключено, что служили при штабе. Мичман, с которым он переговорил в очереди, возможно, приезжал в Кремль для получения офицерского патента из рук Великого Князя.
Почтмейстер слишком стар для такого стресса. За исключением тех пятерых, что скрылись до появления полицейского капитана, подозрительных больше не было. Ну кто ещё? Буфетчик, посудомойка, жертва? Исключено. Ещё трое приезжих, которых он лично не знал, но которые беседовали с его знакомыми, а значит установить их личности в принципе не составит труда. Всё? Нет, был ещё один человек, который заглянул в буфет минут через пять после начала беседы, но вышел незадолго до выстрела. Его Светлов также видел впервые. Однако этот последний стрелять не мог. И обрушить самоварный столик тоже. Хотя его причастность к убийству вовсе не исключается. Он мог дать сигнал, подтвердить личность жертвы или зафиксировать её контакт со Светловым. Вот этого последнего очень бы не хотелось.
Для подозрений пока слишком мало информации. Конечно, бедолагу могли шлёпнуть не из-за проклятых винтовок, а по какой-то другой причине. Во втором случае никакие размышления не помогут. По крайней мере, до тех пор, пока Светлов не узнает имя и биографию своего собеседника или не получит какой-то дополнительной информации. Так что именно покупка оружия была главной версией.
Хорошо бы узнать, где оно хранится сейчас. Для этого недостаточно было обладать информацией о том, кому оружие предназначается. Тем более, что Светлов получил лишь название городка первопроходцев на Сахалине. Ни адреса, ни контактной персоны. Но у всякой ниточки два конца. Если нельзя уточнить конечный пункт, то вполне реально узнать, откуда оружие появилось. И таким образом выйти на нынешнее местонахождение винтовок. А оттуда уже можно будет размотать весь клубок.
За ним наверняка следили, раз убийца оказался в буфете. Почему позволили передать информацию? Почему не шлёпнули раньше? Желали выйти на цепочку поставок? Тогда жизнь Светлова окажется в опасности. И пустая салфетка может сыграть роль дополнительной приманки. Что ж, мысль заманчивая. Ничего не делать, подождать, пока убийцы сами не выскочат на него, а уж там его удача и опыт позволят распутать дело одним махом.