Наталия Качкаева
Комплимент
– Да ну что вы, доктор! Вы мне льстите, право! Моя фигура хороша!
– Не поняла?!
– Лучше бы и не договаривал.
– Жалкий массажист!
– Моя фигура хороша, видите ли, для вакуумного баночного массажа!
Писательство
Зловещий вечер
Летний вечер. Быстро темнеет.
По небу оголтело носятся летучие мыши, пикируя с большой высоты камнем вниз…
– А-ааа!, – кричит еврейский мальчик Миша. Летучие мыши проносятся совсем рядом…
– У меня белая губаашкааа!
Забегает за павильон детского сада, и тут-же стрелой выскакивает обратно.
За ним бежит Игорь с горящей, плавящейся головой пупса на палке. Лихие семидесятые…
Чёрная магия
Деревня просыпалась медленно.
Подтянувшись на пороге, её взгляд упал на не высокий забор.
На нём, то тут то там вразброс, крестом лежали сухие травинки.
В голове промелькнула мысль, поделано.
– Ужас! Что делать?
Она тут-же щёлкнула камерой телефона, заодно спросив у Siri: «Спалить? На перекрестке? В полночь?»
Обернувшись, она увидела воробья с травинкой во рту…
Лишний груз
– А не уехать ли, – подумала я.
Положила в сумочку Харуки Мураками и круассан.
С вокзала уже звонила ему.
«Я в поезде. Так нужно», – про себя думая: «Расстаться, расстаться…»
Семь лет в никуда. Одинокие праздники, ожидания чуда, жалкие подачки женатого мужчины.
И тут в купе вошёл ОН… Ярко жёлтые туфли, льняной пиджак.
Скоро пятнадцать лет, как мы вместе.
Обоюдное решение
В его голове жили два голоса.
Один был правильный, интеллигентный, благовоспитанный.
Второй был матерно-ругательным раздолбаем, сочинявшим гаврики в литературном журнале, под рюмочку коньяка, когда хватало денег. Когда нет, превращался в первого, но это не делало его счастливым.
Но вот исчезала эйфория от написания четверостиший. Противоречия раздирали его…
Так что он стал редактором небольшого издательства.
Летняя ночь
Крик пересмешника в ближайшей лесополосе.
Он слышен через открытое окно старой дачи с кучей не нужного хлама, включая торшер..
Скрип старого кресла-качалки с книгой, переходящий в мирное посапывание…
Ты открываешь глаза и видишь на потолке зловещую тень большой чёрной птицы. Сон вновь окутывает тебя… А утром у торшера находишь лохматую ночную бабочку…
Неудачный выбор
Она терпеть не могла маленьких собачек.
Существо на цокающих уродливых лапках вызывало в ней внутреннее неприятие.
Жирное тело, покрытое перхотью, постоянно высунутый язык собачки, дорисовывали картинку отвращения.
Он каждый день слышал это от той, которую любил, и так не хотел потерять.
Однажды, вернувшись домой она не увидела пинчера.
Собака исчезла.
Через месяц ушла и она.
Она и море
Солёный воздух пьянил сознание, ветер нашёптывал,
– Пари…
Холодное море Балтики, с ровной линией берега уходящей в высокие сосны, ей казалось таким же отстраненным от жизни, как и она сама в последние годы. Печальной, стареющей на глазах, но ещё с янтарным блеском в глазах, застывших каплями смолы.
Той, что искала в его берегах в далёком детстве.
Давно не виделись
Смешной возраст – сорок лет.
Сорок лет назад прозвенел последний школьный звонок.
Несколько лет назад я встретила одноклассницу.
Дружили в младших классах.
Я заходила за ней перед школой, находящейся в трёх минутах ходьбы.
В старших классах по причине её влюбленности в одноклассника, симпатизировавшего мне из-за заграничных шмоток, наша дружба закончилась.
– Так не прилично выглядеть, в нашем возрасте, – констатировала она, акцентируя на годах.
– У тебя тот же вес, что и в школе.
Целлюлит пора иметь, уже…
– А худеть плохо! Морщины. А так, всё натянуто, лоснится и сияет!
Она действительно шла в натянутых лосинах и сияла.
– А ты, разом не болеешь?
Союзник
Кап. Кап.
Он перевернулся на другой бок.
– Нужно поменять уплотнитель в старом кране.
Одеяло пахло сыростью, уши болели, шея затекла от твёрдости перьевой подушки.
Покрутившись какое-то время, он сполз с кровати. Втиснув ноги в старые тапки, прошаркал на кухню.
Стрелки циферблата старенького будильника, в свете уличного фонаря показывали двенадцать часов.
Он налил в алюминиевую кружку теплой воды из чайника, тут же сквозь зубы выплеснул её.
Резкая вспышка света ударила по глазам. Он зажмурился.
– Что сушняк замучал, Андрюша? Да ты рассольчика хлебани. Там, в холодильнике, – сочувствующе, по-мужски посоветовал дед. – Отцу твоему звонил. Сказал, что у меня заночуешь… Оболтус…
Не сегодня
Одиннадцатое сентября.
Он на минуту застыл у окна спальни небоскрёба.
За окном, привычная его глазу идиллия-разноцветные блики отражений солнечного света в стекле архитектурных фасадов-башень близнецов.
Его пальцы касаются подбородка, скользят по царапине.
– Чёрт, не удачно побрился!
– Проспал! Телефон! Сплошное наитие…
– Какой-же я мудак, набрался вчера… Меня ждут в ВТЦ.
«Ты, не рекламное лицо компании, ты её жопа», – заявил пиар-менеджер гей Алекс, распахивая двери Феррари.
– Подброшу тебя до метро.
Дэн вышел на Чеймберс-стрит, увидел дым окутавший башни. Гул сирен перебивали истошные крики, стоящих на асфальте.
Вдоль стен, оседающих зданий, в свободном падении, молча летели люди.
Сюрприз
– Наташа, просыпайся!
Сегодня я встаю быстро. Восьмое марта.
Мы поспешно выходим из дома.
На рынке тюльпаны, гиацинты и привозная мимоза.
Жёлтые бубушки засыпали прилавки и талый снег.
Воздух наполнен тонким ароматом зелени и раскрывшихся бутонов.
Гиацинты для любимой мамочки.
Верба для сестры.
Боковым зрением вижу, как отец кладёт в карман маленький букетик подснежников, – для меня.
И, конечно же, мимоза для бабушки.
Она не любит отца, но мимоза ей нравится.
Сюрприз!…
Беседа
Раннее утро.
Дед Егор, закинув голову, сидит на завалинке.
Под нежными лучами солнца его обветренное лицо становится тёплым.
У его ног трётся кот.
– Ну что ты, Котофей! Всю ночь орал! Спать не давал! Всё по бабам…
– Хорошо тебе… А я, три раза за ночь во двор…
Анька ругается… Я бы, уже ведро у кровати поставил…
– Да нет, нет… Не ругаю я тебя…
– Меня вон бабка, тоже раньше называла Котом-мартовским…
Кораблик
Сегодня солнце греет по особенному.
Воздух кристально чист и лёгок.
Тёплый мартовский день, один из многих дней моего детства.
По старому, с проталинами подтаявшего снега асфальту, текут ручьи, соединяясь в широкий общий поток.
Мишка в резиновых сапогах большой палкой направляет забуксовавший бумажный кораблик.
– У меня отец на таком ходит. Мать рассказывала…
– Он капитан дальнего плавания, на Севере.
– Побежали!, – кричу я…
Я старше его, и знаю, его отец сидит в тюрьме…
Ответка…
Когда наши родители были на работе, мы частенько устраивали баталии на балконах наших пятиэтажных хрущёвок.
Игра заключалась в следующем: картошкой или луком, а тогда они стоили копейки, нужно было забросить овощ, на балкон к соседу, то-есть к подруге, при этом успеть увернуться от летящего корнеплода.
Весело до умопомрачения! Нас останавливали лишь пустые овощные ящики.
И вот я, пару лет назад, иду к подъезду своей многоэтажки, как вдруг мимо меня пролетает яблоко, падая перед носом, разбиваясь в пюре..
Я обомлела… По мне явно целились.
Как вдруг слышу:
– Ты что-кретин?! ЯБЛОКАМИ бросаешься? – орал дед своему внуку на восьмом этаже.
Клофелинщица
В тот день, наш поток праздновал вечер встречи выпускников медунивера.
С жёнами были в основном подкаблучники.
Разведённые сокурсницы, изрядно выпив, начали активно флиртовать с «одинокими» однокашниками…
Среди одиноких оказался и я, моя жена была в командировке.
Людка, с которой у нас на первом курсе был секс, настырно прижималась ко мне своим большим телом, дыша в лицо парами спирта.
Мой взгляд упал на скромную одиноко сидящую девушку с чистыми глазами. Я спросил её специализацию…