Когда начинался сезон, то есть только-только сходил снег, и появлялось мокрое шоссе, мы уже катались по дороге на своих велосипедах. Обрызганные водой и грязью с обгоняющих нас автомашин, накручивали свои первые километры. Чтобы как – то восполнить затраченные калории, нам бесплатно выдавали талоны на питание в студенческой столовой. Все проесть за месяц не успевали, и остатки талонов отоваривали шоколадом. Объедались не только сами, но и родственники. С тех пор я шоколад не очень люблю.
…Впрочем, воспоминания в изоляторе о такой вкуснотище, особенно когда голодаешь, лишь добавляют страданий. Лучше опять ухватиться памятью за что-нибудь смешное или просто приятное. Например, вспомнить игру на бильярде, который я любил перед принудительной изоляцией. Соскучился по зеленому сукну, белым шарам…. Представил картину – разбиваю пирамиду плавным ударом в крайний шар. Биток падает в правую лузу. Красота…. Но вот скрипит ни разу не смазанный запор, открывается обитая железом дверь.
– На прогулку, руки за спину, – скомандовал «гражданин начальник».
Бильярд придется отложить, помечтаю в другой раз….
Забавный случай произошел в городе Пскове, куда мы приехали на республиканские соревнования. Нам, как обычно, выдали талоны на питание в какой-то студенческой столовой. А там, в начале стойки, где выставляются первые и вторые блюда, всегда стояла сметана в 200 – граммовых стаканах, но с содержимым всего 100 граммов. Рядом же был кефир, который был гораздо дешевле. Последний, как правило, наливали сами клиенты и полный стакан.
И вот мой дружок, сын тренера Володя Кузьмин придумал способ легкой наживы. Он в стакан со сметаной доливал сверху кефир, не перемешивая содержимое, и с него плату брали меньше. Мне тоже захотелось дешевой сметаны. И все бы хорошо и вкусно, если бы не солнечный день. Луч света падал как раз на стакан у кассы, и границу между кефиром и сметаной было четко видно. А кассирша сдачу с наших талонов выдавала настоящими советскими деньгами, в этом-то и был смысл нечестного бизнеса. Но она тоже была не лыком шита, и увидев на свету наши стаканы, предъявила Кузьмину, стоявшему впереди меня, претензию….
Он все отрицал и доказывал, что в его сосуде чистый кефир. Однако чайная ложечка, которую работница столовой использовала в качестве детектора лжи, заставила Кузьмина извиниться и заплатить за двести граммов дорогой сметаны. Я скандала ждать не стал, добровольно признался, что в моей таре – чистая сметана и расплатился в полном размере. Бизнес был разорен.
А за нами шел Юра Петров, член нашей же команды велосипедистов, он был в полном неведении о проваленном «бизнес – проекте». У него в руках был полный стакан обыкновенного кефира. Но кассирша уже вошла в раж и предъявила Петрову туже претензию, что и нам, и даже чайную ложечку запустила ему в стакан. …Как она извинялась перед Юрой за ошибку, как извинялась! А этот мошенник, бубня под нос: «Ничего, ничего, бывает» и, отойдя подальше, достал из кармана неоплаченный коржик. Мы ржали, как кони – и над собой, и над кассиршей, и над своим неправильным поведением.
…Опять еда пришла на ум, а я еще не на свободе…. Да и сам поступок-то вспомнился полукриминальный. А где- то в религиозной литературе я читал, что из таких вот мелких грешков в итоге скапливается смертный и непростительный грех. Это все равно, что один камень в мешке, привязанном к шее, в воде тянет на дно так же, как и большое количество мелких камешков. Появилась праведная мысль: « Надо покаяться и в этом поступке перед батюшкой в очередную встречу». Тюрьма тюрьмой, а к батюшке по расписанию….
Помню, как в середине лета 1973 года мы были на соревнованиях в Ленинграде. В те времена Петербург величали именно так. Перед поездкой все мечтали полюбоваться старинными зданиями города, походить по исторически значимым улицам, посетить всемирно известные музеи. Но одного из красивейших городов СССР я так и не увидел: конкурентная борьба проходила в пригороде, там же нам предоставили и временный ночлег. Да и время на воплощение мечты в жизнь тренер нам не предоставил. Сам-то он здесь уже везде побывал, в прошлые поездки. А мы, как бы ни сами по себе, – мы при нем.
На второй день после индивидуальной велогонки, предстояла командная – на семьдесят пять километров. Это значит: четыре велосипедиста от каждой команды, должны были вместе как можно быстрее проехать дистанцию. Вчетвером ехать значительно легче, так как впереди мы оказывались по очереди, в то время как задние, прячась за спину лидера, отдыхали. Со стороны это выглядело как движущийся по часовой стрелке овал, если ветер дул справа, и против часовой стрелки – если слева.
Для такого движения в команде нужны длительные тренировки, чтобы смена лидера происходила слаженно и четко. Зато скорость можно было развить на пять-восемь километров выше, чем у одиночного велосипедиста, которому и отдохнуть-то было не за кем. Кто посильнее, ведущим ехал подольше, таща за собой команду и держа максимальную скорость. Велосипедисты плотно прижимались друг к другу, укрываясь за спинами товарищей от встречного ветра.
Всего было около пятидесяти команд, но тренера интересовала только победа над нашими постоянными конкурентами и земляками из химико-технологического института, и задачу нам он поставил однозначную: «Всем можете проиграть, но у химиков – выиграть».
В нашей команде мы с Володей Кузьминым были лучше подготовлены физически, на нас была вся надежда. При этом в ходе гонки мы не должны были «потерять» своих напарников. А такое случалось: иногда, будучи ведущими, мы с ним так увлекались, что даже за нашей спиной товарищам ехать было тяжело – мы раскручивали педали очень сильно. Кто- то из четверых мог не выдержать нашего темпа и отстать. Зачет на финише шел по третьему члену команды, то есть потеря четвертого до финиша не была «смертельна».
На трассе всегда стояли контролеры от каждой команды, отслеживая предварительные результаты и информируя гонщиков. Это было возможно, так как гонка всегда шла туда и обратно, финиш – там же, где и старт. Кроме меня и Кузьмина в нашей команде были Валера Иванов, лет двадцати пяти, худой, очень выносливый и терпеливый гонщик и молодой, лет двадцати, парнишка Сергей Толстов – талантливый, но еще мало тренированный, зато с большими амбициями. У каждого был разный отрезок пути, который гонщик мог проехать с максимальной отдачей: у кого- то триста метров, у кого-то целых шестьсот, как, например, у меня, чем я страшно гордился.
И как-то в этот день у нас сразу все не заладилось. Видно, темп мы с сыном тренера задали на старте слишком большой, и Толстов «загрустил»: вперед выходил совсем на «чуть-чуть», а потом и вовсе отстал. Иванова «терять» было уже нельзя. А сзади ехал арендованный тренером автобус, в котором были запасные велосипеды для гонщиков и полный состав нашей женской команды. Девчата гонку уже закончили, заняв 2-е место, и хотели поддержать морально мужскую команду. В нем же сидел Кузьмин – старший, почти сорвавший голос из-за нас, и даже его мат, обычно очень изощренный, стал непривычно повторяться.
Как назло, заморосил противный дождь, а после разворота – рванул встречный ветер. Форма промокла насквозь. Состояла она из специальных ботинок, которые намертво крепились к педалям, шерстяных велотрусов по колено, и шелковой облегающей майки с коротким рукавом. Мокрые велотрусы почему – то стали съезжать вниз и чтобы не шокировать девчонок интимной частью тела, я постоянно их подтягивал рукой, теряя драгоценные секунды и вводя тренера в крайнюю ярость. Выслушав сквозь шум ветра все, что Игорь Николаевич думал про мою заднюю часть тела, я с силой рванул штаны вверх, и они… треснули. О, ужас!