Время шло. Каких-либо подвижек в взаимоотношениях Кузьмы и Елизаветы не было. Даже и после того, как Елизавета получила от Кузьмы целое ведро семячек, они вели себя так, как будто и не знали друг друга. Все было так, как и раньше. При встрече друг с другом они говорили за весь день только два слова. «Здравствуйте» – утром, когда начиналась работа, и «До свидания» – вечером, когда заканчивался трудовой день.
Все для Кузьмы и для Елизаветы «разрешилось» в конце июня, в пору сенокосную. Кротиха в этот день была задействована на заготовке сена. Работа была не столько тяжелая, а сколько нудная. В этот день, как назло, установилась очень жаркая погода. Стояло абсолютное безветрие. Парило. Люди, работающие в бригадах, как Бога ждали хромого Степанова с водой, который подвозил холодную воду из водонапорной башни в деревянных бочках. К обеду погода очень резко изменилась. Порывистый ветер сей миг нагнал стаи туч, которые прямо на глазах у работающих в поле, обложили небо темно-синим одеялом. Неожиданно блеснула молния во весь горизонт и раздался оглушительный треск… Дождь продолжался порядка получаса. Ни о какой-либо дальнейшей заготовке сена говорить не приходилось. Косари, копнильщики, стогометатели дружно разбежались в разные стороны, выбирая для поездки домой трактор с прицепной тележкой или пароконные брички.
Приготовилась «штурмовать» тележку с гусеничным трактором и Елизавета Крот. И как раз в этот момент почему-то у нее екнуло сердце. Внутренний голос не то в шутку, не то всерьез спросил женщину:
– Елизавета, ты почему потеряла своего Петра? Он ведь тебя так долго ждал и тоже хочет ехать на этой телеге домой…
На какое-то мгновение женщине стало не по себе. Всем своим сознанием, каждой частицей своего тела она понимла то, что Петр уже очень давно пропал без вести, вполне возможно, даже и погиб. Не зная почему, Кротиха повернула свою голову влево, в сторону длинного, березового околка, который селяне окрестных деревень называли «Тюменским». Повернув голову налево, Елизавета на какой-то миг остолбенела. Неподалеку от опушки леса на поляне Кузьма Степанов собирал полевую землянику. Лошади, запряженные в бричку, мирно щипали траву.
Незаметно для всех, словно завороженная, Елизавета быстро шмыгнула в близлежащий кустарник и легла на землю. Кусты стали хорошим укрытием для женщины, тем более, она была в зеленом платье и в зеленой кофте. «Беглянку» никто в тележке не ожидал. Никто ее и не разыскивал. Через две-три минуты трактор затарахтел. Под веселый гвалт и смех селян тележка неспеша покатилась в сторону деревни. Дождавшись, когда трактор, тянувший тележку, скрылся за лесами, Елизавета встала с земли, отряхнулась и быстро пошла в сторону «Тюменского» околка.
Через несколько секунд она уже более четко видела мужчину в черной, замасленной кепке, которая скрывала его седые волосы. Тот, кто собирал красные, как кровь, земляные ягоды, оторвал на какой-то миг свой взгляд от них и посмотрел в сторону кустов, откуда только что отъехал трактор с прицепной тележкой. Неожиданно для себя «ягодник» в метрах трехсот, а может и больше, увидел женщину, которая уверенно шла в его сторону. Кузьма не мог ошибиться. Это была Елизавета Крот. Какая-то неведомая сила подняла Степанова и заставила его бежать так, как он когда-то в молодости бегал в школе на всевозможных спортивных соревнованиях. На какой-то миг фронтовик, он же командир танка, он же сержант Степанов забыл про постоянно ноющую боль в левой ноге, про те железные осколки, которые остались в груди у него и по сей час.
Сейчас же он бежал, как влюбленный школьник, как пацан, навстречу этой еще недостаточно знакомой, но почему-то такой нужной и близкой ему женщине. Пара лошадей, пасущихся на поляне, иногда бросала ленивые взгляды на бегущих навстречу друг другу мужчине и женщине. Затем лошади лениво опускали свои морды в пахнующую земляникой траву и продолжали ее щипать. Вполне возможно, все это видели и Степанов с Кротихой. Однако им сейчас было не до лошадей. Каждый из бегущих понимал то, что через несколько шагов, через несколько секунд, они прикоснутся руками, губами, своим телом друг к другу и окажутся в мире сладостных чувств и ощущений. И все это вместе будет называться Любовью, без которой невозможно счастье тех, кто жил и живет на этой земле.
Через несколько мгновений женщина и мужчина сомкнулись в объятиях. Елизавета не узнавала себя в себе. Непонятные для нее какие-то не то зеленые, не то розовые огоньки застилали ее глаза. Она почему-то до сих пор не могла отдышаться. Крепко обняв незнакомого и очень близкого мужчину, она нежным и тихим голосом повторяла такие почему-то близкие и в то же время давно забытые для нее слова:
– Петя, Петюша, это ты, мой дорогой… Я так тебя очень долго ждала… Как я по тебе скучала…
Через какое-то время эта же женщина почему-то также любовно и вдохновенно говорила:
– Степан, Степанушка, ты, мой любимый и дорогой. Я так по тебе все эти ночи скучала и думала о тебе, мой дорогой…
Кузьма, обнимающий худые плечи женщины, не поправлял содержание слов, сказанных Елизаветой. Мужчина прекрасно понимал всю боль и страдания, которые перенесла эта женщина-немка. Степанов, гладя шершавой ладонью, которая пахла земляникой вперемежку с запахом тракторного топлива, седые волосы Елизаветы, прекрасно понимал ее состояние. Он и сам за свои годы жизни испил до дна ни одну чашу горя и несчастья. Это прошлое заставляло мужчину сильнее целовать сухие губы женщины. Он и она на какое-то время прерывали свои страстные поцелуи и начинали смотреть друг другу в лицо, как бы силясь по глубоким морщин чуть-чуть больше узнать о жизни друг друга. В это время они ничего не говорили. Мужчина и женщина просто-напросто смотрели друг другу в глаза и наслаждались их теплотой.
Через несколько мгновений их губы вновь и вновь сливались в единое целое… Затем они оказались в пучине любви, любви чистой и прекрасной. Каждый из них старался через такое продолжительное время взять эту любовь с избытком, надеясь возвратить себе то счастье, которое так безжалостно у каждого из них отобрала война.
В деревню Елизавета с Кузьмой приехали поздно вечером. Лошади лениво тянули повозку по деревенской улице. Кое-где лениво тявкали собаки, разбуженные громким пофыркиванием парой лошадей. Спящим обитателям деревни были безразличны те, кто ехал в эту летнюю ночь на повозке. Седой русский мужчина и седая женщина-немка, сидящие в ней, ничего друг другу не говорили. Они, плотно прижавшись друг к другу своими телами, лишь изредка тяжело вздыхали. Также изредка их губы сливались в единое целое…
Кузьма Степанов зашел за пустым ведром к Елизавете Крот через неделю после того незабываемого летнего вечера на поляне у «Тюменского» околка. На следующий год, пятого марта у Елизаветы родилась девочка. Назвала она ее Евой, в честь матери Петра Крота. Кое у кого из «партейных» было предложение назвать новорожденную Сталиной, но Кротиха и Степанов эту идею не поддержали. У селян ни у кого не было сомнения в том, кто является отцом девочки. Да и Елизваета с Кузьмой ни от кого не скрывали своей запоздалой любви. Они были счастливы свой любовью, своим ребенком. Ева росла спокойной девочкой. Наверное, она чувствовала спокойную и равномерную жизнь своих родителей. Через месяц после появления Евы на свет, в избушку Кротихи перешел жить и Степанов. Мужчина оказался неплохим плотником. К осени избушка немки преобразилась. Кузьма перестелил пол в избе, обновил крышу, сделал наличники для двух окон. Многое было сделано им и во дворе.